Дерево дракона - Каннинг Виктор. Страница 32

— Они сетовали, что пришлют всего шестерых.

— И когда прибудут эти шестеро? — спросил полковник, не сводя глаз с темноты за окном.

— Никто не знает, но, кажется, скоро.

— Шесть человек — это ничто, Абу. Если они прибудут вовремя, значит, нам потребуется на шесть пуль больше, только и всего.

— Смерть повара огорчит меня.

— Смерть всегда кого-нибудь огорчает, Абу. Но от этого она не перестает быть смертью. — Моци вдруг повернулся, остановив взгляд своих темных глаз на Абу. Его гладко зачесанные назад волосы и изборожденное морщинами лицо создавали зловещее впечатление черепа, обтянутого кожей. Да, Абу полковник тоже верит, но не так, как Миетусу. — Скажи, Абу, если я вложу тебе в руку нож и прикажу убить повара, ты сделаешь это?

Отвесив легкий поклон, Абу старчески взмахнул рукой:

— Вложите нож в мою руку, полковник, а со своим горем я уж как-нибудь справлюсь.

— Хорошо. А сейчас иди спать.

И он снова повернулся к окну. Через пять минут после ухода слуги на горном склоне зажегся долгожданный огонек. Он замаячил справа, так что полковнику пришлось отодвинуться в левый угол оконного проема, чтобы разглядеть его получше.

Огонек мигал некоторое время, потом исчез. Полковник ждал.

Вскоре огонек снова появился, помигал и пропал. Моци подошел к двери и выключил свет. Выждав немного, он снова включил его, потом опять подождал, выключил и не спеша вернулся к окну. Он не испытывал ни радости, ни возбуждения — все шло по плану. Вынув из кармана фонарик, он начал подавать условные сигналы. Крохотный фонарик размером не больше карандаша давал такой слабый луч, что для того, чтобы разглядеть его издалека, требовался бинокль. Этот фонарик попал на Мору тайно, запрятанный в ручку платяной щетки, которой Абу чистил одежду хозяина.

Сигналы продолжались полчаса, и к тому времени, когда они прекратились, Миетус знал об устройстве Форт-Себастьяна и жизни гарнизона все, что было известно Моци.

Полковник включил свет и, выждав некоторое время, направился в комнату Хадида Шебира. Войдя без стука, он приблизился к постели. В темноте раздавалось мерное дыхание спящего Хадида. Полковник опустился на край постели, собираясь разбудить спящего, и вдруг вспомнил слова Мэрион Шебир:

«В былые времена Хадид перерезал бы вам горло, если бы увидел, что вы дотронулись до меня хотя бы пальцем». И свой собственный ответ: «В былые времена — да. Он бы просто кишки из меня выпустил… Он был настоящим мужчиной».

Да, в былые времена Хадид работал ножом так же быстро, как и мозгами. Но сейчас, помимо торжествующего чувства уверенности, вызванного появлением Миетуса, он испытывал сожаление. Он сожалел о былых временах, когда Хадид был в его жизни всем и олицетворял для него всю Кирению и его собственное честолюбие. Но сейчас не Хадид, а он сам сделался господином положения, хотя и не был рожден для этого, и весь его талант заключается в том, чтобы служить. Но для того, чтобы служить хорошо, человеку нужен хозяин, более сильный и обладающий десятикратно более тонким и изощренным умом, чем он сам… Но теперь все изменилось… Это существо, спящее сейчас перед ним, всего лишь тень, которая черпает жизненные силы из наркотиков, эскимос, не способный добыть огонь, чтобы согреть женщину, такую, как Мэрион Шебир. Лицо его скривилось в презрительной гримасе. Он потряс спящего Хадида за плечо и, когда тот проснулся, с немым удивлением озираясь по сторонам, приложил палец к его пересохшим губам и прошептал:

— Тс-с-с, это я.

Постель скрипнула, Хадид сел. Он долго, шумно сопел, потом прокашлялся:

— Моци?

— Да, это я.

— Что-нибудь случилось?

— Они здесь.

— Они? Кто они?

Вопрос этот вызвал в Моци новый прилив презрения. Разве так было раньше? Если бы кто-нибудь дотронулся до плеча спящего Хадида, тот вскочил бы мгновенно, и нож или револьвер всегда были у него под рукой.

— Миетус и остальные. — Голос его звучал бесстрастно. — Роупер, Лоренцен, Плевски и Сифаль.

После минутного молчания Хадид откинулся на подушки.

— Ну и что? О чем вы договорились? — выдохнул он наконец.

— Пока ни о чем. Разве это было возможно? Завтра снова выйдем на связь. И послезавтра тоже. Я должен сообщить им еще много подробностей.

— Так когда все произойдет?

— Я пока думаю. Скоро на остров пришлют дополнительных людей для охраны. Хорошо бы успеть до прибытия подкрепления. Нам повезло — губернатор тоже приедет.

— Ты все еще думаешь, что это необходимо?

— Конечно. Одного побега недостаточно. Мы должны произвести настоящий взрыв, так чтобы звук его ураганом пронесся по всему миру, чтобы о нас заговорили повсюду и чтобы в крови нашего народа снова загорелось пламя…, которое никто и ничто не сможет потушить. А для этого нам нужен губернатор.

Про себя же подумал: "А еще нам нужна твоя смерть. Чтобы к пролитой крови твоего отца прибавилась кровь мученика сына.

Твоя кровь и сэр Джордж Кейтор помогут моему народу поглумиться над англичанами, и это глумление лишь усилит то пламя, что будет гореть в его сердцах".

— Одного побега недостаточно, — бесстрастно повторил он. — Сам по себе наш побег — ничто. Но если мы захватим губернатора — вот это будет позор для англичан. Настоящий позор.

— Согласен. Но когда он прибудет?

— Это никому не известно. И если побег состоится раньше, нам нужно будет подумать, как захватить его.

— И ты уже думал об этом?

— Да. Но скорее всего это не понадобится. Если он хороший губернатор, а я думаю, что это именно так, то он вскоре наведается сюда проверить, как идут дела.

Хадид Шебир глубоко вздохнул и вытянул вперед руку, пытаясь нащупать в темноте мундир Моци. Сейчас он напоминал ребенка, ищущего в темноте опоры и поддержки от своих детских страхов.

— Мне иногда кажется, что мы, сами того не зная, играем со смертью. Как маленький ребенок, забравшийся на дно засохшего колодца в пустыне, пытается погладить по голове песчаную гадюку. Иногда жизнь мне кажется не явью, а сном.

В такие моменты мне бывает хуже всего, и тогда мне нужно вытянуть вперед руку, чтобы убедиться, что ты рядом. В такие моменты я слаб, как женщина, и мне стыдно за себя. Дай мне силы, Сала Моци! Будь моей силой!

— Я буду твоей силой, — проговорил Моци, внутренне передергиваясь от презрения, а про себя прибавил: «А еще я буду твоей смертью и торжеством твоей чести, которая вместе с твоим именем будет жить в сердцах всех людей, кроме моего».

Он поднялся.

— Не нужно говорить об этом Мэрион. Я сам расскажу ей, когда придет время.

Моци вышел, тихо притворив дверь. С минуту он стоял на вымощенной каменными плитами площадке, всего в нескольких шагах от двери Мэрион Шебир. Интересно, спит она сейчас или нет? Совсем близко он чувствовал ее присутствие, и воображение снова разыгралось в нем. Страстный огонь желания пронизал его тело, смешавшись с радостным предвкушением грядущих событий. Этот огонь жег ему горло, взывавшее о глотке прохладной воды, способной остудить жар. Он стоял так секунд десять, чувствуя, как пульсирует жилка у него на виске, потом повернулся и пошел в свою комнату. Он думал о майоре Ричмонде, вспомнив, как тот сегодня днем сидел на пляже рядом с Мэрион, а когда поднялся, кровь прихлынула к его лицу, и он поднес руку к виску, где билась и пульсировала такая же жилка. Стало быть, и он тоже…

Какими же глупцами иногда бывают мужчины.

«В такие моменты я слаб, как женщина, и мне стыдно за себя». Ведь есть же мужчины, которым неведомо, что женщины обладают куда большей силой, чем они.

Глава 6

Высоко в небе плыла луна, теплый ночной ветерок шевелил верхушки сосен. Они лежали на старом дождевике, голова девушки покоилась у Марча на плече. Рядом стояла непочатая бутылка бренди. Обычно они немного выпивали, но сегодня обоим почему-то не хотелось пить. Они лежали и курили, наблюдая, как облачко дыма растворяется в ночной мгле. Наконец Арианна спросила: