Власти твоей нет надо мной (СИ) - Питкевич Александра "Samum". Страница 11

– Вот мне все же интересно, откуда они тут берутся? – повернувшись к Корице, попыталась узнать. Но не видя морды, прочесть ответ  было затруднительно, так что я только наигранно-печально вздохнула.– Вот и я не представляю. Идем?

Огонь трещал так весело, что я даже немного испугалась. Листья вспыхнули мгновенно, и пламя подскочило до самого верха каминного зева, заставив меня отшатнуться.

– Огось! – потирая подпеченные брови, с облегчением найдя их на прежнем месте, я наблюдала за тем как меняется цвет пламени, становясь то ярко-малиновым, то почти белым.– Не знала, что так бывает.

Несколько минут постояв перед камином, удивляясь радугам, что там вспыхивали, я отправилась  за следующей порцией. Нужно ловить момент, пока так хорошо горит.

Вывалив в камин почти четыре охапки листвы, я решила пока заняться другим. Дрова весело трещали,  обещая гореть долго, так что была возможность уделить внимание иным вещам.

Мама всегда говорила, что начинать стоит с малого.

Выйдя на середину комнаты, я осмотрелась еще раз, выискивая то самое «малое». Вот только все казалось каким-то основательным, весомым. Так что, бросив бесполезное занятие, перекинув косу за спину, я обратилась к своему новому приятелю и незаменимому помощнику.

– Корица, нам нужно вода!

Набрав с полведра воды и отыскав в кладовой пару мягких тряпок, когда-то, видно, бывших то ли подушками, то ли портьерами, я закатала рукава.

Пару минут ушло на протирание пыли на каминной полке, книжных корешках, рабочем столе.

Тихо напевая под нос,  я кружилась по комнате, получая какой-то удовлетворение. Пусть само помещение выглядело вовсе не используемым, на столе не было ни бумаг, ни книг, которые хозяин читал сейчас, все же воздух тут же становился чище и свежее.

Дойдя до маленького столика в углу, на котором притаился кувшин с золотистой жидкостью, я дернула в стороны портьеры ближайшего окна, впуская в комнату больше света. С неудовольствием всмотревшись в стекло, поняла, что его, кажется, не мыли никогда.

Распахнув ставни, при  этом едва не выдрав щеколду непривычной конструкции, я позволила в комнату ворваться свежему ветру, от которого тут же закружилась голова. Нужно было поменять воду и подбросить еще листьев в камин. Было бы хорошо натереть каминную решетку графитом, как учила мама, чтобы та не проржавела, но делать это следовало прежде, чем разводит огонь.

Так что я, приготовив сухую ткань, принялась за окна. В первый момент они показались мне непросто грязными, а покрытыми каким-то маслом! Тряпка скользила, вода скатывалась куда быстрее обычного, а само стекло переливалось искрами.

С недоумением посмотрев на это форменное безобразие, я в очередной раз сполоснула тряпку, закатала получше рукава, чтобы не сползали, и, вытянув из камина щипцами уголек, затушила его в воде.

Когда вода перестала шипеть и дымиться, раскрошила уголек в тряпке, с еще большим воодушевлением принявшись  за стекло. Вот теперь дело пошло бодрее. Странный, мутно-блестящий слой удалось снять почти сразу, стоило чуть надавить и потереть нужное место.

Несмотря на то что воду пришлось поменять раз пять, чтобы помыть всего-то два окна, я осталась довольна, рассматривая, как вечерние солнечные лучи ровно, не искажаясь, падают на ковер.

– Вот и замечательно,– довольно потирая руки, чувствуя, как неприятно коже от долгого нахождения в воде, я оглядела комнату еще раз. Пусть сделать удалось и не очень много, но помещение тут же преобразилось. Осталось разобраться, как  тут со стиркой, но это стоило оставить на завтра. Мне же надо чем-то себя занимать ближайшие полгода.

От неприятной мысли что-то кольнуло в груди.

Скривившись, так и оставив окна распахнутыми, чтобы впустить хоть немного чистого воздуха  и избавиться от запаха паленой листвы, я вышла из комнаты.

 В коридоре неожиданно царил полумрак. Как-то, отвлеченная работой,  я и не обратила внимания на то, что время близится к вечеру. Тени в углах стали густыми и размытыми, так что уже не удавалось рассмотреть, охапка там листвы, или кто-то прячется в темноте.

Проходя в сторону уборной, я едва не выронила свое ведро, полное грязной воды, испугавшись собственного нечеткого отражения в одном из мутных зеркал.

Едва не подпрыгнув, я так и стояла у стены, прижав одну ладонь к бешено колотящемуся сердцу, как вдруг со всех сторон стали вспыхивать огни. Неяркие, теплые, они загорались по цепочке, высвечивая на цепях под потолком необычные фонари. Круглые, овальные, в форме тыкв или больших груш со множеством маленьких дырочек, фонарики появлялись там, где, я могла ручаться, их  раньше не было.

Поставив ведро к стене, я бросилась в сторону лестницы, и едва не задохнулась от восторга. Все пространство холла освещали сотни больших и маленьких, висящих по одному или группками, фонарей. Разные, непохожие друг на друга, они смотрелись так гармонично, что невозможно было отвести глаз от этого невероятного великолепия и волшебства.

Маленькие огоньки прятались в гроздьях белых цветов, что свисали с перил, терялись в высоте купола. Другие, как цепочка из светлячков, бежали вдоль оконных рам, приумножаясь в стекле.

Это все, вместе с налетевшим порывом ветра, подкинувшим сотни белых лепестков в воздух, делало поместье совсем другим. Волшебным.

Глава 9

Нимед Королева нервничала.

Ее темно-синее, до черноты, платье, усыпанное бриллиантами, подрагивало в свете огней, отчего блики скакали по стенам, вызывая резь в глазах.

Эдлиназара вышагивала по кабинету, как можно дальше оттягивая выход в тронный зал. И пусть сегодня гостей планировалось куда меньше, чем в сам Самайн, за дверьми гудели и смеялись, нервируя нашу госпожу еще больше.

– Эдда, сядь. Надоедаешь,– немного лениво попросил Кетудриавиль, откидывая белую прядь с лица.

Несмотря на многие годы знакомства, я каждый раз удивлялся тому пренебрежению, которое себе иногда позволял друг.

– Если ты не забыл, кузен, я все еще твоя королева. И буду ей ближайшие лет пятьсот,– сердито, остановившись под одним из фонарей, заявила Эдлиназара, выставив в строну своего Мастера Равновесий тонкий изящный палец с длинными и острыми когтями.

– Разве можно об этом забыть, Эдда,– Кет поднял руки над головой, растопырив пальцы и изображая нечто несуразное.– На твоей голове корона!

– Это смешно? – мне показалось, что Эдлина сейчас сорвет венец с таких же белых волос, как и у кузена, и просто запустит его в голову Кетудриавиля.

– Смотря как посмотреть, ваше величество. Ратаан ДаВизу твой муж уже сколько? Десять лет? А кроме унылого поцелуя в щеку еще ничего не получил. Да, – Кетудриавиль поднялся из-за стола, раскладывая бумаги стопками и проводя над ними рукой, отчего документы исчезали, подчиняясь ему одному доступной магии,– как для мужчины, для меня это просто смешно.

Я перевел взгляд на королеву, сдерживая эмоции и стараясь максимально долго не встревать в этот диалог. Даже если был согласен с другом.

– Я до сих пор не могу понять, с какой такой радости рогатый князь согласился дать тебе такую отсрочку.

– И что тебе непонятно? – королева резко отвернулась, отчего из прически выбилось несколько локонов. От силы эмоций на мгновение проступили золотистые крылья монаршей особы.– Мне нужно было время после смерти матери, чтобы принять корону  и титул. Ты прекрасно знаешь, насколько Двор бывает капризен к переменам.

– Знаю,– Кетудриавиль оперся ладонями о стол, впившись сердитым взглядом в узкую спину венценосной кузины,– но никак не могу понять, как может помешать правлению то, что рогатый все же окажется между твоих ног.

Вот тут даже я не выдержал прямоты блондина, пытаясь за кашлем скрыть неловкость. Ша не были лицемерами или брюзгами, отдавая должное уважение и плотским утехам, но в устах Кета, да еще в сторону Эдлиназары, это звучало слишком смело.