Химера, дитя Феникса (СИ) - Кузиев Эд. Страница 24
— Завтра, Лариса, завтра он мне нужен! С рассветом уходим. А ты, Босик, подумай над тем, как от твоих шагов люд страдает. Пожурил служку, а в итоге двое упокоились, трое пострадали. Где и кому легче стало? Не ломай устои городища, тут давно все на своих местах, от того это всё стоит и работает. Бывай. Эльдар, благодарю за помогу, будь здрав. — Отбив сапогом мерную дробь, Септорий вышел из лечебницы.
— Уважаемая Лариса, скажите, как здравье ветерана Смита и служки Збижека?
— Плохи очень. Ветеран весь в жару сильном, что Я только не пробывала, вроде и повязки сухие, и питьё принимает, а всё на месте стоит, как на весах, не пойму, что положить, чтобы чашу на исцеление подвинуть… Служка тоже тяжелый, заштопала, вываренную мочу нанесла, вроде не мокнет, а вот с животом беда. Я кишки затворила, чтоб кровь внутрь не пустить, но это на седмицу другую. Потом открывать нужно, если за время не поправится…
— Могу Я их проведать? — робко спросил врачевателя.
— Пошли, воды сдюжешь отнести? Скоро обойти всех нужно, да списки травнице готовить. До вечера бы успеть, иначе не отправлю служку, в лес опасаются ходить после захода.
Эльдар живо вскочил с койки. — Я воды возьму, устал лежмя лежать, хоть ноги разомну.
Выдав нам таз, ведро с чашей, велела набрать воды. Сама осталась в малой комнатушке, заставленной всякими ящиками, бутылями и корзинка, и, пробиравшись сквозь сушившиеся веники трав и растений за повязками, Лариса догнала нас у колодца и повела по дому. На лавках, луках, да и просто на полу лежали и сидели Люди. Кто-то стонал, баюкая увеченную руку, кого-то била судорога в мятежном сне. Остальные вели неторопливый разговор, мешая с байками и побасенками последние слухи.
Подойдя к больному, лекарь сверялась о здоровье, трогала чело и шею, проверяла повязки и шины. Следом мы угощали из половника водой или мочили тряпицы в кислой воде, меняя на горевших жаром обморочных. Я нырял в Дар и сверял со своим зрением полученные знания от врачевателя. Наконец-то мы дошли до ветерана Смита. Красным горели его голова, грудина и ладони. На разговор он не шёл, лишь скрипел зубами да стонал. Время от времени его тело сходилось судорогой, его ломало, и шла носом кровь. Я отозвал врача в сторону и проговорил:
— Раны затянулись, но в нём потрава сильная, гушка или что серьёзнее. Грудью и Головой мается крепко, как бы была какая травка, чтобы послабить силы дурмана, то враз легче стало бы.
— Ты уверен, что это оно? Как тебя там? Босик?
— Да, Светоч Босик Я. И знание про дурман во мне твёрдо.
— Может быть, может быть, это многое бы объяснило. Тогда надо заказать макового молочка у Иветты. Давать по капли или две за раз, ослабить тягу и страдания. Попробую завтра, — задумчиво произнесла Лариса, глядя на Смита. Потом вдруг забылась и залюбовалась ветераном. Через десять ударов сердца опомнилась, поправила прядь за ухо и пошла дальше. Уже крепко свечерело, когда мы дошли до крайней комнаты.
— Там тяжёлые лежат. Только после зашивки. Потому руки тут моем, в комнате ничего не трогаем, не чихаем, не сморкаемся, не кашляем.
Утвердительно кивнув, мы вымыли руки в кислой воде и пошли за врачевателем. В комнате, облокотившись на стол, спала молодая девушка в белой косынке. Лица Я её не видел, но казалось чем-то знакомым и близким.
— Помощница моя новая, та, что служка выкупил. Пока он тут лечение получает, ухаживает за стариком. На сохранение мне откупную отдала. Мамаша её, как прознала за свободу дочки, любовью пришла своей делиться. Агнешка сначала её обнимала, а потом как услышала, что маменька проговорила, так как отрезало.
— Чего это сказанула та такое? — поинтересовался Гвард.
— Дескать, жаль, что тощая и сисек нет, такую трудно продавать в корчме будет поначалу.
— Вот курва! — не сдержался Эльдар. — Ей годиков-то сколько, что её в блудницы записать решила?
— Двенадцати ещё нет, — сквозь зубы прошептал Я.
— Так это она? За неё Олег… А это служка… — озарился понимаем острожник. — А я всё гадал, что за дом ты толкнул… Эх, быстрее бы тебе к дому примкнуть или уходить, тут тебе жизни не дадут теперича.
Я подошёл к столу, погладил по голове будущую воительницу. Затем пристально оглядел старика. Кровило лишь пузо, светилась лиловым цветом кишка, да синие разводы по шее, лицу и ногам. Там, где покуражился Борислав.
— Что видишь, Бос! — отвлёк меня Гвард.
— Тут кишка задета, остальное затянется.
— Где именно? — оживилась Лариса. — Укажи перстом место, и готовьтесь помогать. Прошить и промыть требуху нужно. Агнесс, проснись. Дуй бегом, неси нить шелковицы, иглы и уксус. Полы и тряпья чистого.
Мелкая быстро вскочила, ойкнула, увидев меня, и помчалась исполнять волю врача.
— За руки и за ноги перекиньте на свет, стража подожгли лампады и свечи над столом. Босик, ты заговаривать вещи уже умеешь?
Я отрицательно помотал головой.
— Жаль, старик Лунь умел. Люд быстро выздоравливал от заговоренных нитей и игол, а сейчас от людей его воротит, говорит — за сто шагов всю грязь их видит.
— Я попробую, скажи как? Может, видела или рядом была?
— Хотя, ты слабый здоровьем совсем, а завтра тебе в поход. А так, наперёд тебе наука: он брал в руки вещь, потом закатывал глаза и очень сильно желал поправки хворому. Руки оттого светились… Ладно, сами справимся, кишки латать — это не венки клеить.
Разрезав на грудине перевязку, скоро вскрыла кривым ножом ровный шов. Смочив тряпицу крепким кислым раствором, начала оттирать кровь от ранки.
— Тыкни пальцем, где видишь свищ. Да не брезгуй, жизнь спасаем.
— Я из семьи охотника, потому к требухе привычен. Целюсь ровненько. Во-от тут поверху разрез.
— Гвард, посвети лучиной. Агнешка, сгинь. Прошлый раз еле от обморока откачала. Как же я тебя не заметила в крайний раз, гадость ты мелкая? Нож из печи достань, здоровяк, передай мне, немного прижгу края, чтобы зараза не полезла. Теперь узелковым швом тя-я-я-нем. Ещё два… Готово… Мазь из большой банки возьми, да тряпицу тонкую и длинную готовь, будем фитиль делать. Мойте руки и прочь из зашивочной. Зайду к тебе перед сном, Светоч.
— Вот дела-а-а. Мужика собрать ей, как карман пришить. Меня-то тошнило от запаха и вида, а она же баба! Пойдём отхарчуемся и на боковую. Хотя, хрен щас усну от увиденного, да и жора особо нет.
— Пойдём спать, завтра выпишут на службу обоих.
Ночью меня будили дважды. Усталая, но довольная Лариса, что присев ко мне на кровать, поблагодарила за помощь. А уже опосля её, взлохмаченная Агнесс громко поцеловала мне щеку и тараторила до утра, что воев много, а настоящие герои — это врачеватели. Приглашала к себе в дом на озеро, где с дедом Збижеком будут жить и учиться. Сказала, что не забудет никогда добра, что им принёс, и робко намекнула, что года через два-три может со мной в церкви Матери-Земли обвенчаться.
Я молчал, кивая головой, улыбаясь своим мыслям и её светлому настроению.
Утром меня напоили крепким товаром, завернув с собой бутыль и с поклоном выпроводили. Я попрощался с Эльдаром и Агнесс и пошёл в сторону амбара, где ночевали мои ближники.
— Вовремя пришёл, хотел уже за тобою высылать. В строй, стадо! К южным воротам идём. Быстрее-быстрее, караван ждать не будет!
У ворот Я встретил Третьяка, что довольный и с разбитой рожей мне улыбался и махал рукой. Что же, второй мой длинный переход по лесолесью начался с улыбок и солнечных зайчиков от броньки Стражей. Олег поглядел на меня, загадочно кивнул головой и ушёл к своим Септориям.
Глава 10. Дорога
Широкая вытоптанная тропа стелилась змейкой по редкому лесу, мы шли лёгким шагом, распределив поклажу меж всеми, даже септы, под восхищенные взгляды, закинули на плечи узлы и сумы. Тихо переговариваясь, мы следовали приказу Святого Храма, топая на Южный торг. Полозы и змеи, услышав поступь сотни ног, спешно уползали с нагретых камней, и не требовалось освобождать дорогу дорожными шестами. Местами били живность, что, надышавшись мёртвой землёй, кидалась на щит или под ноги, пытаясь прокусить одежду или обувку. Все мы раньше ходили в лес, так что неожиданности не было. Мелочь давили сапожками или ребром щита, крупных принимали на копье. Жаль, взять с них нечего — потрава уже разбежалась по венам, отравляя мясо и жилы. Шли до обедни, далее, открыв припасы, ели на ходу. Как нам сообщил Олег, Караван навьюченных овцебыков ждал нас у Каменного Перста, потом мы должны пойти в боевом построении, пока же, пользуясь расслабленным настроением после перекуса, группы общались меж собой, не делясь на роды войск. Волокуши хлопали по массивным спинам Стражей, те в ответ грубовато шутили над длиной рук Сергея и остальных его рода. Мы держались с ближниками вместе, Таран щеголял в новой кожаной безрукавке с нашитыми металлическими пластинками, подмышками свисала мелкими колечками кольчужная сетка, из оружия у него было копьецо с него ростом, заточенное с обожжённой стороны и укрепленное тремя медными толстыми кольцами. У Куницы сменился плащ, с внутренним меховым воротником под рупором (капюшон), и появился прямой тонкий нож в голенище мягкого сапожка. Олег под поход разорился на вязаные лыком корзины под связку дротиков для Волокуш, на круглые щиты для Стражей, короткие луки и самострелы для Следопытов. Один Я получил меховую шапку с бармицей на шее и весло. Но и на том низкий поклон. Мы чуть было не миновали дозорную башню со спящим стражником, как Вязь, увидев грех охранника, вернулся и пнул по опоре, неплохо её качнув. Сонный Дозорный ругнулся на такое пробуждение, но позу не поменял. Лестница скрипела под тяжёлым телом Септа, спустя мгновения спящий вылетел из гнезда, приложившись задом об землю. Быстро вскочив и потирая ушибленное место, испуганно озирался на Септов, ожидая выговор за сон на службе. Скрипя ступенями, спустился Септ, коротко размахнувшись, приложил дланью по лицу провинившегося.