Я начинаю жить (СИ) - Янг Энни. Страница 7

Я немного вырываю, откашливаюсь и пытаюсь смыть с губ прилипшие к губам капли рвоты. Теперь мне реально неудобно и стыдно. И как я оказалась в такой ситуации?

— Извините, — говорю охрипшим, смущенным голосом.

Но, похоже, он не нуждается в моих извинениях. В тишине пустого кабинета — где лишь я и он — медленно разворачивает и аккуратно сажает на стул. Опускается на колени и смотрит прямо в глаза. Я смотрю — и мне не по себе.

— Мне ужасно жаль, что так вышло. — Искренность в его голосе и то, как он смотрит на меня — с явным беспокойством, — заставляют меня поверить ему. Я молча, просто тупо смотрю на него.

— Не молчи, — просит он. — Как ты себя чувствуешь? Лучше?

— Кажется, да, — неуверенно отвечаю я.

В нем проснулась третья личность, и она мне нравится. Очень.

Он встает, достает что-то из своего делового портфеля. Ложку? (Кто вообще носит с собой ложку?) Идет к раковине и держит ее под струей холодной воды. Горячей нет, я только что проверяла.

До меня доходит, что он собирается сделать. Как я и предполагала, подходит ко мне, снова опускается передо мной и прикладывает ледяную ложку к моей ссадине на лбу. Я не вижу себя, но готова поспорить, лоб мой сияет красным пламенем. Начинает щипать.

— Ай.

— Прости, похоже, я здорово сшиб тебя дверью. Но не беспокойся, у тебя здесь всего лишь маленькая ссадина, — сообщает Игорь Константинович, дотрагиваясь до моего лба легким касанием большого пальца. Действие холода начинает давать эффект — кожа немеет, лишившись осязания. — Что ты делала возле моей двери? У нас ведь занятие начинается в 11:30, так?

— Я… хотела… я пришла… — Я похоже разучилась думать и говорить одновременно.

Игорь Константинович выжидающе смотрит на меня.

— Я пришла, чтоб извиниться, — наконец заканчиваю начатую мысль.

— Извиниться? За что? — Он спрашивает так, будто и вправду не знает, за что.

— За то утро, — только и могу ответить я. Новая волна боли охватывает меня, и я снова хватаюсь за голову. На секунду закрываю глаза и вновь приоткрываю. Он сочувственно смотрит на меня.

— Ты правда считаешь, что должна передо мной извиниться?

— Ну да, а разве не должна?

Теперь я его не понимаю.

— Думаю, мы оба были не правы, когда наговорили друг другу всякой гадости. Я прошу за это прощение. В тот день я был не в настроении. И я прекрасно знаю, что это не оправдание. Просто… кое-кто вывел меня из себя.

— Я?

— Нет, не ты. Есть там один… Но и ты, скажу, далеко не сахар.

Виновато морщусь и улыбаюсь. Меня поражают его откровения. А еще манера речи: не жестокого и эгоистичного деспота, а вполне нормального человека.

— И всё-таки, кто же вывел вас из себя?

— Хм, племянник мой, — нехотя сознается преподаватель.

— Племянник? — удивляюсь я. — А сколько вам лет-то тогда? — снова мое любопытство берет верх. Вот зачем я спрашиваю такие вещи? А если он снова пошлет меня?

— Да, представь себе, мне двадцать семь, и у меня есть племянник — гаденыш редкостный, — усмехнувшись, говорит он.

Я смеюсь и тут же хватаюсь за голову, чтобы не тряслась. Больно.

— Сильно болит? — морщит нос, словно это ему сейчас больно, а не мне.

— Есть немного.

Убрав ложку, Игорь Константинович вглядывается в мой лоб.

— До сих пор красный, шишка тебе обеспечена. — Улыбается невинной, искренней улыбкой. Не могу сказать о себе того же. Ведь завтра мой красный лоб превратится в нечто фиолетово-желто-зеленое — и меня это злит. Мое лицо — мое всё. Я и крашусь-то только за тем, чтобы скрыть все изъяны и недочеты своего и без того неидеального лица. А не потому, что лишний раз пытаюсь подчеркнуть свою идеальность, как считают многие. А я просто не хочу быть хуже других.

— Блин, какого черта вы открыли дверь со всего размаху? — возмущаюсь я, забыв кто передо мной.

Он ошарашенно глядит на меня, не понимая в чем причина моей внезапной смены настроения.

— Извините, — тут же добавляю я. Эх, придется замаскировать лоб толстым слоем тоналки.

— Да ничего, всё нормально. Со мной, но не с тобой. Может, отвести тебя в медпункт? Что-нибудь еще болит? — интересуется он, глядя в мои глаза. Путем некоторых усилий отвожу взгляд от этих гипнотизирующих озер.

— Копчик, но в медпункт не надо. Со мной всё будет в порядке. Я рада, что вы не сердитесь на меня и не собираетесь мстить, — не успев отфильтровать мысли, выпаливаю я.

— Мстить? — На его лице появляется не очень-то приятная ухмылка. — В самом деле?

— Извините, я ляпнула не подумав, то есть подумала, но не успела заткнуть рот. — Удрученно вздыхаю. — Забудьте.

— Ладно, проехали… Но к твоему сведению, я не собирался, как ты говоришь, мстить. Мы же выяснили, что оба были неправы, так ведь?

— Да, конечно, — соглашаюсь я, но неуверенно. И это не ускользает от его внимания:

— Что не так?

— Ну… просто, я вас не понимаю, — наконец включив свою голову, начинаю говорить с ним уверенно и непринужденно, но всё же мой взгляд устремлен в пол. Он ничего не говорит, и не вытерпев двухсекундного молчания, подымаю свои глаза и вижу его, говорящие "продолжай, я еще не уловил смысл твоих слов".

— Сейчас вы такой… — не могу подобрать подходящее слово, — такой… нормальный.

Нормальный? В самом деле, Алекс? На свете столько определений, а ты не можешь описать его? Я в тебе разочарована.

— Я хотела сказать, в вас как будто бы живет несколько человек, и не все из них обладают положительными качествами.

— Что ты имеешь в виду? — Он явно понимает меня, но почему-то скрывает.

Хорошо, скажу, как есть.

— Ну, с тем злополучным утром мы разобрались. Но что касается вашего поведения на занятиях, вашего метода обучения, я не понимаю. А сейчас вы вполне адекватный человек, стоите здесь, передо мной, и предлагаете помощь. Это странно, не находите?

— Согласен, — говорит Игорь Константинович и замолкает. Это что, всё? Я жду объяснений, между прочим.

В моих глазах он видит, что этого недостаточно. Конечно, недостаточно. Он что, тупой совсем?

— Ну хорошо. Как ты уже сказала, это мой метод обучения такой. Понимаешь? Чрезмерная строгость, большой спрос со студентов. Только это секрет, так что не выдавай меня, — словно мальчишка, просит меня не рассказывать маме нечто такое, за что та может отругать.

— А грубость и мерзкое поведение идут в комплекте, да?

— Играю свою роль как могу. Можешь лучше — покажи.

— Ой, нет, прикидываетесь вы отлично. Никто и не догадывается, что ваша строгость фальшивая. Вам бы в кино податься. Думаю, из вас получится отличный актер. — Мне стало так легко с ним говорить. Напряжение вдруг куда-то исчезло.

— Обязательно подумаю, — ухмыляется он.

— Я, наверное, пойду, мне уже гораздо лучше. А насчет "строгости" не переживайте, я никому не скажу. Обещаю. Даже своей подруге, — уверяю я его. Он искренне улыбается.

— Хорошо, но ты уверена, что в порядке? Как копчик? — Да он насмехается надо мной.

— С ним всё нормально, поболит и пройдет. Миллион раз зимой на лед падала, и ничего, жива еще, как видите. — Встаю, и меня уносит в сторону. Он моментально подхватывает меня.

— Я сама. Всё нормально. Просто слегка голова закружилась. — Глядя прямо ему в глаза, неловко освобождаюсь от его сильных и крепких рук и направляюсь к двери. — Я в порядке, — говорю на всякий случай, чтоб он внезапно не решил снова меня схватить. — До свидания.

— Ещё встретимся, Александра.

Выхожу. Всё прошло отлично. Мои раненые голова и копчик явно спасли меня от серьезного разговора на тему морали и этики. Он состоялся бы совершенно иначе, если бы не эта дверь. Спасибо тебе, дверь. Теперь я не боюсь Игоря. И да, теперь я буду называть его по имени, и пусть лишь в своих мыслях.

— Я жду тебя здесь целую вечность, что так долго? Не убил тебя — и на том спасибо. Погоди-ка… — Она замечает мой лоб, когда я подхожу чуть ближе. Удивленно глядит на меня округленными глазами. — Что случилось? Это он тебя так?