Чёрное лето (СИ) - Панарин Антон. Страница 46

Бойцы выгрузились, и мы начали восхождение по лестнице на крышу двадцати пяти этажки. Пашка остался в машине, и я ему завидовал, с утра пораньше ох как не хотелось прыгать по ступенькам. Поднявшись на крышу, генерал выдал Косте бинокль и тот начал тыкать пальцем в даль и рассказывать, как добраться до тоннеля, а после безопасно добраться до противоположной стороны. Снайперы в свою очередь разложили свои кофры и извлекли на свет две снайперские винтовки Драгунова. Уселись у края крыши и начали просматривать район.

Меня не привлекали к обсуждению, да я и не особо рвался, боевой опыт у меня стремится ну не к нулю, но близко к тому. Относительно тактики ведения боевых действий в городских условиях, мне точно не чего сказать. Весь мой тактический опыт сводится к игре в колду, а в реальности же я всегда играл в бей, беги. В далеке раздалась стрельба. Приложил руку к глазам, что бы солнце ни светило и увидел, что в глубине юго-западного района валит дым, что-то горит. Увидев куда я пялюсь, ко мне подошел Костя.

— Там наши окопались, отбили пару домов, прилегающих к мосту, теперь можно безопасно въехать в район, но дальше уже не так просто продвинуться. Палить могут из любого окна, сил для полноценного штурма у нас достаточно, численный перевес на нашей стороне, но вот народа мирного погибнут тысячи при таком раскладе. Да и своих бойцов положим, надеюсь план генерала сработает.

— Кость, ты это, извини, я не хотел тебя сдавать, генерал меня на понт взял, я думал, что ты уже всё ему сам рассказал.

— Забей. Влетело мне от Климова, конечно, знатно, но все живы, здоровы, и я в том же звании что и был, так что считай легко с тобой отделались.

— Согласен. А какой в итоге у нас план? Как я понимаю голову Креста мы больше не пытаемся взять?

— Да, Креста искать долго и не реально, т. к. мы даже не знаем, как он выглядит, можем ориентироваться только на слова того пацана.

— Его Сергей звали.

— Ох Макс, тяжело тебе будет…

— В каком смысле?

— Да в прямом. Если ты будешь каждую смерть на душе хранить и помнить, обмусоливать случившееся день за днем, то либо крышей поедешь, либо жить не захочешь, ибо жизнь твоя станет адом. Серёжка, не Серёжка, мне без разницы. Если он вредит моим людям прямо или косвенно, то я его уберу. А тут ты даже в его смерти не виноват, но всё равно в голове прокручиваешь всё это день за днем. Забудь, ну забыл ты дверь закрыть в школу и забыл. Ты же не заманивал туда псов, они сами пришли.

— Стоп, я точно помню, что дверь я закрывал, уходя вбил клин под неё, дверь не могла сама открыться.

— Ну видимо хреново вбил, ветром снесло его или псы вытащили, хрен его знает. — когда я засомневался, что-то в жесткой интонации Кости изменилось, он как будто начал защищаться, еще эти руки, скрещенные на груди, будто отгородиться хочет от этого разговора.

— Хреново? Я дёрнул дверь на себя со всей силы, и она даже на миллиметр не сдвинулась. Хреново дверь закрыл я или её кто-то открыл?

— Ты на что намекаешь?

— А я ни на что не намекаю, я рассуждаю. Ты изначально хотел убрать парня, и после того, как мы вернулись у тебя, был вагон времени что бы это провернуть. А всё что потребовалось, это открыть дверь и забросить внутрь банку тушняка приманив запахом собак, а после они уже и сделали своё грязное дело.

— Рот свой закрой. Шерлок хренов. Я, между прочим, твою шкуру спасал. И если бы ты не проболтался генералу, то никто, никогда бы и не узнал, что это мы пошумели в Юзах. А теперь, если лишние уши узнают о том по чьей вине погибли пять сотен человек и практически началась война, то думаешь долго нам на белом свете ходить с тобой? Сиди и помалкивай, моралист хренов. — шепотом прошипел мне Костя.

— Костя, твою мать. Тебе самому от себя не противно?

— А чего мне стыдиться? Того что я защищаю своих людей? Мир то он простой, здесь свои, там чужие. — Костя ткнул в сторону юго-западного. — а жертвы есть всегда, даже в мирное время. От ДТП в год умирало тридцать пять тысяч человек, сейчас таких ноль, но умирают теперь они по-другому, от голода, от насилия, да, как угодно. Суть одна, выживи сам и помоги выжить тому, кто рядом. И чем больше достойных людей выживет, тем больше шансов на завтрашний день для страны. А свою моралистскую чушь оставь при себе. Ради друзей я и не на такое готов пойти.

Я понимаю его логику, но она какая-то людоедская. Пожирай чужих что бы насытиться самому и насытить своих близких. Возможно, если бы я прошел войну, то тоже так бы думал, но я совершенно точно не хотел бы становиться таким человеком. Нас окликнул генерал.

— Ребятки, спускаемся и вечером вы выступаете. Максим, а тебя я жду здесь в двадцать ноль ноль.

Глава № 25 — Сердце и долг

Я загнался и пол дня думал о словах Кости, о том, что он готов сделать что бы спасти «своих», я, по сути, всю дорогу делаю то же самое, только менее цинично что ли? Ему пачку людей на тот свет отправить, а я себя изведу мыслями о том, что оставил кучу родственников без любимого сына, отца, брата. У Кости мир крайне простой, вон там чужие, а тут свои. За своих убивай, чужих подальше отгоняй. У меня же картина мира более детализирована, что и заставляет испытывать большую ответственность, убиваешь не физическое тело, а ломаешь жизни целой цепочки людей, для которых завтрашний день навсегда изменится к худшему. Костя же, просто убирает угрозу. Убил и отлично, проблемой меньше. С одной стороны он ради тебя пойдет на всё, лишь бы защитить, а с другой стороны ты никогда не знаешь, что с тобой станет, если его мозг в тебе идентифицирует угрозу.

Пока я загонялся, успел заскочить на склад и взять у Сани армейский бинокль БПОс 10х42 с сорока двухкратным увеличением. Новенький. В КБ ехать смысла не было, после суточной смены все артельщики дома отсыпаются. Поэтому просто заехал за Надей и мы направились к набережной. Проезжая мимо Чернавского моста, Надя показала пальцем на баррикаду, перекрывшую проезд через мост. Там был свален какой-то хлам, покрышки, доски, сгоревшие остовы машин. На нашем берегу за баррикадой наблюдали новоявленные пограничники в лице казаков. Мы больше не могли оказывать им помощь по охране их поселения, так как сами оказались в сложной ситуации, пришлось им переселиться в нашу часть города. Казаки тут же вызвались нести дозор по одному из направлений.

Спустя пару минут мы уже гуляли по набережной. Забавно, голод до сих пор маячит где-то на горизонте, грядет война с Крестом, а на набережной беззаботно купаются в водохранилище дети. Плещутся, кричат, как будто и нет жестокости и разрушений кругом, как будто вернулся мир и в каждом доме снова горит свет, напоминая о том, что всё хорошо. По набережной прогуливались казачьи патрули, наблюдают что бы со стороны левого берега никто не переплыл к нам на катамаранах или еще каких плав средствах, ибо под контролем креста сейчас клуб каяков, и если на наш берег с их помощью переправятся десятка два головорезов, то может быть очень больно. В ночное время они запросто смогут вырезать заставу, а дальше беспрепятственно переправить к нам сколько угодно людей устроив резню. Такие попытки ранее уже предпринимались.

— Максим, ты тут? Приём.

— Да, Надь, прости, сложный день, порой концентрация отключается и ухожу в свои мысли. Как у тебя день?

— Всё нормально. Есть у меня парень, который уходит в себя, но я его всё равно очень люблю — сказала Надя, показав мне язык — а еще Ирка из бухгалтерии меня уже задергала. А что за парень с Максимом вечно катается, а как зовут, а чем занимается и бу-бу-бу. Целыми днями.

— Очередная почитательница харизмы Захара?

— Да какого Захара? Про Пашу спрашивает всё время.

— Так, так, так, а вот с этого момента поподробнее.

— Ну а чего тут рассказывать? Ирке двадцать шесть лет, не замужем, фигурка хммм, точёная, как и у всех сейчас. Голод способствует стройности. Хи-хи. Любит книжки читать, хозяйственная, пирожками нас вечно угощает. Добрая, не знаю, что еще сказать про неё. Хорошая девочка.