О псевдогаллюцинациях - Кандинский Виктор Хрисанфович. Страница 36

Так, картины, произведенные на белом экране посредством волшебного фонаря, невидимы в ярком дневном освещении; но стоит лишь затворить ставни и двери комнаты, – и они выступят тогда весьма резко и ярко.

Таким образом, сновидение есть не что иное, как кортикальная галлюцинация, происходящая, при указанных условиях, путем объективизации образов воспоминания и фантазии. Патологические кортикальные галлюцинации тоже требуют, как conditio sine qua non, расстройства сознания в отношениях его к внешнему миру, т. е. расстройства или прекращения апперцептивной деятельности чувственных центров мозговой коры, но они чаще происходят путем объективизации не простых представлений воспоминания и фантазии, но псевдогаллюцинаций, значит, в последнем случае предполагают собой болезненное усиление внутренней продуктивной деятельности кортикальных чувственных центров. Этим способом галлюцинации происходят – при наркозе, в гипнотических и сомнамбулических состояниях, в трансе, в экстазе, в тяжелых формах delirii trementis и delirii febrilis, в истерических и эпилептических состояниях помраченного сознания, в кататоническом ступоре, в очень острых формах идеофрении, когда расстройство сознания достигает высокой степени.

Во избежание недоразумений, я должен еще оговориться относительно двух пунктов.

Может быть, кто-нибудь вздумает сделать такое возражение: если причина того, что наши воспроизведенные чувственные образы не объективируются, заключается в возможности непосредственного сравнения их с первичными чувственными образами, то почему наши зрительные воспоминания не объективируются, подобно тому, как в сновидении, когда мы просто закрываем глаза? Ответить на подобный вопрос вовсе не трудно. Во-первых, закрыть глаза – вовсе не значит устранить восприятие внешних впечатлений.

Все, что существует вне нашего сознания, есть для последнего внешность, и самое наше тело, в этом смысле, есть такая же внешняя вещь, как любой предмет внешнего мира. Закрыв глаза, мы даже не перестаем видеть, потому что темнота есть своего рода ощущение; кроме того, наше темное поле зрения никогда не бывает вполне свободно от световых пятен, клочков светящегося тумана и тому подобных световых субъективных метеоров, которые в восприятии получают характер объективности, потому что происходят от внутренних органических раздражений в сетчатке глаза и в зрительном нерве [111]. С давних пор слепые, у которых теряется самое ощущение темноты, теряют вместе с тем все свои зрительные воспоминания и перестают «видеть во сне» (сохраняя способность грезить слуховыми представлениями). Если слепые еще не успели утратить своих зрительных воспоминаний, то последние не получают характера объективности до тех пор, пока не прервалось восприятие внешних впечатлений, действующих на все другие чувства (слух, осязание, мышечное и общее чувства). Осязательная или слуховая объективность есть все-таки объективность, и возможность непосредственного сравнения отсутствия объективности в произведенном зрительном образе с объективностью, имеющейся в непосредственном слуховом или осязательном восприятии, тоже не позволяет зрительным образам репродукции объективироваться. Если в то время, когда мы живо грезим во сне, наше сознание случайно воспримет из внешнего мира какой-нибудь резкий шум как таковой (не ассимилируя его с своими субъективно возникающими представлениями, т. е. не затирая в нем действительного характера объективности), то зрительные образы сновидения моментально теряют свой произвольный характер объективности перед действительной объективностью воспринятого звука. Я убежден, что если бы возможно было лишить человека сразу восприятия внешних впечатлений со всех чувств, то образы автоматической деятельности воспоминания и фантазии у этого индивидуума моментально бы объективировались и получилось бы сновидение или кортикальная галлюцинация.

Много было говорено о существовании различных переходных ступеней между настоящими галлюцинациями и обыкновенными чувственными представлениями, и весьма возможно, что в описываемых мною псевдогаллюцинациях увидят одну из таких переходных ступеней. Что касается до меня, то я смотрю на дело так: я допускаю существование всевозможных переходов между обыкновенными воспроизведенными представлениями и резко выраженными псевдогаллюцинациями. Я допускаю также, что галлюцинации могут быть различны по своей интенсивности. Но я не допускаю никаких степеней в характере объективности, одинаково присущем как галлюцинациям, так и первичным чувственным образам и притом в одинаковой мере как интенсивным, так и слабым. Или имеется налицо этот характер объективности, или нет его; середины тут нет и не может быть. Относительно тех галлюцинаций, которые бывают вместе с нормальными действительными восприятиями, и требуют для своего происхождения участия субкортикальных чувственных центров, мне кажется, и без дальнейших объяснений понятно, что галлюцинация или есть, или нет ее. Но я не допускаю и относительно чисто кортикальных галлюцинаций никаких переходных степеней (разумеется, помимо степеней интенсивности) не только к простым чувственным образам, но и к псевдогаллюцинациям. Обыкновенное, равно как и псевдогаллюцинаторное чувственное представление или объективируется, или же оно не объективируется; в первом случае выйдет галлюцинация, во втором она не получится75. Совершенно аналогично этому, мы, при стереоскопировании без стереоскопа или сливаем два различных изображения в одно и получаем представление телесности, или же не сливаем их и тогда представления телесности не получаем. Как невозможно получить при этом полупредставления телесности, так точно невозможна и полугаллюцинация, в которой субъективный чувственный образ объективировался бы лишь наполовину.

Резюме

Привожу резюме, представляющее точный смысл этого этюда и главнейшие из тех результатов, к которым я пришел.

I. Несмотря на количественное богатство литературы об обманах чувств, учение о галлюцинациях еще далеко не закончено; теория, всецело объемлющая действительные факты, по этому предмету до сих пор еще никем не представлена.

II. Не только в практике, но и в литературе до сих пор весьма часто причисляют к галлюцинациям субъективные явления, в действительности к первым вовсе не принадлежащие.

III. Необходима установка точного понятия о галлюцинации. Галлюцинация есть, прежде всего, субъективное (безобъективное) чувственное восприятие, и потому содержание ее всегда конкретно: абстрактных галлюцинаций (как, например, допускавшиеся Кальбаумом) не бывает. Однако не всякое субъективное чувственное восприятие есть галлюцинация.

IV. У душевнобольных должны быть различаемы (не только теоретически, но и практически) три рода субъективных чувственных восприятий: а) простые, хотя по своей живости и чувственной определенности сравнительно со средней нормой чрезвычайно усиленные образы воспоминания и фантазии; b) собственно псевдогаллюцинации (псевдогаллюцинации – в моем, а не в гагеновском смысле) и с) настоящие галлюцинации. При всех только что названных трех родах субъективных восприятий чувственные образы одинаково «проецируются наружу» и одинаково соединены с побочными представлениями двигательного характера.

V. Настоящей галлюцинацией субъективное чувственное восприятие может быть названо только в тех случаях, если чувственный образ представляется в восприемлющем сознании с тем же самым характером объективной действительности, который при обыкновенных условиях принадлежит лишь восприятиям реальных внешних впечатлений. Различий в степени объективности между действительно галлюцинаторными чувственными образами не существует; наполовину галлюцинировать нельзя – и в данную минуту больной либо имеет действительную галлюцинацию, либо не имеет ее (а имеет, например, лишь псевдогаллюцинацию). Между негаллюцинаторными чувственными восприятиями (образы воспоминания и фантазии, мои псевдогаллюцинации) и галлюцинациями, – что касается характера объективности или действительности, – переходов не существует.

вернуться

111

Ср. J. Muller, Ueberdiephant. Gesichtsersch. Coblenz., 1826, p. 14..