Клетка - Каннинг Виктор. Страница 39

— Да-да, пора. Пора вам обоим. Эх, мне бы твои годы. И чтоб судьба наступала на пятки. Я бы повел иную жизнь. Ведь знаешь, как бывает? Один неверный шаг — и ты на обочине до конца дней. Потому позволь, я кое-что тебе расскажу. Сейчас, когда мы одни, самое время. — Он пододвинул графин поближе к Фарли и рассмеялся. — Не бойся, я не стану читать наставления на правах будущего тестя. Отнюдь. Послушай, мальчик мой, мне, знаешь ли, когда-то отлично служилось, все дороги были открыты. Ничто не могло остановить. По крайней мере, я так думал. Во все стороны один зеленый свет. И знаешь, что я наделал? — Он залпом осушил рюмку, не сводя глаз с Фарли. «Хороший он парень, — опять мелькнуло в мыслях полковника. — Жаль, что придется его огорошить, но будь я проклят, если не выскажу все начистоту. Я и так слишком много скрывал на своем веку». — И знаешь, что я наделал? — с нарочитым нажимом повторил он.

— Нет, сэр, представить не могу.

— Еще бы. Боже мой, я тоже в свое время не представлял, что способен на это. Так вот, я попробовал поступить по-мужски. Расскажешь ты об этом Саре или нет — решай сам. Я бы, конечно, не стал. А тебе знать надо. Ты уже немало слышал о ее матери, леди Джин, так?

— Да, немало.

— Прелестная женщина, но была хитра, как всякая ирландка. Я знал и любил ее многие годы. Не женщина — порох! Я боготворил ее. Для меня она оставалась святой, хотя грешила на каждом шагу. И хотя, как говорится, о мертвых — или хорошо, или ничего, сейчас эта пословица неуместна, ведь ты собираешься жениться на ее дочери… — Он замолк, откашлялся и не спеша продолжил: — Ты женишься на дочери леди Джин, но не на моей, и рассказать об этом Саре или нет — дело исключительно твое. — Он сухо усмехнулся. — Не ожидал, да? Но тебе, как никому, положено знать всю правду. По справедливости.

Фарли помолчал немного, потом тихо предложил: «Думаю, сэр, будет лучше, если вы расскажете все по порядку, а я посижу и послушаю. Наперед скажу только одно. Мне все равно, чья Сара дочь. Я люблю ее и женюсь на ней».

— Молодчина. Я так и знал. Что ж, вот тебе все без прикрас. Однажды леди Джин сказала, что беременна уже четыре месяца, а отец ребенка жениться не хочет, хотя она согласна выйти за него… по соображениям, с любовью, можно сказать, не связанным. Тогда на ней женился я, поддавшись (мне теперь стыдно в этом признаться) на… как лучше назвать их?… — он вдруг посуровел, — на заверения, посулы, обещания быстрого и верного продвижения по службе, которые дал мне отец будущего ребенка. И не думаю, что он не мог их выполнить. Мог, но едва мы поженились, он благополучно обо всем забыл, а когда я напомнил о главном — продвижении по службе, — просто отмахнулся. Мало того, он, как я потом узнал, даже препятствовал моей карьере. Молодец, правда? А я-то, старый дурак! Одно меня оправдывало — любовь к леди Джин. А потом и это прошло. Еще бы!… — Он наполнил рюмку до краев и очень старательно поднес к губам, выпил, но вино все-таки выплеснулось, лиловой струйкой потекло из уголка рта. Он вытер его ладонью.

Ричард отвернулся, глянул в незашторенное окно. Высыпали звезды. О стекло бились два мотылька. Он понимал, ему часто случалось быть тому свидетелем — если человек захочет высказать наболевшее, его не остановишь. Лучше просто сидеть и слушать. Большего он и не просит. Его успокоят собственные слова.

— Да, прошла и любовь. Ведь леди Джин не перестала спать с ним. — Брантон внезапно расхохотался. — Сегодня скелеты так и гремят в старых семейных шкафах, верно? Но будь я проклят, если ты женишься, не узнав всей правды. Хватит, напритворялся я. До самой смерти леди Джин я делал вид, будто не знаю, что она изменяет.

— Кто уговорил Сару уйти в монастырь? — Ричарду не надо было называть имя любовника леди Джин. Он и так понял все. Сара оказалась дочерью Беллмастера, но это ничего не меняет. И она никогда об этом не узнает. А о Беллмастере он пока строго-настрого запретил себе думать. Всему свое время.

— Не знаю. Тут, как говорится, мы оба серединка-наполовинку. Одна из сестер леди Джин была монахиней. Знаешь, как ведется в ирландских семьях: один сын в церковь, другой — в трактир, а третий дома чистит сортир. Саре, казалось, мысль о служении Христу пришлась по душе, поэтому я не препятствовал. А Джин этого очень хотелось. Она ведь была по-своему набожна. И как это уживалось в ней с распутством, не спрашивай. И не спрашивай, за что я любил ее… и, черт возьми, люблю до сих пор. — Он засмеялся и весь вдруг как-то размяк. — Думаешь, я выпил и вот расчувствовался? Нет, хотелось просто снять с души грех. Однако прости, тебе же неприятно все это выслушивать. Но потерпи еще немного — я должен досказать. Когда лорд Беллмастер… я вроде не назвал еще имени этого мерзавца?

— Нет, сэр. Впрочем, я догадался. Сара говорила, он вечно крутился рядом с матерью.

— Настоящий сноб. У него полно денег, он напичкан тщеславием и еще Бог знает чем. Но я о другом: ренту, которую Сара получает якобы от меня, посылает он. Мне такое не по карману, поэтому он и решил содержать Сару. Может, в нем проснулась-таки совесть. Если да, это что-то новенькое. Наверно, он будет платить и дальше. Не знаю.

Фарли прикурил сигарету и, бросив спичку в пепельницу на столе, тихо сказал: «Вы, конечно же, и знать ничего не можете. Зато знаю я. Из его денег мы не возьмем ни гроша. Только напишите Саре, что с деньгами стало туго и от содержания пришлось отказаться».

— Да, неглупо. Правда, Беллмастер может заупрямиться. Плевок в лицо лишь распалит его.

— Мне до этого нет никакого дела. Справлюсь я с вашим Беллмастером.

— О чем ты?

— Лучше пока помолчу, сэр. Скажу одно — пусть Сара его дочь, но она еще и моя будущая жена.

— Ты что-то задумал?

— Да, но лишь ради счастья Сары. А Беллмастера я одолею.

— Ладно, только не сглупи. Не хотелось мне все это на тебя взваливать, но пойми — дальше таиться просто нет смысла.

— Я рад, что вы мне открылись.

… Той же ночью, лежа в постели, — а было не до сна, — Ричард мало-помалу осмыслил, что делать. Но вывод его не утешил. Хотелось бы встретиться с Беллмастером лицом к лицу, но он сознавал — это бесполезно. Ничего не решит. Ведь Беллмастер уже испоганил жизнь и леди Джин, и полковнику Брантону, едва не погубил Сару. Послышалось, как Брантон тяжело взбирается по ступенькам к себе в спальню. «Удивительно, — думал Ричард, — что я способен так сильно… презирать, осуждать лорда Беллмастера, хотя даже не встречался с ним». Он спросил себя, что сделал бы, если бы не знал Сару, а на дневник наткнулся случайно? Решил бы и тогда, что Беллмастера нужно покарать? Наверное, нет. Впрочем, вопрос этот слишком отвлеченный, на него точно не ответишь. Ведь Ричард любит Сару, а потому беспристрастно рассуждать не может. Однако он не столь глуп, чтобы рисковать своей или ее жизнью, не выслушав сначала дельный совет. Лорд Беллмастер убил уже дважды, и оба раза не без помощи леди Джин… Давно, что, впрочем, Беллмастера не оправдывает. Время само по себе грехи не отпускает. И тем не менее Ричарду было как-то неловко, в чем он с готовностью признался. Не нравилась ему его затея. Можно назвать ее долгом или другим возвышенным, праведным словом. И все же по сути своей она останется не более чем местью человеку, которого Ричард и в глаза не видел. Ясно одно — и шагу нельзя сделать, не посоветовавшись с юристом. А таких на примете два. Кэслейк или его начальник Гедди. Поверенный в делах семьи Брантонов. Пусть решают они, а он с радостью положится на их мнение — оно будет беспристрастным, они вынесут его, руководствуясь правосудием и законностью, а не чувствами.

На другой день, после обеда, Долли увезла Сару на чай к подругам, а полковник Брантон — ему после выпитого накануне было тяжко — уединился в кабинете, решил немного вздремнуть. Но сначала вынул из сейфа потертый кожаный футляр с бриллиантовым ожерельем, когда-то принадлежавшим матери. Открыл футляр, постоял у сейфа. Подумал: «Оно стоит немало. Когда лучше подарить его Саре — на свадьбу или ко дню рождения? Однако нужно навести лоск. Ричард собирался в Челтнем, пусть и завезет его нашему ювелиру. Еще за обедом думал попросить об этом, да не захотелось при Саре». Оставив сейф незапертым, он пошел искать Ричарда. Тот был у конюшен. Полковник отдал ему ожерелье, объяснил, что с ним делать, и добавил: «Досталось мне от матери. Никак не решу, на свадьбу его Саре подарить или на день рождения. Но время поразмыслить еще есть».