Страсть альфы (ЛП) - Савино Ли. Страница 20

Я испытываю некоторое облегчение от предположения Трея.

Но это значит, что я должен хотеть, чтобы Анджелина стала моей парой. Что глупо, потому что я все равно не могу ее получить. В смысле, я не хочу. Не хочу её погубить. Но все же, зная, что она моя вторая половинка, можно объяснить, почему мне так трудно уйти. Отпустить ее и просто стереть ей память.

— Ты думал, я скажу, что она моя пара?

Я должен спросить. Мне нужно знать, какие признаки он увидел, кроме того, что я ее защищаю.

Трей пожимает плечами, в результате чего получается что-то вроде подтягивания.

— Ага.

— Почему?

— Ты знаешь почему. Ты ведешь себя как сумасшедший. Разбиваешь свой мотоцикл. Бросаешь вызов нашему альфе. — Он замолкает, и я тоже молчу. Трей решает проблемы за нас. Я — грубая сила, а он ее направляет. — Что-нибудь изменилось, когда ты ее… взял?

Ценю его выбор слов, потому что мне пришлось бы избить его до потери сознания за неуважительное высказывание об Анджелине.

Я колеблюсь. Трей — единственный мужчина в этом мире, которому готов признаться в этом.

— Да. Все было по-другому. Совсем не так, как думал. Не было агрессии. На самом деле я был… — Смущенно смеюсь и пинаю каблуком звено цепи. — Чертовски нежным. Впервые в жизни я занимался любовью, а не трахался. Никогда не думал, что скажу это.

Трей молчит, мне до чертиков хочется знать, о чем он думает, но я не прерываю его мысли. Я только что открылся, и это чертовски обнажает меня.

— Может быть, — медленно говорит Трей, — твой волк успокаивается рядом с ней. Ты более жестокий, чем большинство. Если бы ты сильнее возбудился с ней — хрупким человеком — ты мог бы ее убить.

— Я знаю, — начинаю подтягиваться на ограде, чтобы выплеснуть растущую во мне жестокость, подпитываемую разочарованием. — Вот почему не хочу, чтобы она была моей парой. Я никогда не смогу на нее претендовать.

— Ты не слушаешь. Что, если твой волк знает лучше? Он успокаивает свою агрессию, когда ты рядом с ней. Он держит вас в узде, включая желание разорвать ее плечо, чтобы оставить свой запах.

— Тогда почему я пытался сломать шею Фоксу за то, что он хотел стереть ей память? Я знал, что поступаю неправильно, но не мог остановиться.

— Дурень. Волк всегда защищает свою пару.

Я чувствую облегчение, что Трей подначивает меня, называя дурнем. Через секунду набрасываюсь на него, наношу сильный удар, прежде чем он уклоняется и пинает меня под зад. Хватаю и валю его на землю, борюсь, пока не зажимаю его голову в удушающем захвате.

Трей хлопает по полу, и я отпускаю его. Мы оба встаем, ухмыляясь.

— Придурок, — бормочет он без всякой злобы.

— Так как же мне узнать наверняка?

Трей ходит вокруг, чтобы установить последнюю секцию ограждения и сделать клетку.

— Дождись полнолуния.

— А если я все еще не захочу ее пометить?

Трей ставит ограждение на место.

— Дружище. Не будь идиотом.

— Что?

— Ты уже хочешь её пометить. И ты уже принял определенное решение о причинах, по которым не можешь. Почему бы тебе просто не отказаться от этого решения? Только до истечения срока. Возможно, все прояснится.

— Я тебя ненавижу.

Отличительный знак нашей дружбы, что лицо Трея озаряется удивленной ухмылкой, а не обидой.

— Почему?

— Потому что ты умный сученыш.

Он выглядит слишком довольным собой, когда цепляет ограждение к столбу.

— Ты поможешь мне здесь, или мне придется затащить тебя на этот ринг и показать тебе пару приемов борьбы?

Я смеюсь, потому что мы оба знаем, что выиграю любой бой, в который вступлю в этой клетке.

— Я помогаю, правда помогаю.

Впервые с тех пор, как взял Анджелину прошлой ночью, тяжесть уходит из груди.

У меня впереди две недели. До тех пор не нужно ни о чем думать.

Анджелина

Джаред ждет меня возле танцевального корпуса, и я не могу отрицать удовольствие, которое расцветает в груди от его вида. Помню, как в старших классах за популярными, более фигуристыми девушками — у которых не было балета пять вечеров в неделю — заезжали более взрослые парни из школы. Это казалось таким захватывающим и романтичным. То, чего у меня никогда не было.

В колледже у меня были парни, и я даже пару раз переспала с ними, но никогда не встречалась официально. И за мной не заезжал парень на машине, чтобы отвезти на ужин и заплатить за меня. Я даже не знала, что мне это нужно.

Оказывается, меня это очень заводит.

Или, может, все это из-за Джареда.

Я переоделась в шорты, а он смотрит на меня таким взглядом, словно говорит, что хочет съесть меня живьем.

Мгновенно во мне вспыхивает возбуждение, как будто все мои клетки вибрируют и нагреваются, просто находясь рядом с ним. Воспоминания о вчерашнем сексе — лучшем сексе в моей жизни — почти заставляют меня покраснеть.

— Как все прошло, детка?

Я пожимаю плечами. Сейчас мне не хочется говорить о школе. Или о реальной жизни. Я бы предпочла узнать все, что можно, об оборотнях. Жаль, что он не хочет мне рассказывать.

Он положил руку на руль.

— Мне всегда нравилось смотреть, как ты танцуешь, ангел. С того самого момента, как ты впервые встала на подиум в клубе, я подсел на тебя.

Ну вот, я покраснела. Потому что это Джаред. Признается, что я ему небезразлична.

— И мне понравилось наблюдать за тобой вчера в балетном классе.

Я чувствую намек на «но» и напрягаюсь, как будто он — моя мать, готовая обрушится со своей критикой.

Как обычно, он чертовски хорошо меня понимает. Джаред оглядывается, нахмурив брови.

— Будет ли «но»? — спрашиваю я. Помогаю ему облегчить задачу.

Судя по тому, как он снова сосредотачивается на дороге и сжимает руль, я права.

Что это может быть? Я не такая худая, как другие? Слишком зажата?

— Не чувствовалось никакой радости. Когда вижу, как ты танцуешь в клубе, ты живая. Сияешь. А то, что я видел вчера? Мне захотелось врезать твоему профессору за то, что он высосал из тебя жизнь.

Звук, который вырывается из меня, — это полусмех, полувсхлип. Как это возможно, что за пять минут Джаред увидел то, что моя мама не смогла увидеть за восемнадцать лет? То, в чем я не могла признаться вслух последние четыре года? То, что отец никогда не поймет?

Джаред останавливается перед моим домом и тянется к моей руке.

— Прости, я не хотел…

— Нет. — Я распускаю волосы из собранного пучка.

— Я расстроена, потому что ты прав. И это корень всего, вокруг чего вращается моя жизнь. То, что не работает на меня.

Я смотрю на него, и меня топит безнадежность.

Он сощуривает глаза.

— Значит, я все-таки могу пойти и врезать твоим профессорам?

Я заливисто смеюсь.

— Если бы только это помогло все исправить. — Я открываю дверь машины, внезапно чувствуя себя слишком застенчивой.

Он выходит следом за мной и отпирает дверь в дом.

— Что исправить?

Его голос резок, как будто он намерен исправить мою жизнь любым способом.

Я встряхиваю волосами, уходя.

— Эй. — Он обхватывает меня за талию и притягивает к себе. — Не смей уходить от меня, когда расстроена. Никогда, — рычит он мне в ухо, царапая щетиной мою щеку.

Все, что я сдерживала и хранила годами с выпускного вечера, рвётся наружу и выплёскивается из меня.

— Я ненавижу это! — признаюсь. — Я не вписываюсь в эту форму и больше не могу заставить себя ей соответствовать.

Джаред разворачивает меня к себе. Буравит меня своими зелеными глазами.

— Так не надо.

Снова раздается смех через рыдание.

— Для кого ты это делаешь? Для учителей? Для себя? Это нормально — менять свое мнение. Это нормально — сойти с выбранного пути.

Слеза стекает с моего глаза.

— Понимаешь, в чем дело. По-моему, этот путь выбрала не я. Думаю, это сделала моя мама.

Джаред поджимает губы, но ничего не говорит.

— Мне кажется, она хотела стать балериной, но ее родители не могли позволить себе уроки, поэтому она живет виртуально через меня. Я даже не уверена, нравились ли мне когда-нибудь танцы, или она сказала мне, что нравятся.