Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ) - Старицкий Дмитрий. Страница 12

Потом с удовольствием прогулялся по центру Москвы. Совместил отдых с шопингом.

Купил Василисе пляжный набор с раскладной сумкой-подстилкой на основе тонкого поролона, с двумя большими махровыми китайскими полотенцами. Одно с дельфином, другое - с яркими райскими птицами. Шляпу соломенную с большими полями воланом. И настоящее парео индонезийской фабрикации - красивое. Сланцы пляжные до кучи. А вот купальник покупать ей не стал – нечего баловать. Скрывать от меня красоту ее тела – грех.

Добавил ей фирменный набор увлажняющих кожу кремов и берегущих ее от солнца. Ну и себе заодно приобрёл упаковку депилятора с экстрактом ромашки и алоэ.

Захватил ящик пива в банках к будущей поездке на море. А что? Гаишников там днем с огнем не найдёшь. Разве, что какой неандерталец приколется с полосатым каменным топором.

Уже на выходе из торгового центра увидел на витрине красивую шелковую комбинацию всю в кружевах. Под цвет Василисиных глаз. И не удержался от такого подарка своей женщине. Придет ночью – подарю. А так обойдется только пляжным набором.

Дома решил вздремнуть на привычном месте. Вернуться я могу практически в то же время, когда ушел. Никто там и не заметит особо моего отсутствия.

Проснувшись, устроил подробный серфинг по интернету про банк ««Нанодин»», что в девяностых устроил долларовый дождь на Большой Грузинской улице в Москве. Можно было бы и МММ потрясти, но там больше рубли. А мне нужны доллары. Причем доллары старые, без новомодных систем защиты.

Но кто-то интернет сильно почистил и никаких упоминаний о долларовом дожде в несколько миллионов не осталось. Хотя я, в свое время, этот долларовый дождь наблюдал собственными глазами из-за омоновского оцепления.

Пришлось, как участковому, обходить все квартиры на верхних этажах этого кирпичного здания. Хорошо еще, что это была башня в один подъезд. С помощью маленьких ««глазков»» следил. Но нашел, потратив на это целых трое суток ««осевого времени»», прошерстив две осени второй половины девяностых.

Офис этого банка был устроен в обычной трехкомнатной квартире. В одной комнате приёмная аж с темя секретутками, в смежной – начальник мордатый сидит. В третьей кассиры с кучей пластиковых сумок типа ««мечта оккупанта»». На моих глазах одну из них после подсчета наполняли пачками долларовых купюр, в обвязке резиновыми пассиками. М-дя… Что-то штат этого банка меньше минимального, а деньгами ворочают солидными. Причём именно ворочают. Сумками.

Дождался, когда закончится у них рабочий день и останется в квартире только один охранник, уткнувшийся в телевизор в обнимку с чайником на кухне, а остальные комнаты запрут, создал ««окно»» в кассу и умыкнул оттуда пару тяжеленых сумок. Всё равно на следующее утро они устроят из окна на улицу долларовый дождь, перед омоновским обыском. Кто считать будет: сколько куда улетело?

Когда вернулся к тарабринскому отелю на колёсах, водовозы закончили свою работу и разворачивали большие бочки на конной тяге на выезд с этого огороженной колючей проволокой объекта.

Сумки с валютой запихнул в багажник, а подарки Василисе - в салон.

Дождался, когда водовозы уедут, и подкатил к желтому вагону.

Явочным порядком, заперев изнутри, приватизировал я смежное купе, которое от меня через санузел. И там уже сел рассмотреть подробно свою добычу, о которую чуть руки не оборвал. Всё же бумажные деньги – очень тяжелая ноша.

В одной сумке были только 100-долларовые купюры - и старые, и новые вперемешку, в другой – долларовая мелочь, уже разделенная в пачки по номиналу. В грубой прикидке досталось мне свободно конвертируемой валюты около десяти миллионов.

Вот, Митя, ты и стал долларовым миллионером. А толку?

Впереди куча работы по отделению купюр девяностых годов от более ранних. Как определять - я на флешку записал. И пару батарей зарядил для ноута. Его тоже с собой притащил – так мне привычнее работать. И зарядное устройство на солнечной батарее не забыл, помня, что электричества у Тарабрина нет, а в этом старом вагоне оно только на ходу появляется от вращения осей.

Позвали на ужин.

Сказал, что поем в вагоне-ресторане. С Василисой.

Ужин прошел, как пишут в газетах, в дружественной обстановке. Вдова, как оказалась, умела пользоваться столовыми приборами. На любом банкете за нее не было бы стыдно.

- Отец научил, - правильно поняла женщина мой удивлённый и вопрошающий взгляд. - А его в свое время его отец. А того – дед. У нас вся семья так умеет.

Удивила. Честное слово.

Хотел я проявить демократичность и кухарку за наш стол посадить, только та с испугом отказалась. Впрочем, исправно работала за официантку, перепоясавшись чистым фартуком.

После ужина опять скакнул в Москву девяностых.

Маршрут выбрал такой, чтобы самому с собой не пересечься. На другом конце города. Во избежание… Хрен его знает, чего ««во избежание»», но поостерегся на всякий случай. Вдруг сам себя прошлого коснусь и аннигилируюсь нахрен?

Поменял в обменнике две сотки баксов и купил на оптовке пару десятков сумок того же фасона ««мечта оккупанта»», только небольших. Рюкзак неприметного дизайна и несколько блоков германских сигарет ««НВ»» - нравились они мне раньше, пока не пропали из продажи в 1999-м. И блок одноразовых зажигалок ««Bic»» в пластиковой кассете.

И для Васьки килограммовый пакет сухого порошка сока маракуйи. Испанского. Только добавить воды и подождать пару минут. Не какая-то там галимая химия, а реальный сублимированный фрукт. Экзотика! Удивлять бабу, так удивлять.

Чая в подарочном наборе в жестяной красивой коробке. И просто хорошего байхового в картоне. Жестянку в подарок Тарабрину. Остальное ««тильки для сэбэ»». Надоел уже квас.

Кофе растворимого пару банок. Французского. Гранулированного. Хоть сам такого не люблю особо, но долго искать нормальную джезву и ручную кофемолку охоты не было. А под руку не попалось. Раньше армяне такими вещами активно торговали. Джезвы были из настоящей красной меди, изнутри луженые оловом. А сейчас их что-то не видно на этом рынке.

Грязь, везде упаковка использованная валяется. Лотки продавцов в железных морских контейнерах. Тут тебе и витрина, и прилавок, и склад. Кругом потомственные хабалки торговые и бывшие интеллигентные люди, переквалифицировавшиеся в торгашей, и ещё стесняющиеся своего нового статуса. И толпы озабоченных горожан, ищущих товар подешевле.

Из динамиков над рынком с надрывом выла Тяня Буланова, наводя тоску. Но уверенно отнимала у Пугачевой основного ее слушателя – баб среднего возраста, средней внешности и со средним образованием.

Тошно мне стало от такой наглядной картины обильной разрухи. До сих пор не пойму: как это, всеми фибрами души ненавидящая ««торговое быдло»», советская интеллигенция добровольно отдала страну этим же торгашам в руки, а сама осталась у разбитого корыта. Причем, отдавала, активно при этом похрюкивая. Видно ждали они для себя от новой власти за поддержку чего-то подобного указу «О вольности дворянской», но… за что боролись, на то и напоролись. Кормить бездельников и трепачей были согласны только коммунисты.

Уходил с рынка под задорный хит девяностых. ««Комбинация»» пела ««Бухгалтера»». Героя нового времени.

Вернулся в тарабринский мир, нагруженный как ослик. Пора мне набирать в команду ««верблюдов»», как это челноки делали. Только вот засада: тарабринских местных мужиков, здесь уже рожденных, брать нельзя – на обратном переходе в свое ««осевое время»» они помрут. У Степаныча самого команда торгашей из пришлых личностей, как Василиса объяснила - набранных с бору по сосенке из разных времён.

- Так-то ты меня ждешь, милёнок разлюбезный? – грубо толкнула меня сердитая Василиса.

Надо же... Уснул я с пачкой долларов в руках, раскладывая ими пасьянс по годам выпуска.

И лампа керосиновая горит.