Чужие сны (СИ) - Матуш Татьяна. Страница 27

"Путь самосознания", - гласило название, а ниже, мелкими буквами, было приписано разъяснение, которое ничего не разъясняло: "Учение Мукту".

Помощники накинулись на маленькую книжку как стая голодных гиен на падаль.

- Уже отпечатано?! Дай посмотреть! И сколько?

- Пока десять тысяч, - скромно сказал Антон. Он был доволен эффектом, - потом еще добьем.

- Что это? - Лицо Леры вдруг вытянулось, - Серьезное отношение... Знать за чем ты здесь и к чему стремишься... Работать полные... Контроль ситуации... Антон, это же восемь ступеней сетевого маркетинга!

Причем здесь религия?

- В буддизме тоже восемь ступеней. Если у Гаутамы срабатывает, почему у меня не выйдет? Мало под Сикамором сидел?

- Сикаморой, - машинально поправила Лера.

- По-моему, нормальные постулаты веры, - высказался Максим, - принципы управления людьми везде одни и те же.

- Так выпьем же за то, чтобы время всегда боялось пирамид, - провозгласил Антон, и вытащил из пакета бутылку "Хеннеси".

Антон скоро ушел. А Лера еще долго сидела молча и улыбалась чему-то, пока Максим не заметил ее странное состояние.

- Он смеется, - пояснила она, - Я в первый раз увидела, как Тоха смеется.

- Ему смертный приговор отменили, - Максим пожал плечами, - я бы на его месте вообще ржал, как пьяная гусарская лошадь.

- Почему как пьяная, да еще гусарская?

- Потому что трезвые, да еще драгунские лошади ведут себя гораздо сдержаннее, - с серьезным видом пояснил Максим.

- Алла, помоги мне...

- Денег в долг дать, что ли?

- Не валяй дурака. По-настоящему помоги. Как Алику...

По календарю вроде бы начался новый рабочий день. Девять утра. Но топ-менеджеры "Алексы" только расползались по койкам. Те, кто мог себе это позволить. Кто не мог, глотали стимуляторы и впрягались еще на сутки. Кофеварка работала в режиме форсажа, бары были закрыты на ключ, ключи сданы Эле под письменный приказ президента - не давать никому, даже если будет угрожать оружием, давать взятку и обещать жениться.

Алка тоже была из тех, без кого здесь все, типа, рухнет. Ее ноутбук не закрывался в течение всей этой безумной ночи, глаза были красными, кожа, наоборот, даже слегка синей. Или зеленой. Впервые мне подумалось, что Алла старше меня. Раньше ее возраст как-то не чувствовался, казалось, она играет со временем по каким-то своим правилам, и всегда выигрывает.

Но мне было некогда ее жалеть. Сразу после того, как нас отпустили, я повисла на ней, как репей на собаке.

- Мне очень нужно вспомнить!

Добравшись до своих владений, Алла, буквально, рухнула в кресло и вытянула длинные ноги.

- Минералочки мне нальешь?

Утолив жажду, подруга, наконец, выразила какое-то подобие желания меня выслушать.

- Что тебе нужно вспомнить?

- Разговор. Давний разговор.

- Так загорелось? - устало спросила она, - ох... Ты не понимаешь, о чем просишь.

- Ну, так объясни, буду понимать.

Алла закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

- Тебе случалось пережить что-то очень страшное? Когда кажется, что все кончено, мир рухнул, жить дальше вообще незачем?

- Да, - кивнула я. Мне, действительно, случалось.

- Ты долго не могла заснуть... А когда провалилась в сон, снова попала в мир вчерашнего дня, где все было хорошо. Где еще не было беды. И ты решила, что все страшное было наваждением. Ты плакала во сне, благодарная за вернувшееся счастье. И клялась себе впредь его беречь, пушинки сдувать. И была уверена, что сдержишь слово, - я кивала, как загипнотизированная. Алка описывала все очень точно, - а потом ты проснулась...

- Не надо, а, - попросила я.

- То, чего ты просишь, будет еще жестче, - спокойно сказала Алла.

Я испугалась. По-настоящему испугалась. Потому что слишком хорошо ее понимала. И еще, потому что другого выхода, похоже, не было.

- Алла, мне очень нужно вспомнить.

Она открыла глаза и посмотрела на меня очень внимательно.

- Один из этих людей умер, - это был не вопрос, а утверждение.

- Оба, - тихо сказала я.

- Они были тебе очень дороги...

- Это мои родители.

- Тогда я тебе не нужна. Ты вспомнишь сама.

- Алла!!! Если бы я могла...

- Ты можешь. Просто не умеешь.

- А... как? - растерялась я.

- Тебе нужны детали давнего разговора твоих родителей, - Алла выпрямилась, наконец спустила ноутбук с коленей, и слегка наклонилась ко мне, - он произвел на тебя сильное впечатление. Значит, ты его запомнила.

- Я помню только одну фразу, - перебила я.

- Об этом я и говорю, - кивнула Алла, - этот разговор записан в твоей памяти. А фраза, которая тебе запомнилась, это ярлык. Как в компьютере.

- Да, но файл, похоже, стерт.

- Тебя лечили электрошоком?

- Нет, - я удивилась и испугалась.

- Значит ничего не стерто. Просто этот файл заблокирован. Твой собственный мозг отказывает тебе в доступе.

- Ну и? - подтолкнула я.

- Есть несколько путей, - Алла закурила, - Самый простой - взломать. Я это могу. Но ломать мозг труднее, чем компьютер. И опаснее. Клиент не всегда выдерживает.

- Можно умереть? - удивилась я.

- Или сойти с ума. - Она помолчала, давая мне возможность освоить полученную информацию. Потом так же ровно продолжила, - Другой путь - снять блок. Но для этого нужно знать ключ. Я его не знаю. А ты - наверняка.

- Не понимаю, - призналась я.

- Не упирайся лбом в стену, - посоветовала Алла, - вспоминай не сам разговор, а сопутствующие детали. Когда это случилось. Какое время года было, какая стояла погода. В чем была одета мама, чем пахло из кухни. Какого цвета были обои. Что было накануне. Какое у тебя было настроение...

- Понимаю, - кивнула я. - Но это... без гарантии?

- Это трудно и долго, - подтвердила Алла, - но - возможно. Больше я тебе ничем не могу помочь. А теперь брысь отсюда, мне работать надо, - и потянулась за своим компьютером. Я поняла, что больше мне ничего не светит.

Ну, и на том спасибо.

... "Ясацкая дурь". Так выглядел этот, как выразилась Алка, ярлык.

Это было восемь лет назад. Время года - зима. Могу даже точную дату, не вопрос. Отец погиб восемнадцатого января. Этот разговор был двумя днями раньше. Стало быть, шестнадцатого. Как все неописуемо просто, если не боишься боли. Место действия - кухня нашего дома. Цвет обоев тоже без проблем: кремовая плитка с арабским геометрическим узором. Эта плитка и сейчас стоит на кухне, чего ей сделается за десяток-то лет? В чем была одета мама? Вот с этим - засада. Не помню. Халатов она терпеть не могла. Можно предположить, что в домашние брюки и свитер, топили у нас тогда не очень. Но я вычисляю, а Алка сказала, что должна вспоминать. То есть просто подбирать детали, которые сами всплывают на поверхность озера памяти... А всплывает почему-то музыка. Песня. Пела ее Алла Пугачева, разумеется. Кто же еще? Радио что ли играло? Или телевизор был включен? Очень простые слова: "Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи. Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне не пророчил... Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце. Где разбитые мечты обретают снова силу... высоты..."

Ой!!!

Ощущение было такое, словно прорвало плотину и меня смыло волной.

Я сидела в своей комнате. Двери были приоткрыты, но я сидела спиной к коридору. Читала книгу. Вернее, делала вид, что читаю.

...Поэтому у меня в памяти и нет видеоряда, сообразила я, только саундтрек. Я ничего не видела, только слышала.

На кухне играло радио.

Отец в очередной раз уезжал. В командировку.

Самая обычная вещь - папа уезжает в командировку. В других семьях по этому поводу возникал лишь один вопрос: что папа привезет. Но не в нашей.

Красивое слово "террористы" было еще не в ходу. Их называли просто бандитами. Вооруженная банда захватила заложников. И папа уезжал в командировку. На военном аэродроме папу ждал самолет. Его и еще двадцать спецназовцев.