Закат Америки. Уже скоро - Капхен Чарльз. Страница 102
АМЕРИКА В ЦИФРОВУЮ ЭПОХУ
Определить, где заканчивается одна эпоха и начинается следующая, возможно лишь при ретроспективном анализе. Технический прогресс происходит постоянно, однако инновации имеют в большей степени количественное, нежели качественное влияние на способ производства. Изобретение телефона, к примеру, явилось грандиозным прорывом в сфере средств коммуникации. Это открытие, безусловно, повысило эффективность производства, обеспечив непрерывную связь между заказчиками и исполнителями, поставщиками и изготовителями. Однако телефон не изменил базовых принципов промышленного производства и потому не стимулировал значимых перемен в политических и социальных институтах.
Сейчас слишком рано с уверенностью утверждать, что цифровые технологии знаменуют собой смену способа производства и, следовательно, наступление новой эры. Однако финансовый сектор и рынок услуг уже производят от 40 до 70% (в зависимости от отраслей, включаемых при оценке в эти секторы) валового национального продукта Соединенных Штатов(23). Ниже приводятся характеристики цифровых технологий, способные наделить последние «трансформационным потенциалом», достаточным для осуществления исторического прорыва.
• В отличие от ткацкого станка и телефона, представлявших собой весьма скромные по масштабам инновации, цифровые технологии суть операционная система, которая оказывает воздействие практически на все сферы экономической деятельности. Они одновременно автоматизируют заводские конвейеры, позволяют использовать методы генной инженерии в сельском хозяйстве и животноводстве, изменяют финансовые потоки и инструменты управления ими. С этой точки зрения цифровые технологии – «родовая инновация», родственная изобретению парового двигателя с его способностью преобразовывать тепло в энергию – изобретение, трансформировавшее и сельское хозяйство, и производство, и транспорт.
• Цифровые технологии повышают производительность труда и снижают затраты на производство в размерах, сопоставимых с выгодами от внедрения парового двигателя или электричества. В период с 1990 по 1997 год производители товаров широко внедряли информационные технологии, добиваясь почти двукратного прироста производительности труда по сравнению с теми компаниями, которые оставались верны традиционным технологиям. В 1980-е годы американские автомобильные концерны тратили от 4 до 6 лет на разработки промышленных образцов новых моделей; цифровые технологии снизили данный показатель до двух лет. Заказ авиабилетов через туристическое агентство стоит 8 долларов, а та же операция через Интернет обходится всего в 1 доллар. В пределах сектора высоких технологий производительность труда повысилась в двадцать раз по сравнению с другими секторами экономики(24). Вдобавок цифровые технологии «проникают» в экономику намного быстрее, чем предыдущие инновации. Электричеству понадобилось 46 лет, чтобы проложить дорогу в 30% американских домов, телефону – 38 лет, телевидению – 17 лет. Что касается Интернета, он охватил 30% американских семей всего за 7 лет(25).
Цифровые технологии одновременно увеличивают и сокращают масштабы экономик. Скорость, охват и интегрированная природа глобальной экономики способствую развитию крупных предприятий, «перекрывающих» национальные границы в своем местоположении, рабочей силе и финансовых потоках. В то время малые биотехнологические фирмы и интернет-проекты могут оказаться ключевыми «узлами инноваций» экономики, в которой знания являются необходимым условием роста. Централизованное государство индустриальной эры тем самым испытывает давление как сверху, так и снизу.
• Цифровые технологии ослабляют связь между географическим местонахождением предприятия и его деятельностью. Производство, основанное на информационных технологиях, оказывается в меньшей зависимости от близости к источникам сырья и структуры транспортной сети. Все большее количество работников меняют места работы не вследствие необходимости, а по своему выбору. В результате происходит упадок индустриальных городов, городское население «растекается» по стране и формируется более «атомизированный» и индивидуализированный способ производства.
Сегодня еще рано проводить четкие параллели между началом цифровой эры и признаками «усталости» американской демократии. Тем не менее уже можно с высокой долей вероятности предположить, что государство приближается к историческому «поворотному пункту» – никто не станет отрицать, что постепенное изменение способа производства в значительной степени влияет на политические и социальные институты. Действие прочих сил – упадок традиционной американской семьи, экономическое неравенство и экономическая уязвимость, дополнительные часы, которые американцы вынуждены проводить на работе, – несомненно, причастно к «ковыляющей походке» политической системы США. Однако отчуждение населения от исполнения гражданского долга и ослабление национального государства – тренды, описываемые ниже, – подтверждают предположение о том, что американские институты становятся все более хрупкими и невосприимчивыми перед лицом политических и социальных перемен, сопровождающих переход от индустриальной экономики к цифровой. Как и в предыдущие исторические циклы, смена способа производства, судя по всему, ведет к делегитимизации и упадку доминирующих в обществе политических и социальных институтов.
Отцы-основатели американского государства горячо спорили о том, каким образом повседневная жизнь может и должна влиять на функционирование политических институтов страны. Джефферсон и Гамильтон расходились во взглядах относительно того, какая экономика более отвечает интересам нации – аграрная или индустриальная; однако они соглашались с тем, что для республиканской формы правления принципиально важны гражданская позиция и политическая активность населения. Алексис де Токвиль, один из самых прозорливых аналитиков ранней Америки, писал: «Городские митинги столь же полезны для развития свободы, как школьное обучение – для повышения грамотности населения; они приносят свободу в каждый дом, учат людей пользоваться свободой и наслаждаться ею. Нация может создать свободное правительство, однако без муниципальных институтов она не обретет духа свободы»(26). На протяжении большей части своей истории Америка извлекала выгоду из сравнительно высокой гражданской и политической активности населения страны. Вопреки тревогам Джефферсона и многих его последователей относительно потенциальных опасностей индустриального общества, индустриальная эра и сопровождавший ее процесс формирования национального государства поддерживали в социуме высокий уровень гражданской «вовлеченности».
В последние десятилетия, впрочем, американская демократия начала «сбоить» и выказывать явные признаки «утраты темпа». Шестидесятые годы XX века ознаменовали собой рубеж, после которого активное участие граждан в политической жизни страны резко пошло на убыль. Профессор Гарвардского университета Роберт Патнем провел исследование по измерению гражданской вовлеченности населения по нескольким параметрам и сделал следующие выводы: «Американцы стали на 10—15% менее активными в выражении своего отношения к происходящему в стране, будь то участие в выборах или написание писем в Конгресс или местные газеты; на 15—20% – менее заинтересованными в общественно-политической жизни страны; приблизительно на 25% снизилась избирательная активность, и приблизительно на 35% – готовность посещать публичные мероприятия, как партийные, так и внепартийные; приблизительно на 40% сократилось участие американцев в партийной деятельности и в целом в политических и гражданских организациях. В итоге, – заключает Патнем, – между серединой семидесятых и девяностых годов XX века более трети гражданской инфраструктуры США просто испарилось»(27). Патнем полагает, что информационные технологии и современные средства массовой информации суть «преступники» и что существует тесная связь между «просмотром телевизора и уменьшением гражданской активности»(28). Чем больше времени человек проводит перед телевизором, тем меньше у него остается времени на гражданскую деятельность.