Всемирная история. Османская империя - Евлоев Роман. Страница 49

Однако ничто не вызвало такого ажиотажа, как последовавшая вскоре после отъезда Махидевран и смерти матери Сулеймана женитьба Сулеймана на Хюррем. Неслыханно! Хюррем стала первой женщиной за последние 200 лет – и первой в османской истории невольницей! – на которой султан официально женился…

Ради своей возлюбленной Сулейман I Кануни [130], провозгласивший девизом своего правления соблюдение законности, нарушил все писаные и неписаные нормы, открыто сочетавшись законным браком с бывшей рабыней и установив для нее официальный статус, равный положению европейских королев-консортов [131]. С июня 1534 года Хюррем получила к своему имени приставку Хасеки (то есть «любимица») – титул, введенный Сулейманом специальной для нее. Изменение статуса Хюррем сразу отметили европейские дипломаты, начавшие упоминать ее не просто как некую «гаремную женщину», но как «русинку Роксолану, королеву османов».

Турки, и прежде считавшие рыжеволосую Хюррем ведьмой, окончательно уверились в том, что она околдовала их «счастливого повелителя», обманом и злыми чарами женив султана на себе против его воли. Впрочем, без некоторых манипуляций султанская свадьба, похоже, и правда не обошлась. Существует любопытная версия, объясняющая, каким остроумным образом Хюррем перехитрила Сулеймана и добилась желаемого. Как и всегда, дело было в деньгах.

Каждая обитательница гарема, согласно закону, получала денежное пособие, которое несколько увеличивалось, когда девушки становились наложницами. Если же наложница рожала султану ребенка, в особенности сына, ее доходы возрастали многократно. У Хюррем Хасеки-султан, матери шестерых детей, пятеро из которых были сыновьями, ежедневный доход только из султанской казны составлял 2 тысячи акче [132], что делало ее годовой доход большим, чем доход целой французской провинции в то время. Если бы она дожила до восхождения на престол своего сына Селима и стала валиде, эта сумма удвоилась бы! А ведь был еще немалый доход с недвижимости, которую дарил ей влюбленный султан: дома, общественные бани, гостиницы, мастерские и т. п. В общем, размеры личного состояния Хюррем делали ее богатейшей женщиной если и не во всем мире, то уж в империи – наверняка.

Какая-то часть этих денег шла на политическую борьбу – подкупы, подарки и премии, оплату лояльности слуг и союзников. Остальные… просто лежали мертвым грузом. Имперские законы запрещали рабам владеть имуществом и, следовательно, купавшаяся в деньгах Хюррем могла использовать их как инструмент лишь в пределах дворцовых стен. Со своей проблемой, для приличия завернутой в обложку самых благородных намерений, фаворитка пришла к султану и заявила, что религиозность побуждает ее к благотворительности, но, будучи невольницей, она не может этим заниматься. Сулейман тотчас же дал ей вольную – пусть в его империи станет одним богатым меценатом больше! – и, чтобы отметить это знаменательное событие, позвал Хюррем в свои покои на ночь любви. К удивлению султана, женщина ответила ему вежливым, но твердым отказом.

Сулейман, которому Хюррем родила шестерых детей, послал слуг спросить возлюбленную о причине такой внезапной застенчивости. И вновь Хюррем сослалась на требования религии, заявив, что теперь, став свободной женщиной, она как богобоязненная мусульманка не должна заниматься внебрачным соитием и делить ложе с посторонними мужчинами… Недолго думая, Сулейман, уже давно отдавший Роксолане свое сердце, предложил ей и руку.

Так все произошло или как-то иначе, но брак одного из самых могущественных людей планеты с наложницей-простолюдинкой был заключен. И не тайный обряд в присутствии всего двух положенных по правилам ислама свидетелей. Нет, Сулейман оповестил о своей женитьбе весь мир, устроив в Константинополе показательные празднества. Османские архивы об этом событии стыдливо молчат, но зато сохранились воспоминания гостей-иностранцев. Брачный дар султана Хюррем составил баснословные 100 тысяч дукатов [133] – вся дань, собранная империей с Венгрии. Точная дата бракосочетания главной пары XVI века неизвестна, однако венецианский дипломат Даниэлло де Людовичи утверждал, что произошло это знаменательное событие в начале июня 1534 года, накануне имперского похода против иранского шаха Тахмаспа I.

Пышные торжества описал один из работников генуэзского банка Святого Георгия в Константинополе: «На этой неделе в столице случилось неслыханное событие – Великий Турка взял себе в жены как императрицу пленницу-русинку по имени Роксолана. Этот брак сопровождался большим пиршеством, церемония проходила в королевских палатах, а празднование провели вопреки всякому протоколу. Прошло публичное шествие с подарками. Ночью главные улицы были ярко освещены, долго играла музыка и люди пировали. Дома украшали венки, везде веселились, а народ танцевал с большим удовольствием. На старом ипподроме поставили большую трибуну, зарезервированную для императрицы и ее дам; за декоративной золотой перегородкой Роксолана и ее двор наблюдали за турниром, в котором принимали участие христианские и мусульманские рыцари, акробаты, фокусники; демонстрировали диких зверей и жирафов, которые достигали самого неба… Здесь многие говорят об этой свадьбе, но никто не решается сказать вслух о ее значении…»

Генуэзец сильно преувеличил почтительность и лояльность османских придворных. Поборники традиций громогласно сетовали на неслыханное попрание османских обычаев и на все лады твердили, что такого поругания закона ни за что не случилось бы, будь мать Сулеймана I, почтенная Хафса валиде-султан, жива. В запале сплетники, конечно, забывали о том, что пенять невестке за укрепление своего статуса было бы со стороны Хафсы откровенным лицемерием, ведь именно Хафса, первая из по-настоящему влиятельных обитательниц султанского гарема, добилась от «счастливого повелителя» замены для себя традиционной приставки «хатун» на имевшую имперский статус «султан».

Опираясь на силу денег и обретенного высокого статуса, Хюррем могла достичь многого, но только не признания теперь уже своих подданных. Купить за золото любовь, даже народную, невозможно – для консервативной части населения Хюррем так и осталась «этой ведьмой», – но можно заслужить людскую благодарность поистине царской щедростью. И благотворительность из удобного предлога получить желаемое превратилась для Хюррем в одну из главных сфер деятельности, а со временем и в один из главных поводов для гордости. По крайней мере на личной печати султанши не перечисляются ни титулы, ни владения, но упоминаются ее благотворительные проекты.

Возведенная на деньги благотворительного фонда ее имени «Külliye Hasseki Hurrem» мечеть неподалеку от так называемого «женского базара» стала первым константинопольским творением гениального Синана после назначения его главным архитектором правящего дома империи. Чтобы не раздражать подданных, к храмовому комплексу пристроили лишь один минарет в знак того, что комплекс не является мечетью имперского значения. При мечети открылись две больницы, школа для детей бедняков и имарет – бесплатная столовая для неимущих, где их дважды в день кормили хлебом и супом. На деньги Хюррем в столице построили две большие общественные бани, множество садов и фонтанов.

Больницы, религиозные школы и имареты по ее воле возводились и в других городах империи, но самый крупный – в Иерусалиме – ежедневно посещали более 500 человек. Он единственный из благотворительных проектов Хюррем существует до наших дней, уцелев несмотря ни на что. Уже в конце жизни Роксоланы руководство иерусалимского отделения ее фонда стало злоупотреблять своими полномочиями. Столовая для бедняков превратилась в кормушку нечистых на руку богатеев. К концу XVIII века бенефициарами фонда Хюррем числились не малоимущие, а, напротив, богатейший семьи города и другие влиятельные люди вроде командира наемников, которому ежедневно выдавали полсотни буханок белого хлеба… С крахом Османской империи прекратилось финансирование заведения, но оно существует и сегодня. На деньги неравнодушных со всего мира фонд Хасеки Хюррем каждый день открывает свои двери и котлы для шести с лишним сотен людей, оказавшихся в сложном положении.