Кровавые ягоды калины (СИ) - Порохня Нюша. Страница 18

Заимка была пустынной и какая-то странная, оглушающая тишина окружала все вокруг.

— Я чувствую, что грядут какие-то страсти, — прошептала Танька, будто боясь, что ее кто-то услышит. — Мне страшно…

— Интересно, а где Лида? — я очень боялась ее появления.

— Лида сдохла, — зло сказала Танька. — Мозги по всем кустам раскидало…

— Да? — меня это обстоятельство очень порадовало, хотя радоваться смерти было, наверное, не очень тактично, но ведь это была Лида! И я снова порадовалась. Ее еще не хватало…

Мы уселись на скамейку под домом и, оторвав от подола кусок ткани, Танька перевязала мне шею.

— Хоть бы заражения не было…

— Не каркай!

— Я переживаю о Корнее с Прохором, ведь тот раз Прохор погиб, — тихо произнесла Танька. — Дай Бог все будет хорошо…

— Я думаю так и будет, — поддержала я, хотя сама очень боялась, ведь если они погибнут, то нас здесь ожидают нелегкие времена…

Время приближалось к вечеру, а Корнея с Прохором все не было. Это выводило нас из себя и нам казалось, что лес таит угрозу, которая застыла за каждым деревом. Внезапно Танька повернула голову в сторону и схватила меня за руку:

— Идет кто-то! Слышишь? Колдуны возвращаются!

Я прислушалась и действительно услышала чьи-то осторожные шаги. Но как только я хотела сказать, что вряд ли братья будут красться к своему дому, как получила оглушительный удар по голове…

Все поплыло перед глазами и стены заимки закачались, будто борта корабля.

Когда я распахнула веки, то сразу же зажмурилась от яркого света свечи, которую поднесли к моему лицу.

— Очухалась, мразь, — голос Плясова резанул ухо своей ненавистью. — Подстилка.

Но в данный момент меня больше интересовала Танька, чем злоба Григория и я пошарила руками по дощатому полу.

— Танька! Таня!

— Мммм… — застонало рядом, и я расслабилась. — Где я?

— Заткнитесь! — рявкнул Плясов, и я с трудом поднялась, чуть не плача от боли в шее и голове.

​​​​​Он сидел за столом, и я ужаснулась, глядя, как он трясется от злобы и скорее всего от раны, которую я ему нанесла. Глаз его был перетянут повязкой, окровавленной и заскорузлой, лицо было бледным, почти желтым, тонкие губы плотно сжаты, а орлиный нос стал еще острее.

— Сейчас, сейчас, — повторял он, сжимая кулаки. — Сейчас все закончится. Колдуны пошли на болото, да? Ну, их там верная смерть ждет! А если нет, то я об этом позабочусь! А вас, вас я убью. Убью жестоко.

Он повернулся и его единственный глаз злобно блеснул, отчего Танька испуганно пискнула, прижимаясь ко мне. Ситуация развивалась довольно стремительно и не по тому сценарию, которого бы нам хотелось, что не прибавляло настроения. Выхода было два — надеяться, что братья вернутся и спасут нас и спасаться самим. Я прикинула, что родственник сейчас испытывает невероятные муки и убежать от него будет вполне возможно, только нужно собраться с силами.

Но моим мечтам, не суждено было сбыться. Дверь распахнулась, и в комнату вошли люди из деревни, среди которых был и отец Сергий.

— Помогите нам! — воскликнула Танька, с надеждой глядя на вошедших, но тут же заткнулась, увидев в их глазах почти что ненависть.

— Молись о прощении, заблудшая душа, — сказал батюшка, осенив нас крестным знамением. — Ваша смерть послужит очищением сему месту.

— Какое очищение?! — завопила я, стараясь подняться. — За что это вы нас убивать собрались?!

— А ты не ори, — из кучки людей выступила матушка Прасковья. — Знаем мы все от Гриши. И о ваших шашнях с нечистой силой, с колдунами этими проклятыми, и о том, что вы не из Алексеевки. Все знаем.

— Глупцы! — громко засмеялась Танька. — Дурачит вас ваш Григорий! Это он, сам, нечисть из могилы поднял! И детей чудищу этому водил, с дружком своим!

Из-за широкой спины матушки выскочил Ленька с перевязанной головой и наотмашь ударил ее по лицу.

— Проклятая лгунья! Богоотступница! Ну, ничего, попляшите скоро и колдуны ваши не помогут!

* * * А мерзкая тварь все не умирала. Прохор истекал кровью, хлеставшей из раны на животе, а Корней дрался одной рукой, ибо вторая как плеть повисла вдоль тела. Чудовище поднималось после каждого удара и измазанное своей же кровью, походило на оживший труп с огромными ранами на голове. Из его рта вытекала кровавая пена и пузырилась в оскаленном рту.

— А дочка-то моя, должна была на заимке хозяйкой стать! — прорычало оно, хохоча. — Детей бы тебе, Корней, родила. Ну как тебе. От меня конечно!

— Мерзость проклятая! И слова твои мерзкие! — зарычал Корней и ударил его топором. — Сдохла твоя дочь. Вон, в лесу валяется с проломленной башкой!

— Не-ет! Нет! Ты лжешь, проклятый колдун! — зарычало существо и бросилось на Корнея. — Твоя смерть — лучшее, что я буду вспоминать!!!

Прохор собрался с силами и кинулся ему под ноги, почти заревев от боли. Монстр рухнул на жухлую траву и в его глазах мелькнул ужас, когда Корней занес над ним свой топор. Но это длилось всего лишь секунду — лохматая голова покатилась по болотным кочкам и исчезла в трясине.

— Ты уже ничего и никогда, вспоминать не будешь, — выдохнул Корней, глядя на дергающееся чудовище. — И никогда не вылезешь из своей вонючей могилы.

Он с трудом подтянул его к трясине, и она благодарно чавкнула, принимая еще теплое тело.

— Я сейчас сдохну, — Прохор сжимал рану, из которой сочилась кровь, и своей бледностью походил на мертвеца. — Помоги, брат…

— Сейчас… потерпи. — Корней кинулся к нему и, порывшись в мешочке, привязанном к поясу, высыпал ему в рот какой-то порошок. — Через минуту кровь остановится, и ты сможешь дойти к заимке. А там все поправим.

Прохор со стоном откинулся на землю и тут же хлынул ливень, смывая кровь с травы и камней…

* * * Нас с Танькой вытащили из дома и пинками погнали к горбатой, засохшей осине. Всякий пытался приложиться к нам, кто кулаком, кто палкой, а сил уворачиваться уже не было, и мы терпеливо сносили удары, морщась от боли.

— Что, не нравится?! — Ленька бегал вокруг нас, щерясь щербатым ртом. — Сейчас по-другому запоете! И колдуны вам не помогут, уже не их время!

— Уйди, убогий, — Танька окинула его презрительным взглядом, и он ударил ее, краснея от ненависти.

Плясов дернул меня с такой силой, что мне показалось, будто рука вылетела из сустава и, швырнув к осине, привязал колючей веревкой, найденной на заимке. Склонившись так близко, что я почувствовала запах крови, исходивший от его повязки, он сказал:

— А ведь все могло быть иначе. Да теперь, что об этом жалеть… Так и сгинешь в этом лесу. Вот только я сначала глаза тебе выколю, чтоб ты почувствовала каково это…

Я дернулась в ужасе, а он криво усмехнулся и повернулся к толпе.

— Как вы хотите этих ведьм убить?

— Жестоко! — крикнул кто-то. — Чтоб неповадно было детей жрать! Мучить их, пока дух не испустят!!!

И тут с неба полило с ужасной силой. Холодные струи хлестали, словно плети и народ засуетился, стараясь укрыться от дождя.

— Пусть помокнут! — завизжал Ленька. — Никуда не денутся! Пошли все в дом!

— А вдруг колдуны явятся? — пискнула какая-то баба, но Плясов оборвал ее тяжелым, хриплым голосом: — Пускай. Мы же их ждем… Сил нет у них.

Все ринулись в дом, так бережно строившимся Корнеем и мне стало противно, что вся эта жестокая, звериная стая, будет находиться в нем, оскверняя своим присутствием крепкие, светлые стены.

— Нет их в живых уже, — грустно прошептала Танька, и наши связанные руки сплелись в крепком, почти прощальном порыве. — А скоро и нас не будет.

Холодный дождь хлестал по лицу, но это было ерундой по сравнению с тем, что ждало нас впереди. Григорий Плясов будет издеваться над нами до тех пор, пока мы не истечем кровью.

— Вот если бы взять и умереть сейчас! — всхлипнула я. — Чтоб не чувствовать как их руки прикасаются ко мне!

— Рано еще помирать. И хватит воду разводить, ее и так с неба льет довольно…

Мы с Танькой завертели головами, и мое сердечко забилось в радостном предчувствии. Но тут же моя радость померкла, когда из-за куста шиповника показались Корней с Прохором.