Откровение Егора Анохина - Алешкин Петр. Страница 43

Но явился он в отдел буквально через день. Этот визит его помнится Анохину хорошо. Сидел Егор за столом, писал что-то служебное и оторвался от бумаги, поднял голову, когда услышал вскрик сотрудника отдела:

– Врешь!!

Перед сотрудником, спиной к Егору, стоял плотный сутулый мужик в сильно потертом на локтях пиджаке, длинные волосы зачесаны назад. Ошеломленный чем-то сотрудник, вскрикнув, аж подскочил на стуле, поднялся, а Маклаков вдруг обмяк, ссутулился еще сильнее и сел на стул у стола. Сотрудник, увидев, что Егор смотрит на него, радостно выпалил:

– Антонов объявился!

И потащил Маклакова из комнаты.

Позже Анохин узнал, что на другой день после беседы в ОГПУ к Маклакову пришла девушка и сказала, что она учительница из Борисоглебского уезда, из села Нижний Шибряй, что в этом селе скрывается Антонов со своим братом Дмитрием. Брат заболел, и Александр Степаныч послал ее в Тамбов к Маклакову за хинином и свежими газетами. Маклаков попросил девушку зайти к нему завтра, он достанет все, что просит Степаныч.

Ночь не спал Маклаков, думал – почему Антонов послал учительницу к нему? Сколько лет не виделись? Десять? Нет, больше. С юношеских лет, когда в одной эсеровской организации начинали работать, не было никакой связи. Не вспомнил Антонов о нем и во время крестьянского восстания. Почему же именно к нему прислал учительницу? И почему она пришла как раз после посещения им ОГПУ, после того, как он отказался сотрудничать с чекистами? Не провокация ли? Не проверяют ли его чекисты? И чем больше думал, тем больше уверялся – провокация! Особенно смущало то, что Антонов просил принести свежие газеты. Хинин – это понятно, а газеты? Странная просьба! Грубая работа ЧК. Проверяют, решил Маклаков, – и пришел в ОГПУ.

Срочно был сколочен отряд по ликвидации Антонова. Егора включили в него, а возглавил отряд Михаил Чиркунов. Когда собрались возле автомобилей, Егор с удивлением увидел в составе отряда командира Особого полка Партизанской армии Санжарова. Он, наверное, тоже удивился, узнав Анохина. Они сухо кивнули друг другу и отвернулись.

Разместились в двух автомобилях. Ехали в Уварово, неподалеку от которого было село Нижний Шибряй, через Сампур, Чакино, Ржаксу, ехали между желтеющих полей с высокой рожью, ячменем, овсом. Ровная степь, и плавающие в полуденном мареве дальние деревни. Разгар лета. Жарко. Солнце жгло лицо, горячий ветер трепал волосы. Пыль из-под колес впереди идущего автомобиля набивалась в рот. Куры в деревнях, купающиеся в пыли на дорогах, с истошным криком разлетались из-под колес. Ленивые, размякшие от жары собаки, лежавшие в тени изб, услышав непривычный треск мотора, выставляли уши торчком, напрягались и со злобным лаем бросались под колеса, пытались ухватить зубами за шину.

В Уварове подкатили к деревянному зданию милиции. Энергичный Чиркун выскочил из первого автомобиля и позвал с собой Маклакова. Они быстро простучали сапогами по доскам крыльца, исчезли внутри. А остальные начали вытаскивать из машин мешки с одеждой, плотницкими инструментами.

Переодевались быстро, молча. Мишка Чиркунов боялся, что Антонов уйдет в лес и снова надолго исчезнет, боялся, что успеют предупредить его, поэтому не терял ни минуты. Егор подпоясал длинную темную рубаху обрывком веревки, сунул за нее топор: револьвер лежал в кармане. Другой карман оттягивали патроны.

На автомобилях спустились вниз к реке Вороне, по деревянному мосту, по постукивающим доскам медленно переехали на другой берег и остановились в лесочке. За пригорком начинались избы села Нижний Шибряй. Высыпали из машин, вытащили велосипед, прихваченный с собой из милиции, и автомобили запылили назад. Прошли немного вперед, ближе к пригорку, и свернули в березовый лесок, расположились в траве: мол, усталая плотницкая бригада отдыхает. А Маклаков поехал на велосипеде в село.

Сидели, лежали молча, отгоняли ленивых от жары комаров, мух. Чиркунов нервничал, поглядывал на часы, на солнце, начавшее клониться к закату.

Часа два не было Маклакова. Наконец, появился, подкатил по мягкому песку.

—Ну, как? – выдохнул навстречу ему Чиркун.

– На месте.

– Слава Богу… Ничего не заподозрил?

– Вроде нет… Обрадовался.

– В лес не собираются?

– Засветло не решатся. А ночью, как понял я, уйдут.

– Пошли, ребята!

Разобрали обмотанные тряпками пилы и направились по серой песчаной дороге к селу. Маклаков остался в лесочке. По улице шли неторопливо, делали вид, что устали, мол, долго бредут, старались быть равнодушными: не замечать любопытных старух возле изб, не обращать внимания на лай собак.

Показался дом мельника, крытый железом, с густым, заросшим кустами палисадником. За ним виднеется соломенная крыша избы Натальи Кулешовой, у которой скрываются Антонов с братом. Амбар Натальи стоит прямо на улице, у дальнего угла палисадника. В палисаднике Кулешовой пусто, просторно, только две молодые яблоньки в ближнем углу. С одной стороны, это хорошо – окна просматриваются, с другой – плохо: видно из избы, что на улице делается. Напротив изб, по другую сторону улицы, пустырь, лощинка с густым бурьяном. Из-за угла избы Натальи Кулешовой вышла молодая баба с ведром и направилась к амбару мимо плетня палисадника. Должно быть, сама хозяйка. Взглянула внимательно на приближающуюся по улице плотницкую бригаду и скрылась в амбаре. Между избами мельника и Кулешовой проулок, широкая межа разделяет огороды, спускается к речке. За речкой – лес. На огороде мельника возле межи старая рига. За домом большой двор, сараи, навес.

– Один здесь заляжь! Следи отсюда за избой, – негромко и быстро скомандовал Чиркунов, указывая головой на угол густого палисадника мельника. – Двое в лощинку, в бурьян, следить за окнами. Остальные со мной!

Подошли неторопливо к амбару, к открытой двери. Антонов теперь уж наблюдает за ними из окна.

– Хозяюшка, где ты? – ласково спросил Чиркун, заглядывая в темноту амбара.

– Чего вам, – вышла оттуда молодка, вытирая руки о серый передник и настороженно и внимательно оглядывая подошедших.

– Наталья? – так же ласково, улыбчиво спросил Мишка, снимая с плеча пилу, и прислонил ее к стене амбара, оштукатуренной глиной.

– Была с утра Натальей, – по-прежнему глядя недоверчиво, ответила хозяйка.

– В доме кто есть? – спросил Мишка и добавил строго: – Отвечай быстро!

– Одна я живу, никого нету… – растерялась Кулешова.

– Я о чужих спрашиваю! Чужие есть?

– Кому я нужна…

– Врешь! – перебил Мишка, улыбаясь, почесал сзади свой бок и вытянул, показал рукоятку маузера. – Обманешь, и тебя шлепнем. Есть кто?

– Двое каких-то, – отвела от него испуганные глаза Наталья и начала быстро вытирать сухие руки о передник. – Зашли, воды спросили да присели отдохнуть. Мало вас бродит…

– Ладно, пошли… И иди спокойней…

Вход в избу со стороны огородов. Изба большая– пять окон. Обошли вокруг, стараясь ступать неспешно, знали – видит Антонов, наблюдает. Со двора окон нет. Только вход в небольшие сени: коридорчик, пристроенный к стене.

– Открывай, – шепнул Чиркун Кулешовой.

Наталья стукнула щеколдой, толкнула дверь. Она не поддалась. Женщина быстро соскочила со ступени, бормотнула:

– Закрыто… Чей-та они заперлись?

Мишка ударил несколько раз ногой по двери, отпрянул за стену и крикнул:

– Антонов, мы знаем – ты здесь! Бросай оружие и выходи! Спета твоя песенка!

В ответ хлопнули, сливаясь, два выстрела, и щепочки отскочили от досок двери, оставив две рваные дырочки.

Наталья ойкнула громко, схватилась за голову и кинулась во двор мельника.

– Двое: ты! ты! – тыкал Мишка в сторону бойцов отряда маузером. – Туда! За сарай мельника и к меже! Следить за дверью!.. Ты – за сарай! Остальные – за мной!

Егору Чиркун указал место за углом соседней избы – следить за боковым окном. Изба Кулешовой была мгновенно окружена. Залегли в траве, спрятались за плетнями.

– Антонов, выходи! – орал Мишка и стрелял по окнам, клевал носом землю при ответных частых выстрелах. – Не бросишь оружия – чикаться не будем! Выползай, гадина!