Двойняшки для Медведя (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна. Страница 27

Но не настолько, чтоб вновь доверять ему без оглядки.

Настырный стук в дверь отвлек меня от очередного витка безуспешных попыток разобраться в себе и собственных эмоциях и чувствах. Медленно сев, я провела пальцами по волосам, путая их ещё больше, и негромко выдохнула, напряжённо сжимая пальцы в кулаки:

— Входите.

Заглянувшая в палату медсестра улыбнулась и радостно заявила, что все документы готовы для выписки. Что всё в порядке, и они уже связались с моим мужем и сообщили ему о том, во сколько меня можно будет забрать. И от этой внезапной новости я моментально почувствовала кожей свои защитные шипы, окутавшие меня с ног до головы. С трудом успела прикусить язык до того, как ляпнула что-то, и глубоко вздохнула, прежде, чем всё-таки сказать:

— Спасибо вам… За заботу.

Я все-таки не сдержалась и добавила яда в голос. Знала, что не права, что так даже лучше и всё равно по-детски бунтовала против такого произвола. Бессмысленно и беспощадно. Так, что руки чесались разбить что-нибудь хрупкое, сломать на сотню, тысячу мелких осколков. Мне пришлось досчитать до десяти и обратно пару раз, прежде, чем я осознала — всё, я спокойна и готова действовать дальше. Ровно настолько, чтобы встать с кровати и начать собираться. Искренне игнорируя иррациональное желание позвонить и устроить небольшой скандал одному ну очень настырному мужчине.

Настолько настырному и самостоятельному, что размышляя об этом, я забывала про все свои страхи и легкомысленно закрывала глаза на томящуюся в груди неуверенность. Трудно бояться встречи с тем, кого хочется придушить собственными руками. Кто умудряется на расстоянии не оставлять тебя равнодушной и бесить до умопомрачения. Пусть даже всего его действия и поступки продиктованы искренним желанием помочь, попыткой проявить заботу.

Неуклюже, грубо, совершенно не умело. Но всё же…

Недовольно поморщившись, я старательно гнала от себя все эти мысли. Складывала немногочисленные пожитки и сама не замечала, как пролетало отведённое на сборы время. Оно, это время, стремительно летело, не оставляя мне ни единого шанса на побег и я не успела моргнуть, как нашла себя стоящей на крыльце больницы.

Неуверенно переступая с ноги на ногу, я кусала губы до боли и жадно разглядывала парковку, выискивая взглядом знакомую фигуру. И всё равно пропустила тот момент, когда из шикарной тачки люкс-класса выпал взъерошенный больше обычного Максим. Он стремительно приближался, сокращая разделяющее нас расстояние, и вскоре я задохнулась от крепких, сильных объятий. Испуганной девчонкой прижалась к горячей, широкой груди, спрятала озябшие пальцы под полами его пиджака и крупно вздрогнула, чувствуя холодный нос, скользящий в невесомой ласке по обнажённой шее.

— Макс…

Я попробовала достучаться до чужого разума, но меня не слышали. Лишь сжимали сильнее, вдавливали в своё сильное тело и терлись колючей щекой об обнажённую кожу плеча. Оставляли невесомые поцелуи, рисовали невиданный узор пальцами по позвоночнику и хрипло выдыхали куда-то в район макушки:

— Я… Скучал, Риш… Очень… Скучал…

Его слова, это внезапное признание, оглушили, выбивая воздух из лёгких. С минуту я просто стояла, не зная, что ответить и что сказать. А после сделала вдох и…

— Я тоже…

Два простых слова, три слога и столько эмоций внутри. Они царапали горло и жгли изнутри, разъедая твёрдую уверенность в том, что не стоит. Не стоит сближаться, открываться, доверять и прижиматься так близко к этому мужчине. Но…

Я уткнулась носом в его ключицу, прижалась щекой к груди и закрыла глаза, слушая яростный стук чужого сердца. И он, этот ровный, уверенный звук разбил стену страха и неуверенности во мне, стирая напрочь все мои сомнения. Не оставляя ничего, кроме блаженной пустоты в голове и лёгкости на сердце.

А ещё бабочек. Целый ворох бабочек, где-то там, внизу живота. Они отчаянно щекотали крыльями изнутри, изводили меня томительным ожиданием и не гарантировали, что всё закончится хорошо. Не гарантировали, да.

Но заставляли в это поверить.

— А где…

Терпкий поцелуй осел на губах привкусом свободы и неба. Он проник под кожу мягким теплом и лёгким флёром безумного желания. Чужие сильные пальцы невесомо скользнули по плечам и замерли на обнажённой, беззащитной шее. Чутко касаясь нежной, слишком чувствительной кожи, они сжимали все крепче, лишая даже надежды на возможный, глупый побег.

— Дома, — тихо выдохнул Макс, ведя кончиком носа вдоль моего виска. Зажмурился крепко и уткнулся лбом в лоб, уверенно, яростно заявляя. — В этот раз всё будет хорошо, Риш. Веришь?

— Верю.

Кивнув в ответ, я легко провела ладонью по обтянутой тканью груди. Вдохнула аромат любимого парфюма и откровенно забивала на крохи сомнений, ещё оставшихся где-то в душе. Гори оно всё огнём, я хочу рисковать и верить, что в этот раз всё будет по-другому. Ярче, безжалостнее и крепче. Так, как хочется нам.

Нет, так, как нам необходимо.

От предвкушения пальцы дрожали, сжимая чужую ладонь. Ещё с минуту мы просто дышали жадно друг другом, не замечая ничего вокруг. А затем Макс потянул меня за собою и повёл осторожно и неторопливо. Сплёл наши пальцы, сигнализируя о том, что просто физически не может удержаться от прикосновений. Вот таких, лёгких и непринуждённых, вызывающих толпу мурашек и посылавших сладкую, приятную дрожь по всему моему телу.

Лаконичный чёрный седан приветливо мигнул фарами, пропуская меня в тёплый, пахнущий сандалом и лимоном салон. Я осторожно приземлилась на сидение и далеко не сразу заметила, как через плечо ловко пропустили ленту ремня безопасности. А потом громко щёлкнул замок, и я вздрогнула от прикосновения горячих, мягких губ к моему виску. А Потапов лишь нахально улыбнулся, поправив кофту, так и норовившую сползти с плеч.

— Не бойся, теперь мы вместе. Прямо как муж и жена — одна сатана.

Я же тихо прыснула, покачав головой. И уточнила, сложив руки на коленях:

— Мы и есть муж и жена, Потапов. И это была твоя идея, забыл?

— Самая лучшая идея за всю мою жизнь, — пробормотав себе под нос, Макс сел за руль и дёрнул ворот рубашки, срывая пуговицы. И я вдруг поняла — он тоже взволнован. Он тоже боится и не знает, как правильно себя вести. Не знает, чем обернётся следующий жест, слово, взгляд. Он растерян и взволнован, но всё равно готов идти вперёд. Со мною, с детьми. Готов учиться быть отцом и мужем, учиться быть вместе, а не по одному. И, от этого внезапного осознания, я шумно вздохнула, глотая незваные слёзы. И начала молиться.

Впервые в жизни я молилась о том, чтобы я не ошиблась, чтобы у нас получилось.

Чтобы мы смогли стать настоящей семьёй. Счастливой, шумной, большой.

Седан плавно скользил по улицам, ловко лавируя в бурном потоке машин. Царящая вокруг тишина не напрягала, и я невольно ловила себя на том, что беззастенчиво пялюсь на чёткий профиль мужчины. Отслеживаю тёмную щетину, едва заметные морщинки в уголках глаз и напряжённо сжатые губы. Перевожу взгляд на побелевшие костяшки пальцев, сжимающих руль, и набираю воздуха в грудь, чтобы выпалить почти одновременно с Максимом:

— Хочешь, остановимся перекусить?

— Из опеки больше не приходили?

Я знала, это не тот вопрос, который от меня хотят услышать. Но именно он мешал мне расслабиться окончательно и бесповоротно, так что я робко улыбнулась в ответ на укоризненный взгляд Потапова.

— Прости, но…

— Я понимаю, — неожиданно кивнув, он затормозил на красный сигнал светофора. И какое-то время молчал, отстукивая пальцами по оплётке руля занимательный ритм. А потом выдал, усмехнувшись чуть иронично и тепло:

— Что ж, тогда предлагаю совместить приятное с полезным. Пообедать и обсудить дела. Был тут один интересный ресторанчик…

С этими словами он вытащил свой телефон и начал увлечённо копаться в нём, то и дело, поглядывая на светофор. И я не знала, чего во мне сейчас больше — лёгкой досады от того, что детей я увижу ещё не скоро, или радости от того, что мы так легко нашли этот незатейливый компромисс. Тот самый, чёрт бы его побрал, компромисс, которого тогда, почти два года назад, нам так не хватало.