Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2 (СИ) - Каминский Борис Иванович. Страница 85

— Степаныч, поставим мы своего диктатора, объясним политику партии и правительства по искоренению, а проникнется?

— Об этом пущай думает поп-толоконный лоб, — возразил, пребывающий в прекрасном расположении духа Федотов, — а я наслаждаюсь ходом твоих мыслей.

— Поп, говоришь? — задумчиво произнес Зверев. — А что, это идея, и за это надо выпить.

— Э-э-э, ты о чем? — протянув кружку, Борис изумленно уставился на товарища.

— Как о чем, об идее, конечно. Скажи, в чем суть айкидо? — Зверев требовательно посмотрел на Бориса.

— Ну-у-у, — стал вспоминать переселенец, — это как-бы использование его силы, т. е. инерции, а что?

— А то! Вместо драки с попами, поднимем их на борьбу с либерами!

— Ха-ха-ха, — заржал, утирая слезы Федотов.

— А что тут смешного? — набычился бывший морпех.

— Представил себе проповедь: «Братья и сестры, сегодня мы вспомним, что сказано в Священном Писании о либерастии головного мозга, поразившей часть наших прихожан».

— Вечно ты все опошлишь, — обиделся Зверев, — между прочим, если попам грамотно втюхать мысль о связке католичества с либерализмом, то их потом за уши не оттащишь толкнуть проповедь против этой заразы.

— Что-то в этом есть, — резонно согласился Федотов, — но это в будущем, а что мы будем сейчас делать с нашим итальянцем?

Обыск кабинета Федотова едва не привел к крупным неприятностям. Рукописи «подметных статей» хранились в тщательно спрятанном сейфе, там же лежали черновики федотовских фантастик. Тайник полиция так и не обнаружила. Да и вскрыть его без автогена было проблематично. А если бы Федотова к этому принудили, то таким ушлым достались бы одни угольки — термитная шашка горит прекрасно.

Собранные полицией бумаги оказались заранее заготовленной макулатурой: внешне подозрительны — в реальности бытовуха. По первой тревоге люди Самотаева все аккуратно разложили по полочкам и ящикам. Другое дело, эскизы и расчеты по стержневой лампе. Тут Федотов дал маху. Кое-что в сейф он таки не убрал. Бойцы добавили технической туфты, и на этом успокоились. Откуда им было знать, что на столе лежали документы по новой лампе.

Трудно представить, во что бы обошелся обыск, не перехвати самотаевские бойцы «немца».

«Немец» оказался итальянцем, что указывало на заказчика. Это же подтвердил и сам Альберто Кавалли. Толком и пугать не пришлось — зимний погреб и звероватого вида выводящий в драном зипуне подействовали не хуже сыворотки правды.

Казалось бы, угроза ликвидирована, и дело можно тихо положить на полку. Почему тихо? Да потому, что в таких сражениях полицию привлекать не принято. Больше вреда, нежели пользы. Главное отбиться и дать противнику понять: «Все парень, тут тебе больше ловить нечего».

Так бы все и произошло, не вселись в Зверева дух наставничества:

— Самотай, помнишь, что мы говорили об операциях прикрытия?

— Помню, но ты же сам сказал — тут все путем.

— Мало ли что я сказал, а может это нам показывают?

И ведь проверили, и оба потом долго чесали репу — не окажись рядом Самотаева, не стал бы Зверев копать глубже. После пары затрещин и демонстрации зубоврачебных инструментов ниточка от фирмы «Маркони К°» потянулась к германской конторе AEG, которая предложила этого эксперта третьему отделению.

Картина нарисовалась примерно следующая. В какой-то момент то ли Маркони вышел с предложением к фрицам объединить усилия против зарвавшихся русских, то ли это сделали немцы. Этой тонкости Кавалли не знал, зато «дознавателям» стало понятно — немцы светиться категорически не желали, и на запрос от русской полиции предложили обратиться непосредственно к итальянцу: «К нам сейчас прикомандирован специалист от самого Маркони, рекомендуем обратиться к нему. По-русски говорит неважно, но специалист первостатейный».

Казалось бы, что в этом особенного? Снюхались два промышленных крокодила грабануть третьего и по-братски разделить барахлишко. Есть такая забавная дележка: брату меньше — себе больше. Все так, но пряталась в этом деле одна особенность — в 1903-ем году товарищ Кайзер заставил двух непримиримых противников, AEG и Сименс-Гальске, учредить дочернюю фирму Телефункен. Этим решением главный «фриц» снял нежелательную для Германии проблему честной конкуренции, а у переселенцев не осталось сомнений, что из этого болотца выглядывают ушки если не самого господина Сименса, то, как минимум, его управляющего российским отделением в Санкт-Петербурге. А учитывая недавнюю службу Германа Осиповича Герца в компании AEG, последние сомнения в информированности «Сименс и Гальске» отпали сами собой.

В тени оставалось влиятельное лицо. Надо отдать должное этому деятелю. Он таки убедил столичное руководство жандармов в необходимости наезда на руководителя фирмы Русское Радио и привлечения в качестве эксперта инженера из иностранцев, и наверняка не за красивые глазки. Кому-то было обещано повышение по службе, кто-то мог рассчитывать на более весомые преференции.

Вряд ли Кавалли об этом хоть что-нибудь слышал, да его и не спрашивали: меньше знает — больше шансов оставить в живых. Зато сейчас итальянец клял себя последними словами, что согласился на заманчивое предложение оценить, нет ли среди технических документов господина Федотова крамольных записей.

А вот перед переселенцами вставала сразу прорва вопросов. Первый, как реагировать на действия Сименса? Второй, что делать с итальяшкой? Третий касался полковника Чернышева. А ведь были и четвертый, и пятый, и шестой.

Как это ни странно, но с ответкой на действия Сименса торопиться не следовало. Надо было выждать, и в правильно выбранный момент нанести «визит вежливости» с доказательствами. Но и этого мало. Представьте себе, вы представили документы, а вам отвечают: «Это не мы, это совершил Вася Пупкин. Затмение на него нашло, но мы его покараем». И что? Обращаться в арбитражный суд с требованием наказать партнера? Можно, но тогда раскроются некоторые подробности, о которых сейчас говорить преждевременно. И что, просто утереться?

Для капитализьмы вопросов чести или совести не существует в принципе. Вместо этих благородных субстанций у представителей этой экономической формации существует опасение потерять нажитое честнейшим разбоем. Не случайно формула: «Боливар не выдержит двоих», в будущем трансформировалась в сентенцию: «Извини, дружище, ничего личного, просто бизнес».

Между тем, наказать можно любого капиталиста, было бы желание и время, тем паче, если это твой «деловой» партнер.

— Димон, как только подготовим очередную новинку, тут-то и придет к фрицам северный зверек и вежливо так спросит: «Ну чё, товарищи фашисты, платить будем или пролетаете?»

Мысль Федотова выглядела вполне мирной, чего нельзя было сказать о Зверевской относительно судьбы Альберто Кавалли:

— Ножки в тазик с цементом и в прорубь. Обувь можно не снимать.

— Не смешно.

— Согласен, тогда трехведерную клизму.

— Теплее, но чтобы память стерла.

— Отлично! Клизма с раствором серной кислоты самое то.

Злодеем Федотов не был, но и ситуация с итальянцем к благодушию не располагала, кроме того нельзя было не учитывать разговор с московским генерал-губернатором.

* * *

Резиденция главного начальника Москвы и ее окрестностей располагалась в трежэтажном здании на Тверской. Федотов это заведение знал, как московскую мэрию, а до этого Моссовет. Правда, в его время домик был шестиэтажным, что говорило о среднем приросте по одному этажу каждую треть столетия.

Эти расчеты переселенец провел, пока его вели от тюремной кареты до приемной губернатора. Долго ждать не пришлось, и вскоре он внимательно рассматривал Джунковского, правильнее сказать, оба изучали друг друга. Федотов стоя, генерал-губернатор сидя. Показатель, однако.

Из «объективки» на Джунковского Борис знал, что его собеседнику еще нет сорока пяти. Будучи убежденным монархистом, в октябре 1905-го года Владимир Федорович вместе с демонстрантами под красным флагом ходил от тюрьмы к тюрьме. Революционеры в тот день добивались освобождения политзаключенных. Джунковский, скорее всего, был с ними солидарен, хотя наверняка не во всем, иначе не видеть ему кресла политического лидера второй столицы. О будущем генерал-майора переселенцы ни чего не помнили, зато им было известно о его фанатичном увлечении фотоделом. Была в этом человеке яркая индивидуальность, что редко встречается в чиновном мире. Это отмечали многое, в том числе его честность.