Последняя акция - Ковалев Анатолий Евгеньевич. Страница 48

— Сдается мне, что твоя Алена была у них наводчицей, — предположил Вадим. — Во-первых, работала рядом с Преображенской, а во-вторых, посмотри, — подвел он его к карте города, — она жила на улице, которая пересекает Студенческую, где живет Крылова, и параллельна Академической, где живет Маликова. Думаю, что она следила и за девочками, и за мамашами.

— И помогла похитить собственную племянницу?

— Почему нет? У таких не бывает совести.

Ольга открыла дверцу серванта и достала оттуда сложенный вдвое тетрадный листок.

— Вот то, о чем ты меня просил, — протянула она листок Юре.

Соболев пробежал глазами по длинному списку фамилий, но, кроме Стацюры, знакомых не было.

— Спасибо, Оля. Я возьму его с собой?

— Конечно, бери. Ты уж прости меня за то, что я тут устроила тебе в среду, — нервы… Напилась в стельку! Так стыдно!

Она стояла перед ним такая растерянная, такая беззащитная, и невозможно было поверить, что эта женщина когда-то занимала высокий комсомольский пост, а сейчас работает завучем в школе.

— Ты брось передо мной извиняться. Думаешь, я не понимаю, что с тобой делается?

— Я даже не помню, как ты ушел, вот до чего допилась! — Она и в самом деле серьезно переживала.

— Ты уснула — я и ушел…

— Кошмар! — Сегодня она не предлагала ему выпить. — Представляю, что я тебе наболтала!

— Да, в общем, ничего нового. Епифанов — сволочь, собирает деньги на храм. Буслаева делает черное дело — сортирует косточки. Вот только с Кирой Игнатовой ты меня здорово удивила.

— Что я про нее ляпнула?

— Кира, оказывается, меня хотела!

— Ай, — махнула Ольга рукой. — Это только для тебя было тайной.

Юра недолго собирался с мыслями и снова забросал ее вопросами:

— А как Иван отнесся к тому, что ты взяла к себе племянницу?

— Поворчал немного — Светку, сестру мою, он просто ненавидел… В конце концов, он что, мне муж? Не нравится — проваливай!

— Он знал твою сестру?

— Давно, еще раньше, чем меня…

— Откуда?

— Она дружила с Мартыновой.

— Так ты и в райком, наверно, попала во многом благодаря сестре?

— Не во многом, а во всем. Светка посоветовала Буслаевой взять меня на ее место, когда та бегала высунув язык. Не ожидала Галка такой рокировки — не подумала о «резерве».

— А за что Иван ненавидел твою сестру?

— Светка постоянно ему что-то высказывала. Например: почему не женится на мне? А однажды у них дошло до драки, когда Иван ей выдал по первое число, что, мол, замужняя женщина, а гуляет с Максимовым на виду у всего города! Светка тогда не сдержалась и отхлестала Ивана по щекам! Я их еле разняла.

— А кто такой Максимов?

И пришлось ей рассказывать ему от начала до конца всю историю Светланы Аккерман, историю, замешанную на крови и любви.

— До сих пор не верю, что Светка могла убить, — закончила Маликова, — ведь она нормальная баба, не алкоголичка, без дурной наследственности… Правда, обожала Раскольникова — так ведь учительница литературы… Хотела жить правильно, как в книжках, а все выходило наоборот… Вот и маму свела в могилу… Ох, как она по Светке убивалась! Любимая дочь, всегда мне ее в пример ставила, и на тебе — прелюбодейка, убийца… — Ольга замолчала и беспомощно опустила руки.

— А из-за чего у вас с Иваном произошла размолвка? Если, конечно, не секрет. — Юре показалось, что Ольга расположена сегодня говорить с ним на любые темы, и он не замедлил этим воспользоваться.

— Какой уж там секрет! Это у Ивана сплошные секреты. Задумал Ваня жениться. Это когда все рухнуло — в девяносто первом году. — Она неожиданно засмеялась. — На дочке председателя облисполкома! А та такая страшненькая была — в девках засиделась. Первым делом Ваня, конечно, избавился от порочащих его связей — вот тебе и размолвка! Все у него шло как по маслу — уже дата свадьбы была намечена, гости приглашены, — да возьми и случись конфуз! Папашу, тестя будущего, погнали из облисполкома за какие-то махинации. Свадьба расстроилась, остался Ваня холостяком.

— К тебе после этого не вернулся?

— Что ты! Он вообще убрался с глаз долой — из города уехал, чтоб забыли все о нем.

— Куда?

— В Ростов.

— А кто у него в Ростове?

— Он разве скажет? Но приехал оттуда при деньгах, при больших деньгах… Где взял столько денег? Не наворовал же?..

Соболев обещал еще раз заскочить к ней на будущей неделе. Он торопился — хотел все-таки заехать к матери. «Надо будет забежать в булочную на улице Восьмого марта. Купить ей сукразит», — вспомнил он про мамин диабет. Он быстро спускался вниз, но на втором этаже вдруг резко затормозил. «Куда это я так, чуть не с песнями, прыгаю, козел? Забыл, что может быть слежка? Расслабился, Соболев». Он осторожно подкрался к окну и выглянул во двор маликовского дома. Напротив подъезда стояли «жигули» гранатового цвета. Возле машины околачивались двое. Парень в кожаной куртке стоял к нему в профиль, его правая щека была изуродована шрамом. Юра вспомнил, как показывал ему этот шрам на себе старик Калмыков. «А бинокля, Трофимыч, у меня пока нет, — сказал он непонятно кому, — но я и без бинокля вижу этих сволочей». Второго, лысого, с клочками седых волос над ушами, он прекрасно знал и был до того поражен его появлением здесь, что в первый миг подумал: а не случайность ли это? Может, они вовсе не по его грешную душу? Но сомнений быть не могло. Кавказец со шрамом и гранатовые «жигули» предрекли исход этой встречи. Соболев бросился обратно наверх, стараясь, чтобы его фигура по возможности «не светилась» в окнах подъезда. Он остановился напротив двери Маликовой. «Нет, к ней я не вернусь — слишком рискованно. Что же делать? Чердак?»

Чердак в таких домах брежневского периода представляет собой безжизненное пространство под крышей в полметра высотой. Юра не ко времени вспомнил, как несколько лет назад дочь принесла домой желторотого птенчика стрижа. «Где ты его нашла?» — «В подъезде, на полу. Он с чердака, наверно, упал. Там люк открыт». — «Надо отнести его обратно». — «Может, мы его себе оставим? Он такой хорошенький!» — «Стриж — птица насекомоядная. Нам его не выкормить, умрет». Соболев сам тогда полез на чердак и там, в этом безжизненном пространстве в пол метра высотой, с болью в сердце осознал всю нелепость происшедшей трагедии. Рабочие накануне устанавливали на крыше телевизионную антенну и оставили люк открытым. Кто-то из детишек воспользовался этим, чтобы посмотреть на стрижиное потомство, и с добрыми намерениями влез в чердачный проем, давно облюбованный свободолюбивыми птицами. Малыш, конечно, не знал, что достаточно одного взгляда на птенцов, чтобы родители навсегда покинули свои гнезда, обрекая птенцов на голодную смерть. Чердак был усыпан трупиками желторотых, кое-кто еще жил и слабым писком умолял о помощи. Там же он оставил и птенца, принесенного дочерью, — вместе умирать не страшно. Потом вылез на плоскую крышу дома, покрытую толем, чтобы глотнуть свежего воздуха. Он впервые стоял на крыше своего дома, обдуваемый ветром. Смерть — штука прескверная, а смерть детей — все равно чьих: стрижа, тигра, человека — невыносима. Уходя, он плотно закрыл за собой люк.