Инферно - Браун Дэн. Страница 24

Элизабет вошла, и дверь за ними закрылась.

В небольшой переговорной царил полумрак – свет излучал только большой включенный экран. Перед ним стоял высокий худощавый человек. Его лица она не видела, но в комнате ощущалась аура власти.

– Доктор Сински, – его резкий голос выдавал привычку повелевать, – спасибо, что откликнулись на мое приглашение.

Судя по характерному акценту, он был выходцем из родной для Элизабет Швейцарии или, возможно, Германии.

– Прошу вас, присядьте, – пригласил он, показывая на кресло, стоявшее рядом.

Что, он так и не представится? Элизабет села. При виде странной картины, выведенной на экран, ее беспокойство лишь возросло. Да что тут происходит?

– Я был на вашей презентации сегодня утром, – произнес мужчина. – Я проделал большой путь, чтобы вас послушать. Весьма впечатляюще.

– Благодарю вас, – ответила она.

– Я позволю себе добавить, что вы намного красивее, чем мне представлялось… несмотря на возраст и неадекватную оценку положения дел в мировом здравоохранении.

Элизабет опешила. Его замечание было в высшей степени оскорбительным.

– Прошу прощения, – сказала она, вглядываясь в темноту. – Да кто вы такой? И зачем меня сюда пригласили?

– Извините за неудачную попытку пошутить. А почему вы здесь, объясняет изображение на экране.

Сински перевела взгляд на экран – на нем была картина, изображавшая толпы страдальцев, в отчаянии заламывающих руки в плотном скоплении нагих тел.

– Великий художник Гюстав Доре, – провозгласил незнакомец. – Его изображение преисподней, описанной Данте Алигьери, отличается особой безжалостностью. Полагаю, вас это ничуть не смущает… ведь именно такое будущее уготовано человечеству. – Он помолчал и медленно направился к ней. – Позвольте мне объяснить почему.

Казалось, с каждым шагом его фигура становилась все выше и выше.

– Если я возьму лист бумаги и разорву его на две части… – Остановившись у стола, он взял лист и с треском его разорвал. – А потом сложу половинки вместе и опять разорву, – продолжал он, сопровождая свои слова действием, – то в результате получу стопку бумаги в четыре раз толще оригинала, верно? – Его глаза мрачно мерцали в полумраке.

Элизабет не нравились ни его снисходительный тон, ни наглость, и она промолчала.

– Рассуждая гипотетически, – продолжал он, подходя ближе, – если толщина первоначального листа была всего одна десятая миллиметра, а я, к примеру, проделаю эту процедуру пятьдесят раз… вы представляете, какой толщины будет стопка из обрывков?

Элизабет разозлилась.

– Представляю, – заверила она с бÓльшим раздражением, чем хотела показать. – Одна десятая миллиметра, умноженная на два в пятидесятой степени. Это называется геометрической прогрессией. Могу я поинтересоваться целью нашей встречи?

Незнакомец ухмыльнулся и одобрительно кивнул.

– Все правильно, а вы представляете, что это за величина? Одна десятая миллиметра, умноженная на два в пятидесятой степени? Какой высоты будет эта стопка бумаги? – Он помолчал и продолжил: – Всего после пятидесяти разрывов пополам наша стопка вырастет… до самого Солнца.

Элизабет это ничуть не удивило. С невероятной мощью геометрической прогрессии она постоянно сталкивалась в своей работе. Распространение инфекций… удвоение зараженных клеток… статистика смертности…

– Прошу прощения за бестолковость, – произнесла она, уже не скрывая раздражения, – но я не понимаю, к чему все это.

– К чему? – хмыкнул он. – А к тому, что рост человеческой популяции происходит еще быстрее. Население земли, подобно первым листам в стопке, было весьма скромным… но обладало огромным потенциалом. – Он снова принялся расхаживать по комнате. – Подумайте вот о чем. Человечеству потребовались тысячи лет – от появления первых людей на планете до начала девятнадцатого века, – чтобы его численность достигла одного миллиарда человек. А затем – поразительно, правда? – в одна тысяча девятьсот двадцатых годах, то есть всего за какую-то сотню лет, в мире стало проживать уже два миллиарда. Еще через пятьдесят лет эта цифра удвоилась, и в семидесятых годах на планете жили четыре миллиарда человек. Как вы знаете, сейчас мы подбираемся к цифре в восемь миллиардов. За один сегодняшний день человечество выросло на четверть миллиона человек. Четверть миллиона! И так каждый день, в любую погоду. За год человечество увеличивается на население целой Германии. – Высокий незнакомец остановился и склонился над Элизабет. – Сколько вам лет?

Еще один бестактный вопрос, но, будучи главой ВОЗ, она научилась реагировать дипломатично на оскорбительные выпады.

– Шестьдесят один.

– А вы в курсе, что если проживете до восьмидесяти, то есть еще девятнадцать лет, то за вашу жизнь население утроится? Одна жизнь – а людей втрое больше. Подумайте о последствиях. Вы знаете, что Всемирная организация здравоохранения уточнила свои прогнозы и к середине нынешнего века ожидает рост населения планеты до девяти миллиардов человек. Животные разных видов вымирают на глазах. Спрос на иссякающие природные ресурсы становится запредельным. Нехватка питьевой воды ощущается все острее. По любым биологическим меркам, наш вид уже превысил жизнеспособную численность. А перед лицом этой настоящей катастрофы Всемирная организация здравоохранения – этот страж здоровья нашей планеты – продолжает инвестировать в разные проекты, вроде лечения диабета, создания банков крови и борьбы с раком. – Он замолчал и устремил на нее испытующий взгляд. – И я привез вас сюда, чтобы спросить: какого черта Всемирная организация здравоохранения закрывает глаза на надвигающуюся катастрофу и не пытается сделать хоть что-то?

Внутри у Элизабет все кипело от возмущения.

– Кем бы вы ни были, вам должно быть отлично известно, что ВОЗ относится к проблеме перенаселения более чем серьезно. Недавно мы потратили миллионы долларов, чтобы отправить в Африку врачей, которые раздавали местным жителям бесплатные презервативы и учили их контролировать рождаемость.

– Ну да, конечно! – Долговязый не скрывал сарказма. – А по пятам ваших врачей отправилась целая армия католических миссионеров, которые доходчиво объяснили африканцам, что использование презервативов прямиком отправит их в ад. И теперь в Африке новая напасть – свалки забиты неиспользованными презервативами, отчего страдает окружающая среда.

Элизабет не нашлась, что возразить. Тут он был прав, хотя современные католики и начали выступать против вторжения Ватикана в сферу интимных отношений. Так, Мелинда Гейтс, самая рьяная католичка, отважилась пожертвовать пятьсот шестьдесят миллионов долларов на улучшение ситуации с контролем над рождаемостью, рискуя навлечь на себя гнев своей церкви. Элизабет Сински не раз публично заявляла, что Билл и Мелинда Гейтс заслуживают канонизации за вклад своего фонда в решение мировых проблем здравоохранения. Однако единственный институт, способный причислить их к лику святых, почему-то не видел в их деятельности ничего христианского.

– Доктор Сински, – продолжал мужчина, больше похожий на призрак, – ВОЗ не желает признавать, что в сфере мирового здравоохранения есть только одна проблема. – Он снова показал на экран с изображением жуткого скопления корчившихся людей. – Вот она! – Помолчав, он добавил: – Насколько я понимаю, вы – ученый, а не специалист по классической литературе или изящным искусствам, поэтому позвольте мне показать вам другое изображение, которое, возможно, будет понятнее.

На мгновение в переговорной стало темно, но экран тут же снова засветился. На нем был график, который Элизабет видела много раз… И он неизменно вызывал у нее гнетущее чувство безысходности.

В комнате повисла гнетущая тишина.

– Да, – наконец нарушил молчание долговязый незнакомец. – Немой ужас – более чем адекватная реакция на этот график. Смотреть на него все равно что не сводить глаз с фары несущегося на вас поезда. – Он повернулся к Элизабет и снисходительно улыбнулся. – Есть вопросы, доктор Сински?