Ночь Стилета - Канушкин Роман Анатольевич. Страница 56

— Аркашенька, ты себя хорошо чувствуешь? — начала Елена.

Аркадий Степанович повернулся к жене.

— Леночка, быстро собирай детей, — хрипло произнес он, — и тихо-тихо… Не говорите ни слова.

То, что Елена увидела в глазах мужа, заставило ее сердце бешено заколотиться, а глаза — в страхе искать детей, сразу и обоих, чтобы сначала схватить их в охапку, а уже потом выяснить, что случилось.

…Не было никаких нарядных столиков, надувных бассейнов и модных ски-джетов. Не было вовсе. Единственная дорога отсюда шла мимо черного шестисотого «мерседеса» и двух джипов, расположившихся на другом краю поляны.

Поэтому, если даже уехать прямо сейчас, бросив все: осетрину, собственноручно замоченный шашлык, так и оставшийся в стеклянной кастрюльке, чудесный одноразовый мангал, купленный за пять долларов, — то все равно придется проехать через них… «Октавия» не джип, больше ей нигде не пройти.

— Что случилось? — проговорила Елена.

— Тихо, т-с-с, молчи… Наталья, Денис, быстро к маме, и ни звука.

Эти черные громадные автомобили, ставшие сейчас для Аркадия Степановича воплощением всего самого ужасного в жизни, привезли сюда своих ездоков вовсе не для веселого пикника.

«Ну за что? — простонал писклявый и перепуганный голосок в мозгу Аркадия Степановича. — Ну ладно я, но детям-то моим за что?»

Эти тяжелые металлические монстры находились здесь вовсе не по праздничному случаю. Не было ничего ажурного, разноцветного, никаких пикников.

Вместо этого из черных джипов вышли вооруженные люди.

«Братва, не стреляйте друг друга», — прозвучало в голове у Аркадия Степановича параноидальным мотивчиком. «На месте бандитской разборки погибла семья случайно присутствующих…» — это уже резануло по мозгу, словно лезвием бритвы.

— Мать твою!.. — прошептали губы, ставшие вдруг бескровными.

Аркадий посмотрел на жену, и то, что Елена увидела, заставило ее запаниковать: затравленный взгляд, и это даже хуже того выражения ужаса, который был в его глазах еще секунду назад.

— Кто эти люди? — спросила Елена упавшим голосом.

— Это плохие люди, очень, — произнес Аркадий, и вдруг, совершенно неожиданно, его страх прошел. Сменился. Но не безнадежным приступом смертельной отваги, заставляющим загнанного зверя бросаться в последнюю схватку, а совершенно человеческим пониманием того факта, что, кроме него, защитить любимую семью больше некому.

— Леночка, идите в лес. Сейчас же. И не шумите. Быстро в лес.

— А ты?

— Я… я вас позову, когда будет можно. Если услышите выстрелы, сидите и не шелохнитесь, пока я вас не позову.

— Ты что, с ума сошел? — Теперь и она побледнела, стала белая как полотно.

— Быстро уходите!

— Идем с нами… Я без тебя никуда не пойду!

— Наша машина, номера… Ты что, хочешь, чтоб они нас потом искали?

Лена, уведи детей! Со мной все будет в порядке.

Она не стала возражать. Она все поняла. Она взяла детей и, стараясь не шуметь, направилась в глубь леса. Но перед уходом посмотрела на мужа взглядом, полным тепла, — так, наверное, провожали мужчин защищать свой дом от смертельного врага.

Аркадий Степанович был совершенно прав: нет ничего хуже страха неизвестности.

Может быть, они не заметят его «октавию», а может быть, им на нее глубоко наплевать. Но Аркадий Степанович должен знать это. Нет, конечно, зайчики никогда не будут воевать с волками. Зайчикам нужны уют и тепло, бешеным волкам нужны кровь и вечный зов ночных дорог. Но зайчики, наверное, могут охранять вход в свою норку, смотреть за этим входом, чтобы вовремя предупредить опасность. Это все, что они могут, но это и есть их долг. Пушистые зайчики тоже бывают мужского пола, и их долг — ходить кругами, уводя бешеных волков от своей норки.

И может быть, существовала еще одна причина, по которой Аркадий Степанович припал сейчас к окулярам бинокля. Нет, конечно, прежде всего забота о семье. Но была еще одна причина. Вряд ли ее можно назвать просто губительным любопытством, скорее всего нет. Может быть… может быть, беленьким и пушистым зайчикам снились сны, что они когда-то тоже были бешеными волками. И тоже брели ночными дорогами, подгоняемые зовом крови и тоской полной луны, тоской, которую никогда не разгадаешь, и остается только выть, выть на волчий манер или на человечий.

Аркадий Степанович смотрел в окуляры бинокля. От группы вооруженных людей отделились трое. Два человека с укороченными, милицейскими, версиями автомата Калашникова направились вдоль дороги и скрылись за густым кустарником.

Видать, они ждали еще кого-то. Кто должен был проехать по этой дороге. Один человек направился в противоположную сторону, к двум березам, растущим недалеко от опушки леса. И Аркадий Степанович тихо поблагодарил Бога, что находился сзади этого человека. Он пообещал себе, если все кончится хорошо и он выберется из этой переделки живым, немедленно сходить в церковь. Потому что в руках у этого человека находилось самое безжалостное оружие девяностых годов уходящего века. Это была винтовка с оптическим прицелом. Аркадий Степанович почувствовал холодок в груди и какой-то незнакомый кислый запах во рту. Но снайпер залег между двумя березками, и пространство возле черных автомобилей перед ним прекрасно простреливалось, а Аркадий Степанович оказался у него за спиной.

Поэтому он мысленно и поблагодарил Бога. При любом другом раскладе снайперу не стоило труда обнаружить в окулярах своего прицела Аркадия Степановича, да еще с этим идиотским биноклем в руках.

Некоторое время ничего не происходило. Вооруженные люди просто стояли. Потом дверцы шестисотого «мерседеса» открылись. Появился крепко сбитый человек, несмотря на жару, одетый во все черное. Большинство собравшихся, как и человек в черном, были, что называется, лицами кавказской национальности. А потом сердце Аркадия Степановича на мгновение остановилось — один из людей, курчавый брюнет, сухой и поджарый, словно боксер в легком весе, указал дулом пистолета на крышу «октавии», блеснувшую на солнце.

«Ну почему, почему я не поставил ее чуть дальше?! — пробилась в голову Аркадия паническая мысль. — Идиот! Ну почему?!»

Но человек в черном лишь покачал головой, и… об «октавии» было забыто. Все. Все кончилось.

Сердце в груди Аркадия Степановича радостно забилось.

— Чурки бл… — выдохнул он.

Потом вдали на дороге появились еще автомобили. Аркадий Степанович узнал черный удлиненный «линкольн-стрейч». За ним, поднимая легкую пыль, также катили два больших джипа.

— Стрелка… — прошептал он. «Стрелка — это святое», — вспомнилась фраза из старого анекдота. — Дожил, на место разборки угодил.

Он вдруг подумал, что самое правильное сейчас — постараться перебраться к жене и детям. «Октавия» и случайные шашлычники их не интересуют, а вот если его обнаружат здесь с биноклем… Потом ему пришло в голову, что они плюнули на «октавию» на время, если все закончится миром, а если, не дай Бог, что случится, дорога тут все равно одна… Никто на него не плюнул, просто никуда он не денется.

Опять вернулся этот кислый привкус во рту. В траве стрекотали кузнечики. На него навалилась внезапная тишина, а потом он услышал… Он даже не смог в это сразу поверить — он услышал, как испуганной пичугой бьется в груди его собственное сердце. Потому что, видимо, не все кончится хорошо.

Сейчас в бинокль Аркадий Степанович разглядел то, что прежде ему приходилось видеть в дурацких, нелюбимых им фильмах-боевиках. Из травы за двумя березками неожиданно поднялась еще одна фигура. Аркадий Степанович не верил своим глазам — он что, из земли вырос? Человек был в камуфляже, на лице маскировочные полосы. Лезвие ножа сверкнуло у горла снайпера. Аркадий Степанович зажмурился.

Когда Аркадий открыл глаза, снайпер был все еще жив. Человек в камуфляже, не убирая ножа от горла, повернул его голову к себе, пальцы снайпера разжались, винтовку с оптическим прицелом он положил на траву. Некоторое время они смотрели друг другу глаза в глаза, снайпер был очень бледен. Но он молчал.