Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2 (СИ) - Каминский Борис Иванович. Страница 4
«Виктор, все путем. Шаг влево, шаг вправо — побег! Прыжок на месте — провокация! Стреляю без предупреждения», — так, по мнению Дмитрия Павловича, должна была работать «его» система.
Признавая необходимость усиления третьего отделения, идею оболванивания офицер категорически не принимал. Сама мысль о возможности манипулирования сознанием казалась ему кощунственной, идущей против законов божьих. Особенно неприятно ему было слышать, что влиянию в равной мере подвержены и люди простые, и образованные. Наивный. Разве мог он противостоять извращенному уму человека будущего, к тому же на тройки окончившему факультет психологии!?
Как известно, факты вещь упрямая, и после демонстрации ряда приемов психолингвистического воздействия Виктор убедился в справедливости очередного откровения «чилийцев». Параллельно он заинтересовался психологий, тем паче, что дававший ему основы знаний троечник таковым являлся лишь отчасти — любимые предметы сдавались Зверевым исключительно на отлично.
Шульгина же сейчас интересовали дела российские. Знакомясь со сводками событий, он спинным мозгом чувствовал нарастающее напряжение. И вот ведь парадокс: не далее, как в начале августа Николай II подписал Манифест «Об учреждении Государственной Думы». Днями был обнародован новый Манифест, согласно которому ни один царский закон не имеет силы без думского одобрения! Казалось бы, что еще надо? Оказывается, все не так просто, и в ответ Москва откликнулась забастовкой, подхваченной промышленными центрами Росси. Начиналась знаменитая Всероссийская октябрьская политическая стачка.
Неизвестно, что еще нафантазировал взвинченный встречей со своей юношеской любовью Шульгин, но прозвучавший вопрос застал морпеха врасплох:
— Дмитрий Павлович, когда ждать кульминацию?
— Поручик, от-ставить! — Зверев ощутимо разозлился, — Кто вам сказал, что общественный катаклизм можно просчитать с такой точностью? Здесь вам не тут! За процент «за» и «против» денег не платят! Впрочем, если хочешь услышать наше мнение, то изволь, — смягчился, наконец, тренер, — Федотов в ноябре планирует отправить инженеров на выставку в Швейцарию. От греха подальше, а шваркнет, или нет, сам понимаешь, бабушка надвое украла.
— Виноградов тоже едет? — отсутствие реакции на бредовые афоризмы и проскользнувшая напряженность выпали из стиля беседы.
«Ого! А вот это, блин, сюрпризец! Наш Иван Никитич, похоже, засветился. Только вот вопрос, а наш жандарм проболтался?»
Полгода назад, начав свои «философские» беседы, переселенцы заключили с Виктором джентльменское соглашение — никакие разговоры не возбраняются, но все остается между собеседниками. Переселенцы не спрашивали конкретику жандармской службы, аналогично поступал их визави. Вольно или невольно, но сейчас Виктор нарушил договоренность, и реакция Зверева была мгновенной:
— Жандармское управление интересуется подрывной деятельностью нашей картонной дурилки или…? — сочившегося яда хватило бы извести ходовую часть кавалерийского полка.
— Какой дурилки, то есть, Дмитрий Павлович…
* * *
Вчера Шульгин не помнил, как его голова коснулась подушки, зато утром чувствовал себя великолепно. От вчерашней хандры остались лишь смутные воспоминания. Пока коляска несла офицера на службу, в памяти всплывали отдельные эпизоды прошедшего полугодия. Вот он с сослуживцем впервые заглянул в клуб «Славянской борьбы». Характерный запах мужского пота, вокруг много молодых крепких мужчин. Первое построение: «Господа борцы, прошу выстроиться в одну шеренгу».
«Какой ужас, кто же так подает команды!?»
Состав постепенно меняется, одни уходили, другие приходили. Ушел и его сослуживец, а Шульгин остался. Здесь он нашел отдушину от превратностей своей не самой почетной службы. Что его держало? Само собой бойцовская подготовка, а еще атмосфера. Отчужденность вскоре сменилось ровным отношением, а чуть позже уважением. Нет, кое-кто, конечно, еще продолжал коситься, но самые уважаемые борцы были на стороне офицера.
В те же сроки изменился и состав. Незаметно ушли недалекие парни с московских окраин и дворовая шпана. Им на смену пришли такие же молодые рабочие, но их взгляд! У всех осмысленный, внимательный. Странно, никого не гнали, но чернь ушла, а назвать таковой новичков язык не поворачивался.
Незаметно испарился жеребячий восторг по поводу и без, столь характерный для людей «из народа». Да что там из народа, даже в его гимназии таких жеребцов была добрая половина. Эти же все, как один сосредоточенно-спокойные.
Только познакомившись с тестами Дмитрия Павловича, он понял направленность отбора — тренеру требовались крепкие мужчины, с устойчивой психикой, но зачем? Ответа не было, как не было ответа и на вопрос, куда делся отсев, ведь среди них были вполне приличные борцы.
Время в дороге летит незаметно. Вот уже и предместья. Все чаще и чаще мимо проплывают деревушки. Вскоре они сольются воедино, с этого момента начнется городская черта. У этой невидимой линии в сознании исподволь всплыла мелодия, ей вторили стихи, образующие небесную ткань, зовущие к подвигу и врачующие душевные раны.
Кавалергарды, век не долог,
И потому так сладок он.
Поет труба, откинут полог,
И где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный,
Но командир уже в седле…
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
По возвращении из Санкт-Петербурга, Зверев собрал узкий круг, куда вошел и поручик. Обсудив направление усилий после отъезда части тренерского состава, Зверев взял в руки гитару. Латиноамериканские ритмы вскоре сменились русскими песнями, но как же они были необычны!
Стихотворные мелодии сменяли одна другую. Одни совсем простенькие, другие с глубоким философским подтекстом, но все они объединены нездешней ритмикой и непривычным стилем. Собравшиеся слушали затаив дыхание, лишь трое закрыв глаза нашептывали знакомое. Шульгин уже знал, что тренер иногда дает такие концерты, но слышал впервые. Глядя на охватившую всех печаль он вдруг почувствовал с ними единение. И таких он когда-то называл чернью?
С того вечера в памяти сохранились «Кавалергарды» и песня о смоленской дороге.
По смоленской дороге — леса, леса, леса.
По смоленской дороге — столбы, столбы, столбы.
Над дорогой смоленскою, как твои глаза, —
две вечерних звезды голубых моих судьбы.
По смоленской дороге метель в лицо, в лицо.
Всё нас из дому гонят дела, дела, дела.
Может, будь понадёжнее рук твоих кольцо,
покороче б, наверно, дорога мне легла.
По смоленской дороге — леса, леса, леса.
По смоленской дороге — столбы гудят, гудят.
На дорогу смоленскую, как твои глаза,
Две холодных звезды голубых глядят, глядят.
Невольно возникало недоумение, как в забытой богом южной стране, могли помнить об истинно русской дороге?
«Что я еще упустил?»
Собственная мысль удивила, ведь он не на службе и упускать ему нечего. Сам собой родился вывод — в нем проснулся профессионал. Об этом его предупреждали.
«Дознаватель из меня, конечно, не бог весть какой, но прав ротмистр Груздев — рано или поздно мы начинаем искать подвох даже в собственной постели. Это наш крест, так что же меня тревожит? Может быть, знания „чилийцев“? Бесспорно, люди они образованные. Более того, разнопланово образованные. Даже Владимир Ильич, в котором за версту видно ученого, рассуждал о каких-то непостижимых тонкостях моторов авто».
Однажды в тренерской, Шульгин присутствовал при разговоре переселенцев об автомобилях. К нему даже обратились с вопросами, но, увы, ответить ему было нечего. Шульгин не поленился расспросить знакомого инженера-механика, но и тот ничем ему не помог, ибо о карбюраторе знал лишь то, что это какая-то часть мотора.
Мысль Шульгина вновь вернулась к клубным делам. Построения борцов, команды и дисциплина, вот что разительно изменилось со сменой состава. Теперь перед началом тренировки звучало раскатистое: «Борцы, в одну шеренгу, стано-вись»! Далее, как положено, равняйсь, смирно, равнение на средину и доклады командиров групп. Команды исполняются без суеты, но четко. Вводные слушались внимательно, подчинение беспрекословное. Такого не было даже в училище. Все радовало душу офицера.