Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения. Страница 29
— Что ж, полагаю, ему повезло. Если однажды она всё-таки устанет терпеть, заберёт детей и уйдёт, у него, по крайней мере, будете вы двое.
— Однако это не равноценные вещи.
— Но невозможно иметь всё и сразу, — но у меня во многом так всё и было, и пусть это закончилось, я никогда с ней не соглашусь. Деньги приходят и уходят, зарабатываются и снова тратятся, теряются и находятся, но семья — это навсегда. Сначала та, в которой ты родился, а потом та, что создал. Даже если и с ней всё пойдёт прахом, как вышло у нас, можно всё равно оставаться родными друг другу людьми, хранить память о хороших вещах и не забывать о той близости, что когда-то вас связывала. Наверное, делать соответствующий выбор смогу и я.
Глава пятнадцатая
— Да, алло.
— Привет. Я тебя разбудил?
— Который час?
— Половина девятого, но это у меня, а у тебя половина седьмого, — разница в часовых поясах не так уж и значительна, но что по времени штата Иллинойс, что по времени Лос-Анджелеса ложиться спать ещё рано. Лив не отвечала на мой звонок достаточно долго, а теперь, всё-таки подняв трубку, звучит сонной и уставшей, и это мне не сильно нравится. Иногда мы ложимся спать посреди дня, когда чувствуем себя не лучшим образом, неважно, физически или морально, и надеемся проснуться уже в более собранном состоянии. — Ты в порядке?
— Да, всё хорошо, — я слышу шуршание постельного белья, пока Лив, вероятно, садится в кровати или как-то иначе меняет положение своего тела, а на фоне странный писк, но он едва различимый и может быть чем угодно, так что я почти сразу же забываю о нём, — я просто уснула. Ты подумал верно. Всё уже закончилось, да?
— Да. Мы победили, — и таким образом я бы сказал, что во все эти дни мы были на высоте. Первая выездная серия игр прошла довольно удачно. Две из трёх встреч остались за нами, субботняя в Далласе и сегодняшняя в Чикаго, и, несмотря на поражение в Сан-Антонио в понедельник, тренерский штаб вполне удовлетворён полученным результатом и рассчитывает на закрепление результата меньше, чем через три дня, уже на домашней арене. — 107:123.
— Что ж, это здорово. Спасибо, что сообщил. Так вы уже в отеле?
— Да, приехали где-то минут двадцать назад.
— Ну что ж. Полагаю, скоро вы пойдёте отмечать. Или все сильно устали?
— Вообще-то не совсем. Не так, как позавчера. Но я, наверное, останусь.
— Почему? — потому что теперь, когда напряжение спало, всё время не нужно распределять между географическими перемещениями, приёмами пищи, сном, тренировками и матчами, и мне некуда спешить, я впервые за эти дни могу поговорить с ней нормально и без всяких ограничений.
— Потому что это не так важно. Может, в другой раз, — победы ещё будут и не раз, а вот ребёнок вполне может оказаться первым и единственным. Не хочу ничего как бы пропустить. — Так ты точно в порядке?
— Да. Меня просто сморило, только и всего, — никогда не вздыхая и уж тем более столь как-то опустошённо и устало, Оливия делает шумный вдох рядом с микрофоном, резкий и дрожащий, и в ответ на это внутри меня пробуждается желание неминуемо оказаться рядом, протянуть руку и участливо коснуться. Но я слушком далеко и могу лишь только слушать и, если что, отвечать: — А так я всё ещё на спортивном канале. Тут как раз начинаются новости.
— То есть всё было настолько скучно?
— Конечно же, нет, — она резко переходит в состояние обороны и защиты, и мысленно я принимаюсь ожесточённо себя ругать. Стоило быть осторожнее с её чувствами. Невзирая на всю ту холодную неприступность, так часто излучаемую Лив, и ввиду её во многом уязвимого и шаткого положения, даже если она никогда не сознается, что оно является таковым.
— Это была просто шутка. Я не хотел тебя обидеть.
— Она не удалась. Ты как не умел шутить, так по-прежнему и не научился.
— Лив.
— Оставь меня в покое, — и тут она бросает трубку. Вот и пообщались… Хотя я не очень представляю, о чём бы мы говорили на протяжении получаса или дольше, как мне бы того хотелось, сейчас мою душу основательно сжимают стальные тиски.
Желания выходить куда-то в свет и так не наблюдалось, а теперь от него вовсе не остаётся ни следа, и я наотрез отказываюсь покидать номер и не даю выхода эмоциям за просмотром телевизора. Спустя неизвестное количество времени после ухода пытающихся вытащить меня друзей мой относительный покой нарушает стук в дверь.
— Джейсон? Разве ты не ушёл в боулинг вместе с остальными? — открывая её после серии повторяющихся звуков, когда становится ясно, что невидимый гость никуда не уйдёт, я никак не ожидаю увидеть в коридоре своего бывшего тестя. Я честно полагал, что парни позвали его с собой, и что, в отличие от меня, он не стал отказываться и уже давно запускает мячи по кеглям, но его нахождение по ту сторону порога как нельзя лучше свидетельствует об обратном.
— Я уходил, но вернулся. Чтобы узнать, как ты вообще можешь и смеешь так поступать. Ты не волнуешься о Лив, и я это если и не принимаю, то в чём-то понимаю, но я был уверен, что о ребёнке, уже фактически отобранном у моей дочери, ты уж точно будешь переживать, но что я вижу?
— Могу поступать как? Что ты имеешь в виду? — что за несусветный и высосанный из пальца бред я тут только что услышал? Разве я не забочусь о своём собственном дитя? Да я даже к его матери отношусь лучше, чем она того, возможно, заслуживает. И у меня нет и не было намерений лишать её малыша. Лив выбрала это сама. Приняла решение в одностороннем порядке. Определила его судьбу за нас двоих. Стала будто другим человеком, которого, на правах супруга я, выходит, только думал, что знаю. И всё это даже прежде, чем у неё начал расти живот. В нормальных семьях так не бывает. — Тебя что, муха укусила? Или пчела? — злой, ожесточённый и строгий, такой, каким я не всегда вижу его даже после разгромных поражений, Джейсон проходит внутрь. Я автоматически закрываю за ним дверь, ненавидя то, что он отвлёк меня от просмотра спортивного репортажа, посвящённого нашему матчу. Я был весь сосредоточен на мнении экспертов, разбирающих и другие сегодняшние игры, и почти забыл о том, как эгоистично Оливия отключила меня. — О чём вообще речь?
— О Лив и о тебе. Или, может, о вас двоих по отдельности. Я уже и не знаю.
— Можешь объяснить нормально и толково?
— Объяснить? Это ты объясни, почему я узнаю о том, что моя дочь в больнице, от своей жены? Ты в курсе или как?
— Что? В какой ещё больнице? Я говорил с ней всего полчаса назад и клянусь, она спала. Это то, что она сказала, — она в своей спальне, сонная и устроившая традиционное столкновение характеров, и если бы ей реально нездоровилось, наверное, она… Наверное, этого бы не случилось. Лив у себя дома. Она здорова, и физически ей ничего не угрожает. Да, я её потревожил, но всё хорошо. Хорошо. Должно быть так…
— Даже не хочу ничего слышать. У моей девочки была собственная семья, а теперь тебя нет.
— Разве это моя вина?
— Я этого не говорил, но у неё сейчас трудный период.
— Не она ли поставила себя в такую ситуацию?
— Дерек.
— Ты считаешь, что мне легко? Мне, будущему родителю-одиночке?
— Мы с Мэриан…
— Мне не нужна ваша помощь, если это ты её намерен предложить, — я нуждаюсь лишь в своих родителях и сестре, не в бывших родственниках, чтобы те иногда сидели с моим малышом и заботились о нём, пока меня нет рядом, и если мама или Лилиан заняты.
— Ты слишком жесток. Я не такого тебя знаю. Мэриан этого не переживёт. Неважно, что у вас с Лив, да и это больше ваше, чем моё дело, Дерек, но этот ребёнок наш внук или внучка, так что даже не мечтай, что мы забудем об этом.
— Я и не собирался вам препятствовать. В том случае если вы двое захотите видеть и знать его или её.
— Не если, а когда.
— Ладно, когда, — это не упростит мою жизнь, но я ведь не чудовище, верно же?
— А теперь надо найти хоть один билет на ближайший рейс. Собирай свои вещи, Дерек. Я пока свяжусь с Мэриан. Может, уже хоть что-то стало известно.