Университетские истории - Емец Дмитрий. Страница 7
– Книжки! – говорит Лена.
– Выбрось это сейчас же вон в ту корзину и беги отсюда, пока ты еще молода!
Но Лена никуда не побежала.
– А где мне тогда искать? – жадно спросила она.
– В религии.
Лена испытала искреннее разочарование.
– Но это же узко и наивно!
Воздвиженский вздохнул.
– Ну тогда ступай, деточка, еще почитай! – сказал он.
ЛЕКЦИЯ НЕ ПО ТЕМЕ
Профессор Щукин опять стал читать лекцию не по теме.
– Я не совсем понимаю вопрос про муз. По моему мнению, это симулякр. Копия, не имеющая отражения в реальности! – заявил он.
– Как симулякр? – всполошилась аспирантка Лена.
– А так. На самом деле писатели не выносят, когда музы даже близко подходят к их компьютеру. Некоторые, конечно, вежливо улыбаются, но сразу отсылают музу за чаем. Вот когда текст отвердеет, тогда уже хоть прыгай на книжке, хоть критикуй – чихать! А пока книга пишется – ни-ни! Это как ребенка в животе у матери руками трогать и с замечаниями лезть! «Ой, глазки какие-то неоткрытые! Ой, ножки какие-то не такие!»
– А хвалить можно? – морщится Лена.
– Хвалить нужно. Но тоже без перегрева и никаких советов! Да это как, допустим, жена художник, а муж такой с бензопилой «Дружба». «О, елки-палки! Давай я буду твоим музеем!» «Мастер и Маргарита» – вот уж симулякр в квадрате. Мастер пишет, а она ему рукописи ноготочком отчеркивает! И на его стуле любимом, небось, сидит! Это, конечно, приятно, но если б на самом деле так было, Мастер взял бы так рукопись потолще, подкрался и так эдак по-доброму… не читай!
– Но там о другом совсем! О том, что писатель никому не нужен. На улице темень, дожди, снег, депрессия, государство лезет, чего-то хочет. А писатель кому-то должен быть нужен. Человек не может без одобрения, внимания и прикосновений – он дохнет. И вот эта Маргарита в одном лице и читатель, и любовница, и жена, и муза, – сказала Лена.
– Ну тогда понятно… Тут можно и ноготочки потерпеть, – уступил Щукин.
– А исключения есть? – спрашивает Лена.
– Есть два. Жены Толстого и Достоевского. Жена Толстого переписывала его рукописи, чтобы ему править удобнее было, но при этом не вникала особо, что переписывает и советов не давала. «Вчера Левочка писал что-то грустное. Что-то там у него герои все ходят с места на место. Барыня какая-то от мужа ушла. Переписала две тетрадки». А жена Достоевского – вот это действительно титан. Уважуха! Ее книга воспоминаний моя любимая!
И Щукин ударил себя кулаком в грудь.
– Но ведь у писателей очень плохо с самодисциплиной. Он две буковки напишет и отвлекается. Вот тут и нужна муза! – сердито сказала Лена.
– Это – да, это в самую точку, – вздохнул Щукин. – Но для этого есть прекрасный метод! Идеальная современная муза должна находиться где-нибудь в пределах видимости, и все время повторять: «Пиши-пиши-пиши!» или «Дайденег», «унаспродуктовнет». Вот это проверенный метод. А остальное все не работает.
ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ
Два писателя спрятались за дверью буфета, а это была хорошая такая дверь, деревянная, надежная, и договаривались между собой.
– Давай так! Ты будешь всем говорить, что я великий! А я буду всем говорить, что великий ты! Понимаешь? Потом мы найдем третьего. И он тоже будет говорить, что мы великие! А мы, что великий он!
– А если он не будет великий? – тупо спросил второй писатель.
– Ты идиот и графоман! Какая разница? Ты не понимаешь, как устроен литпроцесс! Никто никого не читает, но все образуют всякие там литературные партии, потому что надо же выживать… Тут как в сказке о голом короле. Если ты слышишь все время, что кто-то великий, то покупаешь его книгу и начинаешь всем говорить, что она тебе нравится! На всякий случай, чтобы быть как все… Ну понял, как все работает?
– Не-а.
– О небо! С кем я связался! Короче, потом мы находим четвертого, лучше всего критика, и говорим ему: слушай, как там тебя, критик! Мы будем говорить, что ты великий критик, а ты говори, что…
Тут писатели заметили профессора Щукина, который шел по коридору в буденовке и вез за собой игрушечную машинку. Писатели переглянулись, подскочили к нему бочком и начали бубнить:
– Слушай, Щукин! Ты говори всем, что мы великие!
– Я не стайный, – сказал Щукин и, всхлипнув, поправил буденовку.
САМОЕ БОЛЬШОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ
Доцент Мымрин сказал:
– Самое большое удовольствие мужчина испытывает, когда узнает, что станет отцом. Даже, наверное, не сам ребенок, а некое радостное предожидание. Ну как в детстве ждешь первого января, чтобы заглянуть утром под елку. А все остальные удовольствия, даже если бы мне Нобелевскую премию дали или подарили спортивную машину – ну такое все… даже говорить не буду.
– Детей надо не только рожать, но и воспитывать! – ответила жена Мымрина. Она всегда знала, как испортить мужу настроение.
КОНСТРУКТИВНЫЙ ПРОБЕЛ
– Есть одна вещь, которую никогда не поймет ни одна женщина. Не потому что женщины плохие, просто тут у женщин какой-то баг в сознании, конструктивный пробел, я бы сказал. Одним словом, мужчине очень важно ощущать себя любимым, чтобы он мог заняться чем-то другим и вообще не думать о любви, – сказал профессор Щукин.
– И, кстати, ребенку тоже, – подумав, сказал доцент Воздвиженский.
– Чего ребенку? – не понял Щукин.
– Ребенку тоже, – повторил Воздвиженский.
МАЙ ЛАЙФ – МАЙ РУЛС
Аспирантка Лена купила майку с надписью «Мое тело – мое дело», пришла в университет и стала ходить взад и вперед перед аспирантом Костей Бобровым. Она решила, что Костя спросит ее про майку, а она скажет: «Май лайф – май рулс! Майка – это мое личное пространство!» и гордо отвернется.
А Костя про майку ее спрашивать не стал и говорит:
– Пошли в буфет!
Лена растерялась, потому что она про буфет никакого ответа не приготовила, и кричит:
– Майка – это мое личное пространство! – и побежала дальше.
А тут доцент Югов выскакивает:
– Ой, девушка! Что у вас на майке написано? Вы, наверное, в партию какую-нибудь записались?
Югов вечно подозревал, что все в партию записались. Ему скажут: «Я люблю фрукты!» А он сразу: «Ой! Да вы, наверное, в партию какую-нибудь записались?»
– Май лайф – май рулс! – гордо ответила Югову Лена и пошла в библиотеку.
Глава 6
ЧУЖАЯ ТЕРРИТОРИЯ
Дети доцента Мымрина делили маму. Взяли ее расчертили зеленкой на отдельные сектора и вопят: «Моя! Моя мама! Убери руку! Ты на чужую территорию залез!»
– Нет, – сказал Мымрин. – Вот вы женитесь, будут у вас свои мамы. А это моя мама! Идите все отсюда!
НЕБЛАГОРОДНЫЕ МИЗИНЦЫ
Аспирантка Лена и аспирант Костя каждый день приходили в университет, чтобы ругаться друг с другом. Они прятались за фикусом рядом с деканатом и начинали.
– Я тебя ненавижу! У тебя неблагородные мизинцы на ногах! – говорил Костя.
– И я тебя ненавижу! Ты зооморф, примитивный индивид, прикидывающийся сложным! Пьер Безухов, ха-ха-ха! Славянофил!
– А ты либералка!
– А у тебя уши торчат! И еще ты не любишь Иосифа Бродского!
– А ты фанатеешь от Тургенева! И вообще ты Михайло Ломоносов в теле прекрасной женщины!
– А ты сутулишься, и у тебя прыщ на носу!
– А ты косолапая, и ноги ставишь носками внутрь!
Декан Кутузова потихоньку открывала дверь деканата, слушала и умилялась.
АБСУРДНОЕ КИНО
– Я мог бы стать прекрасным сценаристом в жанре абсурдного кино! Чую в себе силы великие! – сказал профессор Щукин.
– Но тебе лень! – ехидно сказал доцент Воздвиженский.
– Откуда ты знаешь? – испугался Щукин.
– Ну ты всегда так говоришь.