Последняя акция - Ковалев Анатолий Евгеньевич. Страница 40
— Кто это? Не тяните кота за хвост! — Она начала раздражаться.
— Хорошо, я скажу вам, но предупреждаю, что прямых улик против него пока нет. Это только мое предположение, о котором еще никто не знает. — И Миша назвал ей фамилию.
— Стацюра? — удивилась она. — Вы с ума сошли! Какое он имеет ко всему этому отношение? К тому же он Машеньку никогда в глаза не видел.
Выданная ею тирада несколько расстроила Блюма. «Неужели Юрка так засрал мне мозги своей предвзятостью, что я пошел по ложному следу? — Сомнения раздирали его на части. — Стал выдумывать то, чего не было в действительности?»
— Да и я, признаться, с ним редко общалась, — продолжала Анастасия Ивановна.
— И между вами не было конфликтов?
— Может, и были, но я сейчас не припомню. — Тема разговора Преображенской явно не нравилась. — И потом, после девяносто первого года наши пути не пересекались.
«Не хочет колоться!» — с досадой думал Блюм.
— Мне очень жаль, Анастасия Ивановна, что вы со мной не откровенны.
Он встал к направился к двери, но, не доходя, обернулся:
— Я располагаю точными сведениями, что у вас с Иваном Сергеевичем Стацюрой восемь лет назад произошел неприятный инцидент. Если не хотите говорить со мной, то позвоните завтра Жданову. Телефон у вас есть? — Она кивнула. — И еще — составьте, пожалуйста, подробный список людей, с которыми общалась Маша. Его тоже отдайте Вадиму.
Он вышел не прощаясь.
После ухода Блюма она долго сидела в оцепенении одна в пустом кабинете. Сидела час, а может, и дольше. Потом достала из сумочки записную книжку и, раскрыв ее на букве «с», сняла телефонную трубку и набрала номер.
Блюм едва успел влезть в переполненный трамвай.
— В Эдемский сад поехали? — услышал он над ухом. Рядом стояла блондинка из военно-патриотического отдела. Она уже была не так строга, как за своим дисплеем. «Ага! — воскликнул про себя Миша. — Заронил-таки зернышки «чуйств» в ее черствое сердце».
— Хотите составить мне компанию? — предложил он, хотя Управление внутренних дел, куда направлялся рыжий, вряд ли напоминало Эдемский сад, скорее наоборот.
— Вы знаете точный адрес?
«Она еще и кокетничать умеет».
— Точный адрес знаете вы, — озадачил Миша блондинку.
Та ненадолго задумалась, а потом рассмеялась звонким, детским смехом.
— Никогда не подозревала, что библейский Адам — такой нахал!
— Не был бы он нахалом, не было бы и рода человеческого.
Людская масса, влившись бурным потоком в трамвай на следующей остановке, крепко прижала их друг к другу. Он позволил себе нежно обнять блондинку за талию и почувствовал, как она затрепетала.
Девушку звали Аленой, она училась на четвертом курсе университета, подрабатывала во Дворце культуры, снимала однокомнатную квартиру. Сама была не местная, приехала в областной центр с севера области.
За Алениным рассказом Блюм не заметил, как проехал Управление внутренних дел. «Пропадай все пропадом!» — крепче прижимал он к себе Алену, и та не отстранялась.
Едва они очутились в тесной прихожей ее квартиры, как Блюм взялся за дело — принялся ее целовать и уже залез под цветастое платье и нащупал упругие спортивные ягодицы, но Алена остановила его:
— Не все сразу. Я голодная.
— Я тоже.
Пока она возилась на кухне, Миша позвонил Жданову в управление.
— Ты не приедешь? — сразу догадался тот.
— Срочное дело, Вадик. Не могу.
— А у меня для тебя сюрприз! — К вечеру Жданов повеселел. — Отпечатки совпали.
— Да ну? — не поверил Блюм.
— Совпали, Миша, — еще раз повторил Вадим. — На той чашке, что без помады, и на твоем чемодане — одни и те же «пальчики»!
— Элла? Вот так чудеса!
— Так что давай с утра ко мне, — настаивал Жданов. — Поворошим дело Максимова.
Он положил трубку и вдруг заметил, как смутная тень из коридора метнулась в кухню. Подслушивает, удивился Миша. Померещилось, тут же успокоил он себя.
В третий раз за сегодняшний день Блюм звонил в лагерь. Отсутствие Соболева его тревожило.
— Все о'кей! — услышал он в трубке усталый голос друга.
— Где тебя черти носят, массовик-затейник?
— Без черта не обошлось, но по телефону всего не перескажешь. Приезжай.
— Я сегодня не смогу. Скажи главное в двух словах.
— Приезжала Буслаева, оставила мне письмо, она, кажется, исчезает!
— Пусть исчезает, Юра. Есть птица покрупнее.
— Стацюра?
— Не телефонный разговор. — И, не дав ему опомниться, спросил: — Как лесник?
— В прошлое воскресенье на острове, что за мысом, был праздник, похоже на Ивана Купалу. Опять всплыл молодой человек со шрамом, он приходил к старику.
— Какое имеет к нам отношение Иван Купала?
— Я был на острове и нашел часы Ксюши Крыловой!
— Молодца! — закричал Миша. — Это уже улика?
— Надо бы хорошенько обшарить остров, — предложил Соболев, — у меня не было сил.
— Поговорю завтра с Вадимом. Что еще?
— Привези полевой бинокль.
— А это еще зачем?
— Потом объясню.
С чувством глубокого удовлетворения он повесил трубку, а смутная тень вновь метнулась из коридора в кухню. Теперь ему уже не померещилось.
Юра сам себе удивлялся. Откуда у него еще взялись силы? Полину Аркадьевну он нес на руках до самого коттеджа. «Видно, судьба у меня такая!» Юра опять вспомнил ту девчонку с промокшими ногами, которую ему тщетно сватал Блюм. Полина Аркадьевна не пробуждалась. Впрочем, он и не пытался ее разбудить. Одного только не мог понять: как она уснула в пыли, на развилке двух дорог? Соболев увидел ее метров за сто и побежал, не чуя под собой ног. Грешным делом подумал — мертва.
— Что с ней? — спросила Лариса, повстречав их на Главной аллее.
— То же, что и утром, — ответил Юра и заметил ревнивые взгляды девчонок, отдыхавших на лавке. Совсем он их забросил.
Соболев уложил Полину Аркадьевну в свою постель. «Блюм бы сказал: «Символично!» — подумал Юра, без сил опускаясь на стул.
На столе его ждало письмо от Буслаевой:
Юра! Отнесись, пожалуйста, серьезно! Тебе угрожает смертельная опасность! Я хотела отправить тебя в Крым, но уже поздно. Попробуй сам уехать куда-нибудь. Парамонова не бойся— он ничего тебе не сделает. Я сама натравила его на тебя — каюсь, но у меня не было другого выхода! Только не смейся, прошу! Ты никогда не понимал, что над тобой висит. Больше ничем помочь не могу — сама влипла по уши!
Усилием воли он заставил себя встать и пройти в дом начальника лагеря, к телефону. Миша позвонил через полчаса.
Вернувшись в коттедж, Юра застал Полину Аркадьевну за чтением Гельдерода. Но он сразу догадался, что она не читает, а смотрит в одну точку. Он взял у нее книгу, и она спокойно, с сухими глазами сообщила ему:
— А Ксюша умерла.
— Поешьте, Полина Аркадьевна, — ни с того ни с сего предложил Соболев. — Вам надо набираться сил.
Юра твердо решил ничего не говорить ей о найденных часах.
Лариса Тренина в этот день устроила в лагере баню. После того как попарились все девчонки, очередь дошла до руководителей. Роль истопника взяла на себя Элла Валентиновна и к вечеру умоталась так, что теперь бездыханно возлежала на лавке, распластав свое некрасивое тело. У Ларисы же хватило сил и на Эллу и на Полину, она хорошенько прошлась березовым веником по обеим. «Фигура у нее, как у Софи Лорен! — восторженно оценила она про себя достоинства Полины Аркадьевны. — Будто и не рожала». Лариса была не из тех женщин, что лопаются от зависти, созерцая прекрасное, и потому шепнула на ухо Крыловой:
— Вас в кино надо снимать.
«Дура безмозглая! — подумала в сердцах Элла Валентиновна. Несмотря на всю свою внешнюю безжизненность, она расслышала комплимент Трениной. — Тоже мне эстетка!» — После чего отвернулась к стене.