На Крючке (ЛП) - Макинтайер Эмили. Страница 50

— Тебе бы этого хотелось? — шепчу я, проводя носом по ее щеке.

Ее руки протягиваются и хватают мое лицо, притягивая меня к себе. А потом она слизывает свои соки с моего рта, ее глаза тяжело закрываются, когда она стонет от вкуса.

Мои внутренности крепко сжимаются, мой член подрагивает.

Она убирает свои прикосновения с моей челюсти, ее язык проскальзывает между моих губ, ее ладони скользят вниз, чтобы схватиться за пряжку моего ремня. Я помогаю ускорить процесс, снимая штаны, пока мой член не вырывается на свободу, толстый и налитой, капающий от потребности быть внутри нее.

Ее пальцы перебираются на мою рубашку, и я замираю, мои руки бросаются к ее, не желая, чтобы она видела недостатки прошлого на моей коже.

— Все в порядке, — говорит она. Она садится так, что ее лицо оказывается на одном уровне с моим, а плоская ладонь ложится на мою грудь, прямо над сердцем. — Я не притворяюсь.

Я глубоко вдыхаю, мои эмоции бешено бегут, страх наполняет мои вены, пока она медленно расстегивает мою рубашку, одну пуговицу за другой, пока она не просовывает руки под рукава, и ткань соскальзывает с моей кожи. Я стою неподвижно, сжав челюсть, готовясь к тому, что, как я знаю, она сейчас увидит.

Она придвигается ближе, ее ноги обхватывают мои бедра, прижимая мой член к ее центру.

— Джеймс, — шепчет она.

Это имя, слетевшее с ее языка, не дает мне покоя, что-то теплое и нужное взрывается в моей груди. Я поднимаю руки, позволяя ей поднять мою нижнюю майку и отбросить ее в сторону.

А потом я жду.

Ее пальцы пробегают по моему торсу, и я бросаю взгляд вниз, страшась увидеть выражение жалости на ее лице.

Но я не вижу.

Ее взгляд широк и открыт, когда она прикасается к каждому шраму, многие из которых появились в те ночи, когда мой дядя решал содрать мою кожу, зная, что вид моей крови вызывает ужас, парализующий меня на месте.

Мое сердце беспорядочно колотится в груди. Ее рука проводит по моему бедру, зазубренная линия проходит по моему боку, обжигая от ее прикосновения.

— Что здесь произошло? — спрашивает она.

Я стискиваю зубы.

— Авиакатастрофа.

Ее глаза переходят на мои, а затем она наклоняется и прижимается губами к метке. Мои легкие сжимаются, горло раздувается от этого жеста. Я хочу сказать ей, что она целует шрам, который создал ее отец, и что каким-то образом, одним своим прикосновением, она облегчает боль.

Но я не знаю как, поэтому вместо этого я подтягиваю ее лицо к своему рту и показываю ей это своим телом.

Я втягиваю ее дыхание в рот, прижимаю ее спиной к столу, мой член проскальзывает между складками ее киски и создает трение, от которого мой живот напрягается, а удовольствие пронзает мой позвоночник.

— Скажи это еще раз, — говорю я ей в губы.

— Что сказать?

— Мое имя, — я вжимаюсь в нее, тепло распространяется по каждой клеточке.

Ее глаза закатываются, когда кончик моего члена прижимается к ее клитору.

— Джеймс, — дышит она.

Мой член входит в нее одним толчком, до упора.

Мы задыхаемся одновременно, ощущение того, что я окружен ею, переполняет все чувства. Я боюсь, что если пошевелюсь, то взорвусь, а я хочу, чтобы это длилось вечно.

Медленно я выхожу из нее, а затем снова вхожу, сила моих бедер соответствует всплеску моих эмоций, заставляя меня сходить с ума от потребности войти как можно глубже.

Я наклоняюсь, мой язык лижет раковину ее уха.

— Ты так совершенна. Мне так чертовски хорошо.

Она стонет, ее ногти впиваются в мое плечо, когда ее бедра поднимаются навстречу моим.

Здесь нет обмена властью, нет требования послушания или необходимости держать все под моим контролем.

Есть просто Венди.

Только Венди.

Делает то, что у нее получается лучше всего: поглощает каждую частичку меня.

Мое истерзанное сердце бьется о черную клетку, бьется только для нее, надеясь, что она научится любить его через грязь.

— Еще раз, — требую я.

Я прикусываю губу, мои внутренности бушуют от жара, когда мои бедра толкаются в нее, яйца шлепаются о ее задницу с каждым ударом внутрь.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне, что ты моя.

Она вскрикивает, когда я меняю ритм, мой член полностью входит в нее, мои бедра бьются о ее клитор.

— Я...

Я прерываю ее поцелуем, мне нужно, чтобы она поняла, о чем я прошу.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне, но не потому, что я говорю, не потому, что я прошу.

Я опускаю голову на ее шею, мое дыхание неглубокое и горячее, мой оргазм нарастает глубоко в моем животе, когда я выхожу из нее, а затем снова вхожу, вращая бедрами против нее.

— Я хочу, чтобы ты сказала это, потому что ты моя. Потому что ты останешься, хотя мы оба знаем, что ты должна уйти.

Ее дыхание сбивается, ее руки обхватывают мое лицо, когда она смотрит глубоко в мои глаза.

— Я твоя, Джеймс.

В моей груди вспыхивает тепло, и я ускоряю темп, ее слова проникают в мою душу и заполняют трещины в моем сердце.

Звук шлепков нашей кожи смешивается с ее стонами, пока она не напрягается, а затем взрывается. Стенки ее киски сжимаются вокруг меня, побуждая мои яйца напрячься, мои мышцы напрягаются до боли. Сперма пульсирует в моем члене, который дико дергается внутри нее, когда я покрываю ее влагалище своим семенем.

Я рушусь на нее сверху, тяжело дыша, мой разум наконец-то спокоен.

Именно в этот момент я понимаю, как бы безумно это ни казалось, что я люблю ее.

И это пугает меня больше, чем что-либо другое.

39.ВЕНДИ

Я стою перед зеркалом, поправляя плохо сидящую одежду, которую купила Мойра, так как то, что было на мне, теперь валяется, разорванная на полу в клочья — то, что, как я заметила, любит делать Джеймс. Я смотрю на него через зеркало, пока он стоит за своим столом. Он наконец смыл кровь со своих рук и теперь застегивает рубашку, прикрывая шрамы, которые испещряют каждый сантиметр его торса. Мое сердце замирает, я задаюсь вопросом, как они там оказались, и чувствую тяжелое чувство значимости, зная, что он позволил мне их увидеть.

Он открывает ящик стола и достает пистолет, засовывает его за спину в пояс брюк, затем берет пиджак от костюма и натягивает его на руки, застегивая спереди.

Мой пресс напрягается при виде этого.

— Ты правда слишком привлекателен для своего собственного блага, — говорю я.

Он вскидывает голову, на его лице появляется ухмылка, и он подходит ко мне, становится позади меня и целует меня в шею.

— Джеймс? — моё сердце бьется в ушах.

Я не уверена, где мы находимся, часть меня чувствует себя так, как будто я балансирую на середине тележки, не зная, в какую сторону она сдвинется.

— Хм? — он прижимается ко мне.

— Могу я... — я поворачиваюсь к нему, мои руки ложатся на его грудь. — Я хочу увидеть своего брата.

Он кивает.

— Хорошо.

Облегчение проникает в меня.

— И... — я прикусываю губу. — Я бы хотела вернуть свой телефон.

— Договорились, — он поднимает бровь. — Что-нибудь еще?

— И я хочу, чтобы ты сказал мне, что не был с Мойрой, — поспешно говорю я, жар обжигает мои щеки.

Он делает паузу.

— Никогда?

Я морщусь.

— Ну, конечно, не сейчас. Я знаю, что ты бы солгал.

Его пальцы наклоняют мой подбородок вверх, пока я не смотрю ему в глаза.

— Я не был ни с Мойрой, ни с какой-либо другой женщиной с того момента, как прикоснулся к тебе.

Я делаю глубокий вдох, мой желудок медленно распутывается, завязываясь в узел.

— Хорошо.

Его губы подрагивают.

— Отлично.

— Хорошо, — говорю я снова.

— И просто для ясности, — он вдавливает большой палец в мой подбородок. — Если кто-то ещё прикоснется к тебе, я отрежу им руки, чтобы они больше никогда ни к чему не смогли прикоснуться.