Отражения (СИ) - Соловьева Екатерина. Страница 3
— Но ми…
Все остальные слова оказались заглушены жадным яростным поцелуем, который и поцелуем-то назвать было сложно — скорее, актом обладания. Губы ещё ныли от частых укусов, а язык Люциуса уже хозяйничал во рту.
Она вырвала одну руку, и Малфой завернул их ей за спину. А дальше всё произошло настолько быстро, что Гермиона помнила урывками.
Ткань платья треснула по шву. Мельхиоровые пуговицы мужской рубашки холодили голую кожу.
Люциуса аж лихорадило. Он что-то отрывисто шептал, и можно разобрать было только «живой». Его губы прихватили грудь, прижимая языком, зубы укусили сосок.
Гермиона извивалась, как могла, но от трения о тело Малфоя внизу живота разгорался постыдный жар. Дыхание перехватывало, а из горла — только хрип… и сдавленный стон.
Она не понимала, что с ней творится.
«Он не может возбуждать! Просто не может! Этого вообще не может быть в реальности!»
Но этот безумный Люциус… его грубые жадные ласки и то, как он тёрся об неё, желая овладеть — всё это неожиданно заводило, заражало необузданным желанием, противиться которому не осталось сил.
Холодная оправа перстня Малфоя оцарапала кожу живота, и его длинные пальцы скользнули в трусики. Они настойчиво гладили клитор, сжимали его, а потом нетерпеливо проникли внутрь. Гермиона просила отпустить, стонала… и, кажется, насаживалась на них.
— Ну же… Ну… же…
«Это ведь не мои мольбы? Нет?..»
Малфой будто только того и ждал.
Звяк! Пряжка. Ремень. Рубашка. Всё прочь, всё долой!
А потом Гермиона чувствовала, как Люциус сжимает её плечи, как входит весь, растягивая её, ещё, и ещё, стараясь вбиться глубже, взять её всю.
Хрипло шепчет:
— Хочешь меня? Получи…
И отрывистые поцелуи жалили шею, ключицы.
— О Господи…
И она только крепче стискивала зубы, чтобы не начать унизительно постанывать: «Ещё, ещё!»
Люциус будто слышал её мысли и не сбавлял темпа.
— Хорошая девочка… Вот так… Да-а…
Он приподнялся на руках, и задвигался иначе, так, что каждый толчок задевал клитор, отдаваясь внутри вспышками удовольствия. Гермиона не выдержала, стоны рвались помимо её воли. Её тело жило какой-то своей жизнью, подаваясь Малфою навстречу, чтобы догнать ускользающее ощущение. Ещё немного… И вот…
— Не остана-а-а-а!..
Она не помнила, когда её так трясло и выгибало. И от жёстких последних ударов просто всхлипывала.
От слабости Гермиона не могла даже пошевелиться под тяжестью Малфоя, который горячо дышал ей в шею, засыпав лицо длинными прядями своей шевелюры. Смутно она понимала, что сейчас надо бы поднять его палочку, оглушить и трансгрессировать в аврорат. Но усталость навалилась плотной пеленой, а расслабленное тело желало одного — спать.
Последним, что она слышала, проваливаясь в сон, было:
— И кстати… где интимная стрижка, которую я велел сделать?
Глава 2. Привет, дорогая!
Вода пела, ударяя в гладкие кафельные стены, на которых волновалось заколдованное малахитовое море. Тёплые струи душа успокаивали, принося уверенность в том, что всё образуется. Гермиона закрыла глаза, намыливая душистым шампунем волосы. Когда не видишь собственное тело, меньше злости по поводу того, как оно могло так отреагировать на похотливого старого козла. Хорошо ещё, хоть проснулась утром одна, без него.
C Роном никогда такого не было. Он всегда спрашивал…
«Гермиона… может, мы… ты вообще хочешь?»
Она вдруг здорово разозлилась, вспомнив это. Конечно, изначально она могла и не хотеть! Можно ведь как-то раззадорить, или начать без слов…
«Ну да. Вот прямо как вчера… с Малфоем».
Гермиона вспыхнула. Внизу живота при одном только воспоминании занялся жар. Кожа помнила грубые ласки, несмотря на то, что её яростно натирали щёткой, а тело, кажется, просило продолжения. Ведьма уменьшила напор горячей воды. Холодные струи заставили вздрогнуть, сжаться и прийти в себя.
«Да чтоб его! Почему, почему с ним было так?»
Втирая гель с запахом ромашки в дрожащее тело, Гермиона сжала зубы. Понятное дело, что из-за Эрни она попала в параллельный мир. И здесь она живёт у Малфоев (только этого не хватало), хозяйка домовика (просто чудесно!) и, видимо, в каких-то отношениях с Малфоем-старшим. Да нет, даже не она, а её отражение! Знать бы ещё, куда оно девается, когда переносишься в другой мир…
А вообще неплохо врезать этой «Гермионе», из-за которой пришлось выдержать вчерашний натиск. Ведь Малфоя, если рассуждать справедливо, винить было просто глупо: он явно принял её за другую. Интересно знать, где здешняя Нарцисса. Помнится, в привычном мире она ушла от мужа после победы над Волдемортом; в Министерстве поговаривали: не простила ему, что поставил под удар её с Драко жизни. А Гарри как-то обмолвился, что видел Нарциссу у Андромеды, когда навещал маленького Тедди.
Гермиона как смогла высушила волосы махровым полотенцем. Причёсываясь перед зеркалом, она сердито разглядывала распухшие алые губы и покрасневшие следы укусов Малфоя на груди.
«Ну подожди, змей белобрысый! Дай мне только палочку вернуть, я тебе покажу, что такое сила волшебства!»
Отодвинув ящик комода, она вытащила белое нижнее бельё. Но лифчик оказался каким-то странным и маленьким, край чашечки как раз перечёркивал грудь пополам, задевая сосок. С трусиками дело обстояло ещё хуже: на самом интимном месте был разрез, открывающий любопытному зрителю половые губы во всей красе. Гермиона чертыхнулась и перерыла всё, что было в ящике. Там попадались какие-то прозрачные крохотные треугольнички на верёвочках, танга, стринги, кружева, гипюр и органза.
«Мерлинова борода! Да что ж за отражение-то у меня в этом мире такое?!»
Брезгливо поморщившись, она оставила первые и распахнула шкаф в надежде найти там нормальную одежду, а не гардероб стриптизёрши или перечень товаров интим-салона.
В одном углу как раз и оказались ультракороткие платья, юбки и наряды с неприличными вырезами, открывающими грудь, и даже пошлое боа. Но в другом всё-таки обнаружилась нормальная одежда. Гермиона натянула серое платье-футляр до колен.
«Вот в таком-то меньше шансов, что Малфой снова набросится… Опять… Проклятье!»
Она ударила кулаком по круглой ручке шкафа.
«Палочка. Медальон. И никаких Малфоев! Палочка. Медальон».
— Хозяйка, мистер Малфой ждёт вас в гостиной к завтраку!
Гермиона вздрогнула: она совсем не услышала хлопка трансгрессии Хэнка. А домовик с трогательной заботой на умильной мордочке смотрел на неё снизу вверх.
— Тогда… проводи меня.
В гостиной, залитой утренним солнцем, нежилось приятное тепло. Лучи скользили по рамам натюрмортов и полок с сувенирными фигурками.
За длинным столом, накрытым на двоих, сидел Люциус, развернув «Ежедевный Пророк».
Такого Малфоя, вальяжного холёного, и, что уж там скрывать, красивого, сложно было назвать «старым козлом». Таким Гермиона видела его на втором курсе обучения в Хогвартсе, в магазине «Флориш и Блоттс» — уверенным в себе, этаким королём мира. Воротник белой рубашки под коричневым пиджаком пижонски расстёгнут, на плечи спадают длинные шелковистые волосы. В воздухе витал тонкий аромат сандала и барбариса — на столе перед Люциусом исходила паром чашка чая с серебряным ситечком.
Гермиона не удержалась от шпильки.
— Значит, правда — всё, что в Хогвартсе сплетничали: Люциус Малфой заваривает чай в ситечке!
— О чём ещё сплетничали в Хогвартсе касательно меня? — он поднял на неё серые глаза, в которых явно читалась насмешка. И любопытство.
Гермиона замолчала, чувствуя, как начинают гореть кончики ушей. Она вспомнила, как однажды подслушала в библиотеке разговор двух старшекурсниц, и чуть не сползла тогда по стенке: эти девицы утверждали, что папаша Драко вряд ли носит бельё под брюками, и всерьёз обсуждали, какого размера «у него в штанах».
— Доброе утро, мистер Малфой.
— Доброе утро, — он окинул её платье скептическим взглядом, и Гермиона почувствовала, как края чашечек трутся о соски.