Бумажный тигр. Власть (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич. Страница 62

Были и другие, чьи имена Лэйд зачастую даже не помнил, но истории которых сберег в памяти, чтобы напоминать себе о том, что даже у бессмертных чудовищ, не находящихся с человеком даже в отдаленном родстве, есть некоторое подобие чувства юмора.

— Допустим… — Лэйд кашлянул, — Допустим, кто-то из ваших ближайших сослуживцев в самом деле желал навредить вам. Для этого он должен был ненавидеть вас, не так ли? Но ненависти нужна причина и…

Крамби грустно улыбнулся уголком рта.

— Человеческая ненависть сродни пламени, мистер Лайвстоун. Оно достаточно горячее, чтобы прожечь даже бронированную сталь, однако при этом не очень привередливо по части топлива. Питать его можно самыми разными чувствами. Завистью, презрением, жадностью, отчаяньем…

— Кого вы подозреваете? — напрямик спросил Лэйд.

Крамби вздохнул и медленно выпустил воздух через нос.

— Никого, — произнес он так тихо, что пламя свечей почти не колыхнулось, — У меня нет четких подозрений, лишь смутные страхи. Но я знаю, что предатель из их числа.

Крамби замолчал, рассеянно выводя пальцем на столешнице бессмысленные фигуры. Может, охранные кроссарианские глифы?.. Лэйд украдкой присмотрелся, но секундой спустя вздохнул с облегчением — в узорах, чертимых директорским пальцем, определенно не угадывалось никакого смысла. Просто закорючки, плод рассеянной мысли.

Возможно, ему сейчас еще хуже чем мне, подумал Лэйд, ощущая неприятную скованность во всем теле. Меня гнетет лишь опасность, но к этому чувству у меня была возможность привыкнуть за многие годы, как привыкают к вину определенной марки. Ему сейчас должно быть стократ хуже, а внутренности, верно, терзают сотни голодных псов.

— Вы ведь слышали о корабельных бунтах, мистер Лайвстоун?

Вопрос был неожиданным, у него не было времени собраться с мыслями.

— Я… Совсем немного. «Баунти»[4], Спитхедский мятеж[5]…

— Иногда на кораблях вспыхивают бунты. Знаете, когда это происходит?

— Когда экипаж недоволен своим капитаном?

— Верно. Но вы не знаете, кем был предыдущий капитан. Из чьих рук мне пришлось принять флаг. Вам не пришлось быть знакомым с мистером Олдриджем.

Лэйд едва подавил глухое ворчание.

Опять это имя. Имя, которое под сводами этого здания произносилось так часто и с таким неизменным почтением, будто само здание было храмом, а его обладатель — здешним верховным божеством. Мертвым божеством, но оттого не менее могущественным. Сам Лэйд, слыша его, не испытывал надлежащего пиетета или священного трепета, одну лишь только горькую изжогу.

Этот джентльмен, заслуг и талантов которого он не имел возможности отрицать, был неприятен ему уже хотя бы тем, что отколол весьма неприятный номер. Втравил Лэйда Лайвстоуна в весьма скверную и паскудную историю.

Само по себе это не так уж странно, подумал Лэйд, изобразив участливый кивок. Многие люди из числа живших в Новом Бангоре, позволяли себе втравить меня в скверные истории. Некоторые им самими в итоге выходили боком, некоторые оставляли на моей шкуре очередные шрамы и подпалины. Некоторые я сам чертовски не люблю вспоминать. Но мистер Эмюэль Сожри-Его-Дьявол Олдридж, несомненно, обставил всех прочих. Причем дважды. Он умудрился втравить меня в скверную историю, будучи, во-первых, покойником, а, во-вторых, заочно, даже не будучи со мной знакомым. И в самом деле, потрясающий человек.

***

Крамби достал из жилетного кармана пачку душистых греческих «Муратти» и рассеянно закурил. Судя по легкой дрожи пальцев, он вполне восстановил душевный контроль, но все еще оставался под властью чувств.

— Когда капитаном был мистер Олдридж, на него едва ли не молились, — пробормотал он, жадно затягиваясь, — Вы уже знаете, какая слава за ним ходила. Кудесник, волшебник. Чертов финансовый гений. Великий колдун и заклинатель, способный силой мыслей менять биржевой курс и проникать в замыслы конкурентов. Его тут боготворили. Прикажи он вести документацию на рогоже вместо писчей бумаги или украшать петлицы свежими анчоусами вместо маргариток, оперативный совет выстроился бы по стойке «смирно» и отдал честь!

— Ну, судя по тому, что мне довелось слышать, подобное доверие он заслужил, — проворчал Лэйд.

— О, не сомневайтесь, — Крамби с удовольствием выпустил дым, — Каждую унцию этого доверия! Только мистер Олдридж мог, заявившись с утра в контору, продиктовать курс хлопка с такой точностью, будто в голове у него под цилиндром размещался маленький аппаратик Попова, связанный невидимыми проводами со всеми биржами мира. Только он мог невозмутимо пить кофе, пока мы все метались, ища способ разорвать кабальный контракт — он с его дьявольской прозорливостью уже знал, что контракт будет расторгнут другой стороной, причем наилучшим для нас образом.

— Значит, эта прозорливость и приносила ему деньги?

— В биржевом деле возможность предугадать события за несколько минут приносит сотни фунтов, мистер Лайвстоун. За несколько дней — миллионы, — Крамби усмехнулся, вглядываясь в висящий над столом сигаретный дым, — Знаете, однажды мы готовили сделку с «Рейнольдом и сыновьями». Крупная сделка на двадцать тысяч. Мотались точно белки в колесе, едва не падая от изнеможения. А мистер Олдридж посмеивался — «Притушите пары, мальчики. Если вы кинете наживку в воду прямо сейчас, то лишь спугнете его. Я хорошо знаю Рейнольда — пожалуй, даже лучше, чем он сам знает происхождение своих сыновей. Не торопите его, промаринуйте дня два или три — и тогда он разомлеет от неизвестности настолько, что сожрет ваш крючок без майонеза и горчицы!» Мы бы и ради были придержать коней, но мы знали, что промедление подобно смерти. «Бернс и Хоффмайер», эти хитрецы, готовили аналогичное предложение Рейнольду, причем по некоторым пунктам их контракт был даже привлекательнее нашего. Это была жесткая гонка, мистер Лайвстоун, не джентльменская регата, а настоящий рейд! Здесь не было предусмотрено первого и второго мест, тут был только победитель и проигравший!

Лэйду не улыбалось выслушивать истории о биржевых спекуляциях, он находил эту тему не более увлекательной, чем воскресные проповеди Общества трезвенников или размышления о прошлогодней погоде в Уэльсе. Однако он не прервал Крамби, напротив, выказал свой интерес к истории коротким кивком.

Он может кривиться всякий раз, когда имя мистера Олдриджа произносят всуе. В сущности, может даже клясть последними словами. Однако совершенно очевидно, что многие ниточки, образующие тугой узел под названием «Биржевая компания Крамби» с этим именем были плотно связаны.

Лэйд мысленно усмехнулся.

Наверно, это имя обречено вечно гулять вместе со сквозняками по «Биржевой компании Крамби». Докучливое, как старый призрак, неистребимое, как моль, оно будет годами порхать из одного кабинета в другой, и все попытки Крамби извести его, молитвами ли, керосином или крысиным ядом, будут тщетны.

Досадно, подумал Лэйд. Досадно, что нам не удалось познакомиться с мистером Олдриджем лично, пока он был жив. Судя по всему, это был небезынтересный джентльмен, с которым у нас нашлось бы немало тем для разговора. По крайней мере, я смог бы взять его рукой за глотку и хорошенько тряхнуть, да так, чтоб зубы во рту зазвенели. А после задать вопрос, от которого ему было бы непросто уклониться — откуда он, черт возьми, знает меня и при каких обстоятельствах свел знакомство с Бангорским Тигром?..

Чертовски досадно, что мистер Олдридж выбрал именно этот момент, чтоб выйти прогуляться из окна своего номера на пятом этаже гостиницы «Восточный бриз»!

— Конечно, он оказался прав, — Крамби сделал две быстрых затяжки, — Мы подождали еще два дня и взяли Рейнольда тепленьким. Невероятная удача. Лишь позже мы узнали, отчего «Бернс и Хоффмайер» нас не определи, имея на то все шансы. Вообразите себе, аккурат в этот момент мистер Хоффмайер свалился с жесточайшим приступом тропической лихорадки, а мистер Бернс ушел в многодневный запой! Об этом не знали даже многие служащие в их компании, а мистер Олдридж знал! Знал, и потому не подгонял нас, считая, что времени еще достаточно. Ну, что это по-вашему, если не прозорливость?