Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий. Страница 104

— Я, кажется, иду не в ту сторону, — несмело сказал себе Юра. Прозвучало это как заклятие. Быстро темнело, вдалеке в небе плясали молнии.

Он не ждал ответа, но получил его прямо перед собой, словно восклицательный знак в конце предложения, в виде Дома отдыха для Усталых. Во всяком случае, Юра на это надеялся.

Учитель надолго остановился, разглядывая вытянутое деревянное здание, развёрнутое фасадом к нему и одним из торцов — тем, над которым высилась восьмигранная деревянная башня — к озеру. Если приять во внимание что дому больше ста лет, с первого взгляда выглядел он неплохо. Фундамент из бутового камня и стены почти целиком покрыты диким виноградом, сморщенные гроздья которого свисали тут и там. Удивительно, что он вообще может расти в этих широтах! Венчала строение покатая крыша. Крытая веранда имела округлую форму, на брёвнах колонн ещё заметны места, где когда-то обрубили сучки. Вокруг раскинулся сад — на него вела полномасштабное наступление дикая природа. Над водой нависали большие мостки; под них, словно щенята под брюхо матери, набились лодки.

Хорь не чувствовал никакого желания исследовать это место — если разобраться, не было желания и тогда, когда он первый раз внимательно изучал фотокарточку. Но он испытывал какой-то отстранённый, болезненный интерес к этому дому, иначе бы ни за что сюда не пришёл. Внезапно Юра почувствовал злость. Хотелось отдирать друг от друга эти гнилые доски, выбить несколько стёкол — удивительно, что никто не сделал этого раньше, — разнести цветочные горшки, которые дали жизнь буйному винограду с маленькими жёлтыми листочками. Но Юра успешно себя сдерживал. Всё что он хотел сейчас, это поглазеть несколько минут, неприязненно гоняя из одного уголка рта в другой горькую сосновую иголку.

Удовлетворив своё любопытство, Юра хотел повернуться и уйти прочь, но кое-что привлекло его внимание. Несколько велосипедов, прислоненных к перилам веранды. Коврик на ступеньках, на котором вместо ожидаемой горы мусора, было всего несколько жухлых листьев. Многочисленные мелочи, никак не вписывающиеся в общую картину. Там, на мостках, на специальных подставках укреплены удочки. Дом выглядел живым, пусть даже его обитатели и не заботились о том, чтобы придать ему более обжитой вид, довольствуясь самым необходимым. Словно остатки древнего рода, что ютились в одном крыле огромного замка и иногда звонили в колокольчики, вызывая давно почивших слуг. Но здесь-то никто по-настоящему никогда не жил! Обитатели комнат сменялись каждые полгода, вряд ли предыдущее поколение передавало будущему что-то, помимо завалившегося за кровать романа в мягкой обложке.

Обогнув дом, Юра увидел ГАЗик с крытым бортом образца начала восьмидесятых, явно на ходу. Кто-то минуту назад менял у него переднее колесо, а теперь отошёл, должно быть, за смазкой, оставив домкрат, насос и валяющиеся у машины инструменты… Или, может, только собирался поменять колесо? У Хоря закружилась голова. Это место казалось чужеродным, как неприличный рисунок в тетради по чистописанию. Оно только делало вид, что в ладах со всем окружающим, а на самом деле было ширмой, центром притяжения загадочных сил. Вернувшись на крыльцо и присев на ступеньку, он достал из кармана фотокарточку. Повертел её в руках, и вдруг ясно увидел как на обороте поверх строк «Куда» и «Кому», что вряд ли были заполнены хотя бы в одном экземпляре из целого тиража, проступила картинка. Руины, поросшие крапивой. Несколько камней из фундамента, во впадинах которых собирается вода. Вот, что здесь должно быть. А никак не этот образчик деревянного зодчества конца позапрошлого века, пусть и поющий в унисон с ветром свои унылые серенады.

Учитель поднялся, оправил штанины и пересёк наискосок веранду. Дверь была не заперта.

— Эй! — сказал он довольно громко. — Есть здесь кто?

В тесном тамбуре сложены мётлы и резиновая обувь. Низкий потолок полутёмного холла напомнил Юре источающую затхлый запах дедову шляпу, которую он, будучи мальчишкой, любил примерять, надевая её не на макушку, а на всю голову сразу.

— Доброго вечера, — человечек стоял на круглом табурете спиной к входу. Полки с журналами и какой-то литературой в мягком переплёте упирались в потолок, и жилистые руки, словно две слепых мыши, ползали там, передавая тряпку из одной ладони в другую. Пыль струилась вниз тонкими ручейками. — Добро пожаловать в дом отдыха для Усталых.

Юра поправил очки.

— Это вы, Пётр Петрович?

Старик оглянулся. Торчащие из-за ушей волосы придавали ему сходство с Доком из фильма «Назад в Будущее», однако смеяться не хотелось. На метрдотеле был надет пурпурный камзол с логотипом «Дилижанса». Юра вспомнил клетчатую пижаму и нелепые утренние упражнения, свидетелем которых он был утром.

Молодой учитель запретил себе удивляться несколькими минутами ранее, поэтому, увидев знакомое лицо, почувствовал только усталость, связанную с почти бессонной ночью и со всей той чертовщиной, что творилась вокруг с недавнего времени. А вот на лице метрдотеля, похоже, теперь уже двух гостиниц, отразилось лёгкое замешательство.

— Прошу вас… прошу вас, входите, — он быстро справился с собой. — Я не ожидал вас здесь увидеть, но будьте как дома.

— Что это за место?

— Просто клуб любителей рыбалки. При таком озере грех не организовать подобное для скучающих мужей и холостяков, верно? Также у нас здесь собираются натуралисты и наш прекрасный кружок составителей гербариев, а так же краеведы. Места хватает всем! Любители спокойного, как сейчас говорят, медитативного времяпрепровождения, катаются на лодке или катамаране.

— Почему вы ничего не рассказывали об этом месте нам с Алёной? — спросил Юра. — А остальные в «Дилижансе», Саша и прочие, они знают?

— Нет… — придерживаясь за полки и покряхтывая, Пётр Петрович спустился с табурета. Он выглядел так, будто собирался сходить в кладовую и подобрать для Хоря ошейник, чтобы пристегнуть его к батарее, тем самым хоть немного смирив страсть к бродяжничеству. — Понимаете, у гостей города есть гостиница. А как же местные? Несправедливо было бы лишать их возможности исчезнуть из дома на денёк-другой… побродить с котомкой для грибов по лесу, а потом заглянуть на горячий чай или отвар из трав.

Встретив недоверчивый взгляд молодого учителя, Пётр Петрович вздохнул.

— Я уже, кажется, говорил, в чем заключается моя работа. Всего-то-навсего делать так, чтобы разные люди чувствовали себя как можно более комфортно. Дела множатся, почта сама себя не привезёт, и даже самые простые вещи, которые, как вы наверняка думаете, свершаются сами по себе, далеко не всегда обходятся без моей помощи. Например, кто, по-вашему, стравливает воду в трубах с началом отопительного сезона?

Старик улыбнулся и, достав откуда-то упаковку влажных салфеток, воспользовался одной, чтобы привести в порядок руки.

— Полагая, что «Дилижанс» единственное моё детище, вы ошибались. Это место куда как древнее. И люди здесь собираются несколько иные.

— Я звонил туда всего сорок минут назад. Как вы успели так быстро сюда добраться? На велосипеде?

— Мы живём здесь всю жизнь, юноша, — глаза старика поблекли. Они ещё глубже отодвинулись в черепную коробку. — Всю жизнь, никуда не выезжая. Есть разные пути. Округа проникается к нам благодарностью и доверием, открывает свои потаённые тропки. Я уже стар… Шестьдесят лет на этой должности, а начинал мальчишкой-почтальоном. Я знал каждый дом, каждый крысиный лаз. Сейчас я уже далеко не такой шустрый, но голова всё ещё без бреши, и знания не торопятся её покидать.

Он помолчал, двигая ногой в удобной туфле, на носке которой не было ни единого пятнышка.

— Подрастающее поколение никуда не годится. Тот же Лев. Скажу прямо — я им недоволен. Как и… некоторые мои подопечные. Он слишком юн, а уже суёт нос, куда не следует. Не понимает, не видит материи, которая всё здесь скрепляет. Он сострадателен и добр, но в данном случае это, скорее, недостаток. Сострадание часто не даёт желаемого результата, только усугубляет нелепую ситуацию. Сострадание должно иметь глубокие корни и далеко идущие последствия. Недавно мальчик совершил непростительный поступок, помешал моему другу делать свою работу. Можете себе представить? Я отправил его в отпуск, подумать над своим поведением. К счастью, ничего непоправимого не произошло.