Век Екатерины - Казовский Михаил Григорьевич. Страница 47

Трон со временем передам Саше, а для Костика отвоюем Константинополь со Святой Софией. Как когда-то в древности — щит прибьем ко вратам Царьграда. Тем упрочим державу Российскую, дабы простиралась она от Балкан и Дуная до Камчатки и Русской Америки. Будет мощнее Римской империи, самое великое государство на свете.

Внучку Александру Павловну выдам замуж за шведского короля Густава Четвертого и тем самым обеспечу нашу безопасность на севере. Заодно поставлю командующим в Финляндии дельного генерала. Ну а Лешу Бобринского я женю на сестре Елизаветы Алексеевны — Фредерике Баденской. Вместе с ней пусть живет в Ольденбурге, в Йевере — это поместье мне принадлежит после смерти брата. Значит, передам сыну. Обеспечу мальчика и его потомство до конца их дней.

Эх, хватило бы только сил на свершение грандиозных планов! Язвы на ногах сильно досаждают. Может, соглашусь с греком Ламбро Качони — принимать ванны из морской воды. Роджерсон выступает против: говорит, что раны обеспечивают регуляцию кровяного давления, если они затянутся, кровь начнет приливать к голове и возможен удар. Ох, не знаю, кому и верить. Почему бы, если раны закроются, мне не делать кровопускания чаще? Тоша того же мнения. Вид замаранных кровью простынь сильно его фраппирует. Но, с другой стороны, если раны закроются, можно не успеть пустить кровь… Я должна дожить хотя бы до нового века. Чтоб уйти с легким сердцем, не волнуясь за страну, сыновей и внуков. Господи, сохрани и помилуй!..

Доложили, что аудиенции ожидает вице-канцлер Безбородко, говоря иначе — министр иностранных дел. Якобы со срочным донесением. Самодержица в ответ покивала благосклонно:

— Пусть войдет.

Александр Андреевич был в расшитом камзоле, парике пепельного цвета. Пухлые его щеки колыхались взволнованно:

— Ваше величество, я с дурной вестью.

— Что такое стряслось, голубчик?

— Шах персидский Ага Мохаммед-хан Каджар объявил ультиматум царю Грузии Ираклию Второму — разорвать Георгиевский трактат с Россией. Царь ответил отказом, ибо считает союз с нами главным в своей политике. И теперь мы узнали, что персидская армия вторглась в Грузию. Грузии на помощь двинулись войска Соломона Второго из Имеретии, но их сил явно недостаточно — перевес у персов более чем в пять раз!

— Ах ты, Господи! Мы ведь тоже не сможем ничем помочь — нам не до войны на Кавказе.

— Ваше величество, есть 13-тысячный Каспийский корпус, хоть и в стадии формирования, но все же.

— Помню, помню. Но 13 тысяч не выстоят. Сколько, говоришь, войск у шаха?

— По докладам, около 35 тысяч.

— Ну, вот видишь. Я ведь говорила, что не надо брать Грузию под свое крыло. Лишние заботы. Даром, что Грузия — одного корня со словом «груз»!

— Так Ираклий сам напросился. Как-никак православный, не хотел ходить под магометанами. Мы сочли лакомым кусочком — благодатный край и солидное влияние на Кавказе.

— Видишь, как оно теперь обернулось.

— Царь взывает о помощи. По Георгиевскому трактату, мы обязаны — и оружием, и войсками…

— Хорошо, оставь у меня все бумаги. Я должна подумать. Что-нибудь еще?

— Австрияки напоминают: ваше величество обещали до конца года рассмотреть вопрос о нашем союзе против Франции.

— Можешь им ответить: я намереваюсь в союз вступить.

Безбородко воскликнул радостно:

— Слава тебе, Господи! Мудрое решение!

— Да, тебе бальзам на душу: ты всегда был сторонник этой дружбы. Словно получаешь от австрияков барашка в бумажке…

— Ваше величество, как можно?!

— Ну, шучу, шучу. А насчет Грузии подумаю. Не держу— ступай.

Александр Андреевич откланялся.

Грузия, конечно, лакомый кусочек. Но когда он сам шел ко мне в руки — было бы грешно упустить. А сражаться за него с войском шаха — лишняя забота. Денег опять в обрез. И свободных генералов теперь не сыщешь, все при деле, каждый определен на ответственный участок. Разве что Зубова послать? Нет, не оторву от себя. Я Потемкина тогда оторвала — славу он военную мне добыл, а вот верность не сохранил, изменяя мне в походах почти что в открытую. Я в долгу тоже не осталась… Трещина тогда и пошла. А по₇ там он умер — на очередной из своих племянниц. Жить с племянницами — фуй, какой позор! Правда, Петр Великий, говорят, племянницами не брезговал. Но ведь что позволено Юпитеру, не позволено быку… Нет, Платошу не отпущу ни за что. А грузинцев тоже отдавать жалко — все-таки христиане… Голова трещит от таких забот!

Может, в театр съездить, развеяться? Что-нибудь веселое, несерьезное, для отдохновения? Тьфу ты: ведь сезон открывается только в сентябре. Ограничимся просто картами. За игрой в ломбер как-то забываешь о житейских невзгодах. Если не проигрывать крупно…

В будуар заглянула Королева — Анна Степановна Протасова:

— Вызывали, матушка-государыня?

— Да, одно нехитрое дельце… Дверь закрой плотнее. И садись поближе. Строго entr nous…

— J’écoute avec attention [41].

— После десяти, после карт, как стемнеет, мы с тобой incognito поедем на Дворцовую, 2. Понимаешь, о чем я?

— Разумеется.

— В темных плащах с накидками. Пусть коляска с закрытым верхом ожидает нас у выхода из дворца со стороны сада. И возьми кучера надежного, неболтливого.

— Может быть, Кузьму? Он немой.

— На твое усмотрение, душенька. Можно и Кузьму.

— Всё устрою так, что комар носу не подточит.

— Знаю — мастерица в таких делах. И за то ценю.

Бецкий был тогда камергером малого двора — у наследника императрицы Елизаветы Петровны — моего мужа, Петра Федоровича. Муж его уважал. Но интриги сделали свое дело — Бецкий и Елизавета рассорились, он ушел в отставку и уехал с маленькой Bibi в Париж. Говорят, закрутил амуры с молодой актриской Ипполитой Клерон — та ухаживала за девочкой, как родная мать… А в салоне мадам Жоффрен познакомился с Дидро и Вольтером… Он мне много рассказывал о тех временах. Говорил, что именно тогда понял, чем хотел бы заниматься на Родине — воспитать образованное третье сословие, на которое Россия сможет опереться. Ведь недаром Петр Великий не гнушался брать на многие солидные должности бедняков. И дворянство должно поделиться знаниями с народом. Только в просвещенной стране могут быть успехи!

Сколько он прожил за границей? Лет пятнадцать, не меньше. Настя стала уже девушкой на выданье. Подружилась с приехавшей в Париж собственной кузиной, вышедшей замуж за князя Голицына, нашего посланника в Вене. Так вчетвером они и ездили по Европе — Бецкий с Bibi и Голицын с супругой. Посетили Италию и Голландию, что-то там еще. А потом с княгиней случилась чахотка, и она умерла. Чуть ли не одновременно с нашей царицей Елизаветой… Я, конечно, быстренько напомнила мужу о Бецком. Петр Федорович не замедлил вызвать его в Россию, но Иван Иванович приходил в себя после смерти любимой племянницы и приехал не сразу, где-то ближе к лету. Петр произвел его в генерал-поручики, наградил орденом Александра Невского и назначил главным директором Канцелярии от строений домов его величества. Мы возобновили знакомство, я назначила Bibi своей камей-юнгфер. В двадцать два года выглядела она девушкой лет на шестнадцать, и отсюда мы со смехом называли ее Бэби или mademoiselle Bibi…

В будуар ворвался Платон — раскрасневшийся и взволнованный. С ходу пал перед государыней на колени:

— Матушка, дозвольте ехать в Грузию — персов бить!

Самодержица усмехнулась:

— Ух, какой горячий! В глазках прям огонь! Могут вместо пушек стрелять.

— Я серьезно, ваше величество. — Взял ее ладонь и легко погладил: — Катя, отпусти.

Отняла руку и слегка нахмурилась:

— Ни за что. О твоем отъезде не может быть и речи.

— Отчего не может?

— Ты мне нужен здесь. Нешто тяготишься моей любовью?

— Господи, помилуй! Я люблю всем сердцем.

— Вот и продолжай. На Кавказ отправим кого-то другого.

— Но кого, кого?