Химера, дитя Феникса (СИ) - Кузиев Эд. Страница 60
Плотно перекусив и выпив морса из лесных ягод, протянул суму с рисунками чрез плечо. Что же, пока Десятника нет, схожу-ка Я к хворому писчему, благо, вчера разузнал, где Анна и Адель врачуют болезных. А после не мешало бы поговорить с Матрёной. Есть пара вопросов, на которые жажду получить ответы. Кивнув на прощанье ратникам и сообщив свои намерения, Я вышел на улицу. Глубоко вздохнул морозный воздух, слегка поёжился от пронзительного ветра с воды. Что же, время не ждёт, чем дольше Я тут, тем больше вокруг меня сгущаются тучи. Дорога по каменной мостовой успокаивала, не нужно было следить за ней, каждый миг ожидая напасть в виде змей или изменённых, не боясь луж и острых камней. Так погруженный в свои мысли не заметил, как дошёл до лечебницы. Сооружение впечатляло. Большой дом с широкими проёмами был выкрашен в ядовито-зелёный цвет. Двери, как и окна, открыты, и шальной сквозняк гонял разноцветные занавески вперёд-назад, создавая ощущение, что лечебница дышит. На лавках, перед входом, сидели хворые и увеченные, смоля табаком да лениво перекидываясь словами. Пройдя сквозь страждущих, намеревался было зайти, как меня грубо окликнули.
— Куды прёшь! Не видишь разве, идёт проветривание!?
— Мне нужно повидать Деву Адель и Княжьего писаря, — спокойно ответил нахалу.
— Дык всем нужно. Занимай очередность, токмо паря зазря пришёл. Она враз видит, кто взаправду хвор, а кто подивиться на неё пришёл, гонит метлой. Хоть и красивая зараза, а всё равно Ведьма и смотрит на тебя, ежели ты хворый, — посетовал горестно Муж с перемотанной головой.
— Все бабы Ведьмы, а эта хоть честная, не скрывает, — отозвался второй.
— Ну не знаю, моя вот тихая да ласковая, — влез в разговор третий.
— Скокова женат? Детятки есть?
— Посчитать ежели, весну вторую вместе встретим. Вот ждём первенца.
— Будет кода трое, потом попомнишь мои слова. Все они ведьмы.
Я не стал спорить или идти нахрапом, мирно присел на лавку и вытянул ноги. Неожиданно выглянуло солнце, больше ослепив, чем подарив тепло. Блаженно прикрыв глаза, радовался спокойным и тихим мгновениям, погрузившись в свои мысли. Внезапно настроение вокруг изменилось на нервное и дёрганое. На крыльцо вышла Анна с корзиной и записями.
— Приём отвара. Подходим, говорим имя, а то опять перепутаю, — Анна напугала и встревожила всех, Люд робко подходил, уточняя имя и болячку.
— Иван Кожемяка, сердешная моя, не перепутай. Мне от желчи отвар треба. — здоровый муж робел крепко, хоть и был на две головы выше и вдвое шире.
— Так какая же из них? — задумчиво произнесла Травница. — Да шуткую я, держи вот твоя. Пей сразу, а то знаю вас. За угол зайдут да вливают, труда чужого не жалуют.
Иван откинул пробку, недоверчиво понюхал содержимое. Потом решился и одним махом опрокинул в рот. Поёжился, скривил лицо.
— Как вкус? Я добавила кой-чего, должно быть не так горько, как прошлый раз, — участливо спросила Дева.
— Не так горько, и впрямь пить можно. Братцы, прям полегчало, — изумился Кожемяка.
— То с испугу. А теперича, как выпил, легче стало, — усомнился второй.
— Так, а это у нас кто такой? — спросила Травница, сверяясь со списком.
— Прошка Погорельцев, лекарство для язвы жду, — гордо произнёс сухопарый Муж.
— Нет такого, Прошки нет, есть Клавдия Погорельцева. Ничего не перепутали? — переспросила Дева.
— Дык говорю же, для язвы своей жду, сама не пришла, по хозяйству хлопочет, а меня отправила с оказией, — разъяснил ей мужчина. Получив искомое, откланялся да пошёл восвояси. Страждущие подходили по одному, принимали лекарство, для приличия морщились и плевались, но стоически переносили невзгоды выздоровления. Анна же, заглядывая в глаза, порой для этого вставая на цыпочки, интересовалась вкусом, ощущениями и тщательно записывала ответы хворых.
— Босик, а ты как тут оказался? Болит чего или в гости? — наконец заметила меня, сидящим на лавке, Травница.
— И в гости, и проведать писаря. Не скажешь, где он, с разбитой мордой должен быть? — спросил Я Травницу.
— Калеченные у нас не выходят для проветривания, так как в основном лежачие, пойдём внутрь, там и разберемся. — Подпрыгнув на месте, резко развернулась и рванула в открытые двери. Дабы не потерять из виду, Я поспешил за ней. Внутри пахло лекарственными травами, болью и отчаяньем. Светлица была широкой с занавесями, отделяющими общую залу с лежанками для хворых. Сквозняк гонял их, играясь и кружа, то приподнимет, шаля, как юбку у Блудницу, то одёрнет строго. Тем временем Анна закрывала широкие окна.
— Адель, у нас в гостях твой друг. Пришёл хворых проведать. Может, подскажет чего насчёт немого?
— Будь здрав, Босик, — мягко произнесла Ведьма, отряхивая платье от приставших нитей ветоши.
— Да осветит твой путь Отец-Солнце, да убережёт тебя Мать-Земля, — учтиво поклонился Я. — Служба привела меня, да хотел спросить трав укрепляющих в обратный путь. Анна за немого спрашивала? Чем могу помочь?
— Есть у нас один болезный, во сне мучается, бредит, говорит непонято, а как проснётся, ни слова не вымолвит. Сказывается мне, что тут хворь душевная. Про травы лучше Травницу проси, она и подсобит в ответ на твою помогу. А по службе что за интерес? — поинтересовалась Ведьма.
— Утром к вам писарь Княжий поступил, что с мясником повздорил, хотел бы с ним переговорить, — пояснил Я свой визит. Адель махнула рукой, приглашая за собой. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. В следующем помещении, несмотря на проветривание, было душно и пахло гнилыми ранами и горькими отварами. Покалеченные разных степеней увечья лежали на палатях с перевязанными конечностями, и сиплым дыханием, и стонами наполняя воздух.
— Вот твой интерес, а второй следом лежит. Зови, если что нужно будет, а я пойду, много дел впереди, — оправдалась Дева и ушла.
Я с любопытством смотрел на писаря. Вида он был печального, свороченная набок челюсть перекосила молодое лицо. Из приоткрытого рта постоянно бежала капельками слюна, а налившаяся синевой щека потешно оттопыривалась, будто за ней находился леденец.
— Будь здравым, писарь. Моё имя Босик, Я выполняю поручение Князя по поимке Ночного Охотника. Мне твои зарисовки очень помогли в деле, но вопрос у меня другой. Ты не зарисовал убиенную чету мясника, а следом узнаю, что сам пострадал от вдовца. Сказывается мне, у тебя есть тайна, связанная с погибшей, — привычно скользнув в Дар, вопросил молодого служку. Тот в ответ отчаянно замотал головой, ланита дёрнулись, выпуская в уголках уст длинную нитку слюны. Муж привычно подхватил её платком. Стыдом и обидой, а также непонятным для меня чувством дунуло от него.
— Я понимаю твоё смущение. На пальцах убиенной заметил капли чернил, а характер ран говорит, что это не охотник. Мясник — муж ревнивый и быстрый на расправу, потому он убийца, а ты про то ведаешь, но из-за стыда от блуда с четой ты чувствуешь себя виновным в погибели. Потому смею тебя уверить, что повинный только вдовец. Второе, расскажи, чего ты так боишься? Уж не видел ли чего такого, о чём жалеешь? — трудно было понять после моей речи, чего так испугался писарь. Возможно, разоблачения, а может, и впрямь, видел или слышал чего на своей службе. Но с разбитой челюстью ответить он мне не смог. Я решил поддержать его. — Я задаю вопрос, а ты кивни или моргни дважды, если согласен, в противном случае — трижды, если ответ — нет. — В ответ муж тяжело вздохнул, выдув пузырь в уголке губ.
— Ты знаешь, кто убил чету мясника? — дождавшись утвердительного кивка, Я продолжил.
— Ты видел Ночного Охотника? Не-е-ет? Хм-мм. Ты слышал о нём по службе? Он был у Дьяка? Три-четыре седмицы назад? Боишься расправы? — замолчал, размышляя от полученных ответов и глядя на то, как повел себя ответчик. — Благодарю за ответы, ты очень помог. Выздоравливай, дай Мать-Земля тебе благость, да не оставит тебя Отец-Небо. — Я коротко кивнул на прощанье и поднялся со стула. Внезапно писарь меня остановил, схватив за руку. Быстро откинув суму, достал помятый лист с рисунком, свернул его трубочкой и передал мне. Спрятав его, Я поднялся и направился прочь. Уже на выходе обернулся, чтобы нечаянно узреть, как по молодому лицу текли слёзы. С этим допросом совсем вылетело из головы, куда меня направляла Ведьма. Оглядевшись в большой зале, нашел Травницу, что болтала ногами, сидя на лавке, и перетирала в малой ступе очередное снадобье.