Письма Скорпиона - Каннинг Виктор. Страница 31

– К старому грязному ремеслу? – спросил Джордж. Он закурил и огляделся. На бильярде щелкали шары; слышалась приглушенная речь игроков; время от времени с карточных столов доносились возгласы играющих, изумленных раскладом. Но все это лишь подчеркивало царившую в комнате атмосферу скрытности и ожидания. Джордж неожиданно для себя догадался наконец, что было общего в окружавших его людях. На таких обычно смотришь, не замечая их. Они прислуживают за столом, приносят в номер завтрак – тихие, проворные, никогда не попадутся под руку, движутся молча, но слышат и замечают много полезного для таких, как Скорпион.

Аристид налил себе еще вина и сердито подтвердил:

– Да, к старому грязному ремеслу. Но спрос есть и на него. Ты еще молод и пока не ожесточился. Но подожди – скоро ты выберешься из кухни, начнешь разносить еду в номера. И вот ты заходишь в комнату, а там какой-нибудь остолоп, у которого денег больше, чем мозгов, сидит бок о бок с чужой женой, а тебя в упор не видит, потому что в мыслях у него нечто совсем другое. И тогда ты ожесточаешься. Начинаешь выискивать на него компромат, который можно продать за хорошие деньги. Так поступал и я… в прошлом, конечно. Да, теперь здесь опять занимаются грязными делами. Но я завязал. А сюда наведываюсь лишь по привычке. Но, как говорится, коготок увяз – всей птичке пропасть.

– Верно.

– Еще бы. А мы – мы i bianchi е neri, вот кто мы, Бьянери, черно-белые. Ты бывал в Италии? – И, не дожидаясь ответа, Аристид продолжил: – Обязательно туда съезди – золото, а не страна. Я пару лет прожил в Портофино, чуть не женился на одной официантке. Какая женщина!.. Крупная шатенка с теплой кожей и фигурой, достойной бушприта корабля. Видимо, самый красивый бюст бывает у итальянок… – Он покачал отяжелевшей от выпитого головой.

«Так вот кто такие Бьянери! – догадался Джордж. – Черно-белые! Официанты. Члены крепко сколоченной организации, действующей внутри сети гостиниц по всей Европе. Находка для такого, как Скорпион! Во время войны он использовал ее в целях разведки, а после – для шантажа, покупки и продажи всевозможных сведений. Ведь на официантов никто не обращает внимания. Они, как тот почтальон из честертоновского рассказа «Невидимка», могут передвигаться незаметно. Считал ли кто-нибудь, сколько неблаговидных дел происходит в любом отеле хотя бы за неделю? Сколько супружеских измен? И никакое «инкогнито» не в состоянии спасти известных политиков, актеров, бизнесменов. А за стойкой бара сколько говорится лишнего – о биржевых делах, о скачках, о женщинах, о политических скандалах! И не только знаменитости, но и самые простые люди могут на глазах официанта или портье совершить роковую ошибку. Скажем, окажись на террасе одинокая, скучающая домохозяйка, молодой простак или старый дурак, очутившиеся вдали от дома и вдруг поведшие себя вопреки своему характеру, и вот какой-нибудь портье продает пикантные сведения кому-то из Бьянери».

Джордж решил пойти ва-банк и спросил:

– Но кто же все это начал? И когда?

– Кто? – Аристид глупо уставился на него. – Разве такое бывает известно? Да никого это и не интересует. И ты не любопытствуй, друг мой. Тут порядок сохранился еще с военных времен: ты знаешь только своих ближайших начальника и подчиненного, так что если тебя схватят, рассказать врагу ты почти ничего не сможешь. – Он постучал пальцем по стакану Джорджа. – Пей. Я принесу еще бутылочку.

С этими словами он встал и, пошатываясь, стал пробираться меж столиков.

Когда отворилась дверь и вошел Марк с тетрадью под мышкой, а за ним еще двое, Джордж поначалу не особенно насторожился. Но вот они вышли из полумрака в полосу света от бра, висевших за стойкой, и Джордж вжался в стул, закрыв ладонью нижнюю часть лица: за спиной Марка стояли Доротея Гюнтэм и Франсуа Лаборд.

На Доротее был коричневый берет и просторный плащ такого же цвета. Сверкнули толстые стекла очков. Лаборд, в зеленой шляпе пирожком, казавшейся крошечной на его огромной голове, и в сером костюме свободного покроя с ярким пятном белого носового платка, торчавшего из нагрудного кармана, курил сигару. Все трое подошли к стойке, и молодой бармен начал разливать им спиртное. Так они стояли спиной к столикам, и никто не обращал на них никакого внимания.

Аристид вернулся с новой бутылкой, искусно вынул пробку и счастливо, по-детски улыбнулся Джорджу, когда тот прикрыл ладонью свой стакан.

– Может, ты и прав, – сказал он. – Молодому человеку надо беречься. Слишком много выпитого вина лишает его сил в постели. Ну а мне? Мне уже терять нечего. – Он наполнил свою рюмку до краев и сел.

– А может, вы тоже правы, – откликнулся Джордж. – Стоит ли мне терять время здесь? Не лучше ли спуститься в бар и повидаться с Рене?

– Значит, я тебе зубы заговариваю, а ты сидишь и думаешь о ней? – Аристид рассмеялся. – Впрочем, это не удивительно. У нее есть немало того, о чем мужчине стоит помечтать. Но торопиться не будем. Подожди немного, и я отведу тебя к ней. – Джордж хотел встать, но Аристид жестом удержал его. – Терпение, дружок. Еще по рюмочке, и пойдем.

Джордж опустился на стул и позволил Аристиду наполнить обе рюмки. Ведь выбраться из комнаты нужно без лишнего шума. Он уже выведал у Аристида больше, чем рассчитывал узнать. И каждая лишняя проведенная среди Бьянери минута теперь была для Джорджа чревата смертельной опасностью.

Однако не успел Константайн подумать обо всем этом, как троица у стойки повернулась к столикам. Марк раскрыл тетрадь и передал ее Доротее Гюнтэм. Лаборд постучал рюмкой по стойке бара, призывая всех к вниманию:

– Месье!

Игроки в снукер прекратили игру, оперлись на кии, разговоры за карточными столиками тоже разом оборвались. Все смотрели на троицу у стойки.

Медленно, четко выговаривая слова, так что Джордж без труда понял его французский, Лаборд сказал:

– Господа, мне очень жаль прерывать ваш отдых, однако возникли два вопроса, не терпящие отлагательства. Потому мы, с вашего позволения, проведем коротенькое заседаньице. Согласны?

Послышались одобрительные возгласы. Тут Джордж склонился к Аристиду, схватил его за локоть, крепко сжал и прошептал:

– Послушайте. Если поднимется буча, сделайте мне одно одолжение. Сходите к мадемуазель Нэнси Марден и расскажите ей обо всем. Вот. – Он оторвал стенку от пачки сигарет и, пока Лаборд говорил, написал псевдоним Николя, ее адрес и подтолкнул картонку в сторону Аристида.

На лице старика застыло изумление, но записку он с любопытством взял жилистой рукой.

– Первый вопрос касается члена нашего сообщества, который, к несчастью, пал жертвой… – заговорил Лаборд.

Но тут его прервал Марк, шепнув ему что-то на ухо. Краем глаза Константайн заметил, как Марк склонился к Доротее, тыкая пальцем в раскрытую тетрадь. Джордж посмотрел на Аристида, державшего картонку так, будто ее краешек горел и пламя могло вот-вот обжечь ему пальцы.

– Сделайте мне это доброе дело, чтобы искупить все грехи разом, – прошептал Джордж.

А затем послышался громкий, четкий голос Доротеи Гюнтэм:

– Прежде чем продолжить, сообщу, что среди нас есть гость из Лондона. А по закону он не вправе присутствовать на собраниях комитета. Не соблаговолит ли этот господин покинуть нас на несколько минут?

– Речь идет о тебе, – сказал Аристид. – Понял? Но что это такое? – Он помахал картонкой и по-дурацки надул щеки.

Снова зазвучал голос Доротеи, она прочла из тетради:

– Номер 137, Эрнст Смит, помощник повара, отель «Савой», Лондон. Будьте любезны, удалитесь. – Она обвела взглядом комнату, и стекла ее очков при этом зловеще сверкнули.

Джордж медленно поднялся, будто в смущении, прикрыл рот рукой, поклонился троице у стойки и, полуотвернувшись, направился к двери. Ему предстояло пройти всего пятнадцать шагов между карточными столиками. Картежники провожали Константайна взглядами, сочувственными улыбками, жалея, что его вечер испорчен. Джордж, отворачиваясь от стойки, пожимал плечами, кивал в ответ на улыбки. Так он прошел шесть шагов. Дверь приближалась. Джорджа так и подмывало побежать, но он заставлял себя идти не спеша. Еще три шага. Джордж был уже у самой двери. Он положил ладонь на ручку, повернул ее. Но дверь не открылась.