Темное сердце (ЛП) - Кросс Джуллиет. Страница 34

Она наблюдала за мной. Сосредоточенно. Особенно за моими губами, когда я подносил к ним сигарету. Никто из нас не произнес ни слова, напряжение прожигало дыру в нас обоих. Она наклонила голову, ее черные волосы скользнули, задевая стол. Мои пальцы дернулись, стряхнув пепел на стол. Ее красивые губы растянулись в улыбке.

— Ты сожалеешь о прошлой ночи?

Сделав длинную затяжку, я медленно выпустил струю в воздух.

— Я никогда не жалею.

— Никогда?

В ее голосе прозвучал вызов. Интересно. Ангел хотел поиграть.

Она сделала еще один глоток, затем поставила кружку обратно с решительным стуком.

— Думаю, ты действительно сожалеешь. Может быть, не о прошлой ночи. Но что-то в твоем прошлом.

— А теперь знаешь?

— Расскажи мне. Почему ты так дорожишь старым экземпляром «Инея древнего моряка»?

«Когда, черт возьми, она это заметила?»

— Ты шпионила у меня дома?

— Вряд ли. Я оглядывалась по сторонам. — Она пожала плечами. — Он не был спрятан.

Это потому, что я никогда никого не приводил в свое личное логово. Никого. Кроме нее. Отказываясь признать, почему именно эта литература так зацепила меня, я молчал, наблюдая за ней.

Она поерзала на стуле и откашлялась.

— Мне просто любопытно, почему самозваный осужденный демон цепляется за повествовательную поэму о человеке, ищущем искупления.

Я глубоко втянул серу, пока она не обожгла мою грудь, опалив меня изнутри.

— Дело не в искуплении. Речь идет о покаянии.

Она уставилась на меня, потом снова поежилась. Что-то в ее дискомфорте заставило моего зверя оживиться и принюхаться.

— Позволю себе не согласиться. — Ее тонкие руки с длинными пальцами обхватили кружку, один палец слегка постукивал. — Старик должен снова и снова рассказывать свою историю тем, кто готов слушать его рассказ. Так что они извлекут уроки из его ошибки. Он ищет искупления за то, что сделал.

Мне захотелось рассмеяться, и мой рот скривился в циничной улыбке.

— Ты неправильно истолковала весь смысл. Этот человек совершил ужасную ошибку. Грех против небес. Так что же будет дальше? Он бродит по ужасному морю, голодая, умирая от жажды, а затем встречает по пути Мрачного Жнеца и Леди Фортуну. Он рискует своей жизнью. И умирает ли он так, как должен? Нет. Все его товарищи по кораблю захвачены, их зомбированные тела обречены плыть на корабле вместе с моряком. Его наказание продолжается.

— Но потом за ним пришли ангелы.

— Нет, — я стряхнул пепел с сигареты. — Они пришли за его товарищами по кораблю. Не за ним. Моряк остался один. Совершенно один.

Какая-то холодная, темная тварь вцепилась мне в грудь. Грубые эмоции на мгновение заглушили мою речь, и я понял, что мои клыки заострились. Я закрыл глаза, дыша глубоко и медленно, успокаивая монстра внутри. Когда зверь отступил, я открыл глаза и увидел, что Аня смотрит на меня широко раскрытыми фиалковыми глазами, учащенно дыша.

— Это история о его плате. О его многострадальной, бесконечной плате. Ни о чем больше.

Она властно вздернула подбородок и прищурилась.

— Ты один из тех людей, у которых стакан наполовину пуст, не так ли?

— Я реалист, детка. Я не окрашиваю мир красивыми мечтами. Я вижу их такими, какие они есть. Кольридж написал это стихотворение, потому что увидел человека, который совершил грех и который должен заплатить за него. Вечностью. Мне это нравится. Истина заключается в том, что… нет никакого искупления. Потому что его нет.

— О чем ты говоришь? Конечно, есть.

Я затушил сигарету и расслабился, раскинув руки вдоль задней стенки кабинки.

— Скажи мне, Аня. Ты провела всю свою бессмертную жизнь, служа ангелом-хранителем и воином. В какой момент ты была освобождена от службы? В какой момент ты испытала это так называемое искупление? Этот рай для твоих жертвоприношений? Когда заканчивается твой бесконечный долг?

Слезы, выступившие в ее глазах, делали их ярче, красивее. Я хотел протянуть руку через стол и притянуть ее к себе на колени, накрыть ее рот своим, вторгнуться в ее тело, в ее разум. Ее душу. Принуждение было жестокой, ужасной вещью, разрезающей мой живот на мелкие кусочки, когда я оставался неподвижным, отказываясь подчиняться воле зверя.

Аня с трудом сглотнула и облизнула губы.

— Искупление не приходит просто так, Доммиэль. Это смех ребенка, которого я спасла от жестоких рук. Благодарность матери, которую я спасла от орды. Это происходит от маленькой благодати, которую я чувствую внутри, когда делаю то, что правильно и хорошо.

Она прижала кулак к сердцу. Мое собственное дыхание было затруднено, грудь поднималась и опускалась все быстрее. Вызов, отрицание разрывают мои внутренности.

— И тебе этого достаточно? Оставаться рабом небес ради этих маленьких мгновений благодати?

— Да, — ее заявление было сильным и ясным и пронзило мое несуществующее сердце. — Тебе достаточно служить только самому себе? Собирать монеты и копить их, как бессердечный дракон? Жить в одиночестве? Быть одному?

Я зарычал и наклонился вперед, прижав ладони к столу, мой голос был угрожающим и резким.

— Все мы одиноки, Аня.

— А я нет. — Ее тонкая бледная рука скользнула по столу и обхватила мою плоть. — Не тогда, когда я с тобой.

Шок не мог описать то, что я почувствовал в тот единственный, проклятый момент. Я замер, пульс стучал в моей крови с болезненной скоростью. Она не могла этого сделать. Она не могла сказать мне такие безумные, греховные вещи, которые заставили меня желать большего. Желать ее.

Подошла официантка.

— А вот и я.

Я отдернул руку, все еще наблюдая за Аней, когда женщина поставила миски с супом и корзинку с хлебом. Она откашлялась, отвлекая мое внимание от искусительницы, сидевшей напротив.

— Возможно, вы захотите съесть этот хлеб, пока он горячий, — она подтолкнула корзину ко мне, выгнув бровь, и ушла.

Сорвав салфетку, которая согревала хлеб, я увидел внизу сложенный листок бумаги. Я быстро открыл его, просматривая короткую записку, нацарапанную быстрым красивым почерком.

— Ну, — прошептала Аня, как будто кто-то здесь знал, о чем мы говорим. — Что там написано?

Я подвинул записку через стол.

— Похоже, ты скоро встретишь свою первую демоническую ведьму.

Глава 16

Аня

Мы с Доммиэлем ждали на окраине деревни за маленькой церковью с острым шпилем, указывающим в ночь. Мы смотрели на лес. Я прислонилась к кованой железной ограде, окружавшей церковный двор, засунув руки в карманы куртки, в то время как Доммиэль стоял в нескольких ярдах от меня, осматривая периметр.

Я тоже просканировала его, не чувствуя поблизости никакого иного мира.

— Прошло гораздо больше получаса.

В записке говорилось, что мы должны встретиться с ней здесь через тридцать минут. Прошел почти час.

— Она осторожничает, — сказал он, держась от меня на расстоянии.

Как будто держаться подальше от меня могло предотвратить то, что изменилось между нами. Да, до прошлой ночи я была девственницей. Но я так жила в течение сотен лет. Я знала, что люди и потусторонние виды постоянно занимаются сексом, не формируя никакой эмоциональной привязанности. Но секс с Доммиэлем что-то с нами сделал. Укрепил связь, которая существовала с самого начала.

Возможно, дело было в том, что мы оба были такими одинокими существами, что мы распознали болезненное одиночество друг в друге. Возможно, именно его раненое прошлое — которое он еще не раскрыл мне полностью — взывало к моей врожденной потребности оберегать и исцелять. Как будто мы были двумя половинками, разорванными на части, живущими в своих одиноких мирах. Пока мы не встретились и не увидели, чего все это время не хватало.

Он был прав, когда был внутри меня, требуя, чтобы я признала, что попала в его власть. Я сдалась. Полностью. Охотно. Счастливо.

Мне было все равно, что подумают обо мне Максимус, Ксандр или другие ангелы. Я принадлежала Доммиэлю. И он был моим.