Конторщица (СИ) - Фонд А.. Страница 55
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — сверкнула оскалом Щука. — Ты почему штатное не сделала? А?! Я тебе что сказала?! Сделать штатное! А ты?!
Ответить я не успела (да и не особо необходим был мой ответ. Человеку просто нужно выговориться).
— И где ты шляешься? Почему тебя второй день на рабочем месте нет? — продолжала надрываться Щука, — раз меня никто в известность не поставил, то я составила акт в присутствии свидетелей! Мы передали дальше и уже готовится приказ о твоем отчислении по статье, с занесением!
Я молчала.
— Так что ты допрыгалась, Горшкова! Поздравляю! — радостно выдохнула Щука и развернулась уходить.
— Капитолина Сидоровна, — окликнула я ее, — с какого числа меня увольняют?
— С послезавтрашнего, — буркнула Щука, — Бабанин уехал, вернется, подпишет и всё — свободна, Горшкова!
— Спасибо, Капитолина Сидоровна, — от души поблагодарила я и, так как "пятиминутный перекур" истек, то пошла работать.
Штатное я сделала и даже передала Гиржевой на проверку (само собой под подпись и при свидетелях). А вот объяснять что-то Щуке не сочла нужным (она мне напрямую задание по штатке не давала, подсунула через Гиржеву, вот и я также). Не моей категории она соперница. И вообще — врагов я всегда выбираю сама. Я считаю, что враг — это качественный признак личности. Если враг мелкий, незначительный, как та же Базелюк или Щука — то грош тебе цена. Если же враг — мощная персона, которым восхищаются, которому завидуют и которому подражают — это признак того, что ты из себя что-то представляешь. Раз такой человек решил с тобой пободаться.
Поэтому Щука — в пролете. Да, для уровня Лидочки она — очень даже значимая фигура, но я-то не Лидочка. Да и тратить время на ее дрязги мне лень.
Кроме того (не буду лукавить), мне хотелось посмотреть реакцию Ивана Аркадьевича на то, как после того, как я сделаю ему всю документацию правильно (считай прикрою его) — меня в тот же день уволят. Вот интересно мне, что он делать будет? Станет защищать или сделает вид, что все правильно? Если второе — то здесь мне ловить нечего. А если станет защищать — то уже на моих условиях (я хочу отдельный кабинет и хотя бы место Щуки). Кроме того, Иван Аркадьевич должен знать, что я для него готова не то, что сутками работать, но и потерять место работы. Таких соратников больше ценят.
И, кстати, мне интересно, почему Гиржева ни слова не сказала Щуке, что штатку я уже сделала и сдала ей, а Лактюшкина даже не заикнулась, что я не гуляю, а сижу в новом кабинете за закрытыми дверями с Аллочкой и сам Альберт таскает туда кипы бумаг.
Неужто тоже на ее место метят? Что — обе?
На следующий "пятиминутный перекур" я выпросила у коллектива дополнительно "плюс десять минут за счет обеда" и была благосклонно отпущена смеющимися Алевтиной Никитичной и Аллочкой (вот такими они мне больше нравятся).
Прихватив блокнот, я отправилась на вахту, где были внешний и внутренний телефоны. Сегодня там дежурила тетя Клава и ей было все равно — она вязала пинетки для недавно родившейся внучки. Все остальное ей было вторично и малосущественно.
Поздоровавшись и детально расспросив о внучке (как кушает, как какает и т. д.), я получила благосклонное разрешение позвонить, и набрала номер с бумажки:
— Алё? Это квартира Валеевых? Можно Василия Павловича пригласить?
Через время в трубке раздался приятный баритон:
— Слушаю.
— Добрый день, Василий Павлович. Мы с вами не знакомы, но я о вас много наслышана. Извините, что решила позвонить, но ситуация неоднозначная и я считаю, что вы тоже должны знать, — начала я.
— Да? — легкая тревога появилась в голосе моего собеседника.
— Давайте я представлюсь — Горшкова Лидия Степановна. Супруга брата Ольги Горшковой. Полагаю, знаете такую?
— А что случилось? — встревожился Василий Павлович.
— Я звоню по поводу Светы.
— Но я всегда плачу алименты и еще так дополнительно деньги каждый месяц даю… — расстроенным голосом начал Валеев.
— Василий Павлович, а вы в курсе, что Свету Ольга отдала в круглосуточный интернат и сейчас вполне может встать вопрос и переводе ее в детский дом?
— Как же так?! — вскричал мой собеседник. — Ольга мне ни слова не сказала! Мы позавчера только виделись. Двести рублей она взяла, и ни слова не сказала!
— А знаете, Василий Павлович, где я ваше имя и номер телефона взяла? В отделе опеки и попечительства РОНО.
Ответом мне было ошарашенное молчание. Валеев переваривал информацию.
— Вот поэтому я и решила вам позвонить — развивала мысль я, — алименты вы продолжаете Ольге регулярно платить, вот только ребенок-то ваш давно уже на полном гособеспечении.
— Ужас какой… — упавшим голосом прошептал Валеев.
— Василий Павлович, пишите адрес… — и я продиктовала адрес интерната и быстро простилась.
Вот! Всё, что могла для Светки — я сделала.
Вторая половина дня, пролетела стремительно-быстро, а ближе к семи часам мы провели мероприятие с участием журналиста-международника. Ну, что тут сказать, я не любитель таких вот тусовок, но слушать лектора было очень интересно.
Журналист, а звали его Карасев Эдуард Степанович, был сильно немолод. Этот сухонький, словно вылитый из металла, человек, с резкими, точеными, чертами лица и острым взглядом серых глаз произвел на всех неизгладимое впечатление. Он оказался очень интересным докладчиком, причем сам формат мероприятия сразу перевел на уровень дружеской беседы "на равных" с нашими работягами. И было удивительно интересно наблюдать, как, к примеру, машинист из пятой бригады или цеховая уборщица наперебой задают вопросы, а он им увлеченно отвечает или наоборот:
— Вот вы знаете, откуда у бразильских индейцев появилась кукуруза? — спрашивает, к примеру, Карасев у тети Наташи, нашей наладчицы.
— Хрущев привез? — неуверенно тянет тетя Наташа, в поисках поддержки оглядываясь на коллег по цеху.
— Нет, это уже позже было, а сначала ему показал Никсон! — подсказывают тете Наташе мужики из метрологического отдела, и зал грохает от смеха.
— Никсон привез? — повторяет тетя Наташа, явно подозревая, что тут что-то не так.
Зал затихает в предвкушении.
— Да нет же, — смеется Карасев, — по преданиям индейцев кукуруза у них появилась, когда выросла из жабы.
— А я-то думаю, почему она мне так лягухами воняет, — удивленно разводит руками тетя Наташа под смех всех присутствующих.
Кроме партизанской борьбы латиноамериканских соратников много спрашивали о природе, о жизни местного населения. Карасев рассказал об удивительной реке Арагуайя, о вечнозеленых субэкваториальных лесах, о ягуарах, индейцах и огромных пятиметровых красно-зеленых рыбах пирараку.
— Вы представляете, вес некоторых экземпляров рыб пирараку может достигать почти двести килограмм, — рассказывает Карасев, обращаясь к Иванычу.
— Да что там двести килограмм, — хохочут мужики, — Иваныч говорил, что недавно ездил к теще в деревню, и поймал леща, так тот все триста весил.
— Ну да, Иваныч у нас рыбак еще тот, и не такое рассказать может! — смеются в зале коллеги по цеху.
В общем, мероприятие должно было закончиться через час — час двадцать, а журналиста не отпускали почти два с половиной часа, да и то, Иван Аркадьевич посмотрел на часы, выразительно кашлянул, и Зоя Смирнова, которую "сверху" по моей протекции одобрили быть ведущей, быстро и красиво закруглила мероприятие.
На встрече был и Иван Тимофеевич. Судя по его довольному виду — он тоже получит за это какие-то плюшки. Тем более, что тощая девица и волосато-бородатый парень с кинокамерой, снимали сюжет для областного телевидения. А уж в нашей газете, я уверена, журналисты по заданию Ивана Тимофеевича опишут интерес работников депо "Монорельс" к вопросам освободительной борьбы с капиталистами максимально широко и пиарно.