( Не ) мой ребенок (СИ) - Рымарь Диана. Страница 28

— Ты переедешь туда насовсем, — спускаю ее с небес на землю. — Я хочу развод.

— К-какой развод? — охает она, а потом взмахивает руками и начинает визжать: — Ты с ней спишь, да? Поэтому рубашка порвана?

— С кем?

Она так резко меняет тему, что я даже не успеваю переключиться.

— С этой прошманде из Задрыпинска, Миркой! Я права?! — последнее она уже кричит. — И как давно? Ну? Отвечай!

Врать не хочу, а обсуждать Мирославу тем более.

— Наш брак давно уже стал фикцией, так что…

— У нас будет ребенок! — начинает визжать Анжела. — Ты что, забыл? И ты собираешься бросить меня с ребенком одну? Что ж ты за человек такой…

— Анжела, — тяжело вздыхаю, — ребенок останется со мной. Можешь не переживать, тебе не придется о нем заботиться.

Мне кажется или она выдыхает с облегчением? Впрочем, выражение ее лица очень быстро меняется на страдальческое.

— Ты ведь это все не всерьез, да? Скажи, Глеб…

Шумно вздыхаю и отвечаю:

— Мы с тобой когда-то договорились, что, если кто-то из нас пойдет налево, честно друг другу говорим и разбегаемся. Вот, я все честно сказал…

Она не дает договорить, выставляет вперед ладони и начинает тараторить:

— Глеб, ну сходил ты налево, с кем не бывает, зачем же сразу развод? Я, так и быть, готова тебя простить…

Отказываюсь понимать, что у этой женщины в голове. Я ведь вроде бы не просил прощения.

— Я уже все решил, Анжела. Я договорился с одной риэлтерской конторой в Питере, тебе в ближайшее время подберут двухкомнатную квартиру в пределах суммы, которую я им озвучил. А пока ищут, ты поживешь в гостинице. Собери самое необходимое, я купил тебе билет на завтра. Деньги на курсы и квартира — это мой тебе прощальный подарок.

— Откупиться хочешь? — прищуривает глаза она. — Я не поняла, ок, курсы, квартира, а жить я на что должна, прости?

От ее наглости у меня отвисает челюсть.

— Я обеспечиваю тебя жильем, оплачиваю дорогие курсы. Как по мне, это и без того щедрый подарок.

Видимо, она так не считает.

— У нас в договоре прописаны алименты! — визжит Анжела.

На это я невольно хмыкаю.

— Алименты прописаны при условии, что ты родишь мне ребенка. Ты родила? — спрашиваю с прищуром. — Или я по умолчанию должен содержать тебя до конца жизни?

Готов поклясться, именно так она и думает, хотя вслух эти мысли все же не высказывает.

— Ой, вот не надо этого тыканья, — пыхтит жена. — Получишь ты своего ребенка от драгоценной сурмамочки… Моя задача, считай, выполнена, я яйцеклетку сдала. Ребенка, так и быть, можешь забрать себе, а алименты мне заплати, пожалуйста…

Потрясающая нахалка! Как знал, когда не брал ее яйцеклетку, как знал.

— Открою тебе страшную тайну, милая, — говорю не без удовольствия. — Ты не являешься биологической матерью ребенка, которого носит Мирослава.

— Т-то есть как? — Теперь уже приходит очередь Анжелы ловить отвисающую челюсть.

— Меня беспокоили твои проблемы с бесплодием, а также диабет. Я подумал, что ребенку лучше иметь более здоровый генофонд, и использовал для оплодотворения донорскую яйцеклетку. Пожалуй, я должен был давно тебе об этом сказать, извини меня за то, что ввел в заблуждение.

Чем дольше говорю, тем более диким становится выражение ее лица.

— Глеб, ты обалдел? — пищит Анжела. — То есть ты хотел, чтобы я чужому ребенку вот этими вот руками меняла памперсы, нос подтирала? Ты в своем уме? Ну ты и урод…

Единственное, что ее волнует в свете открывшихся фактов — что я хотел навесить на нее неприятные обязанности.

Смотрю на эту эгоистичную сучку и думаю, что я вообще в ней нашел? Памперсы ей менять не хочется и нос подтирать. А вот Мирослава готова. Причем чужому ребенку, как она думает…

Почему среди толп девчонок я в свое время выбрал именно Анжелу? Я себя таким образом наказывал, что ли? Она ведь не внезапно стала сучкой, она всегда такой была. Но я с упорством, достойным лучшего применения, пытался ставить ее в рамки, объяснял, как себя можно вести, как нельзя. Все из-за чего? Из-за классного секса? Но секс с ней давно превратился для меня в нечто механическое.

— Собирайся, Анжела, — вздыхаю устало.

— А не поеду я никуда! — заявляет она с важным видом. — Я не собираюсь жить в этом Питере впроголодь… Ты просто обязан меня обеспечить! Я же тебе не изменяла…

— Найди работу, — пожимаю плечами. — Или наконец продай что-то из своих картин. Ты же вечно говоришь, что тебя недооценивают. Может быть, в Питере найдутся ценители тоньше Московских. В любом случае, скоро сюда придут горничные из клининговой компании и помогут тебе собрать самое необходимое. Остальное тебе отправят уже завтра.

— Пф-ф… — Анжела сдувает челку и складывает руки на груди. — Я просто сэкономлю нам с тобой время и никуда не поеду!

— А каким образом это сэкономит нам время? — искренне удивляюсь.

— Ну уеду я, и что? Ты же заскучаешь без меня! И месяца не пройдет, ты примчишься за мной! Ну, максимум через два месяца… Ты же всегда ненавидел, когда я уезжала надолго, тебе вечно хотелось меня… Не поеду! Избавлю тебя от трудов по моему возвращению.

Меня уже буквально трясет от ее наглости.

— Если не уйдешь отсюда сама, тебя выпроводят, — говорю зло.

— Да что ж такое?! — орет она, сжав кулаки. — После того, как ты так накосячил с ребенком, ты пылинки с меня сдувать должен!

О, я буду сдувать пылинки, обязательно буду.

— Только не с тебя, Анжела, — качаю головой.

Для этого у меня есть гораздо более подходящая кандидатура.

Глава 30. Винегрет в голове

Мира

После того как я заперла дверь за Глебом Викторовичем, прошло уже часа два, не меньше. А я все еще сижу в гостиной, завернутая в то же самое розовое покрывало. Никак не могу собраться с мыслями.

И не стыдно мне, что совсем недавно обжималась и занималась нехорошими делами с женатым мужчиной.

Хотя нет, вру, стыдно!

Губы ноют от слишком крепких поцелуев, а ноздри до сих пор щекочет мужской запах: необычный аромат бергамота с древесными нотами… Может быть, у него такие духи? Или это он сам? Мне кажется, я вся пропахла Глебом Викторовичем, пропиталась им насквозь.

— Надо бы в душ, — шепчу себе под нос.

Нехотя поднимаюсь, плетусь в ванную. Скидываю покрывало прямо на пол, встаю под теплые струи. Набираю полную ладонь геля для душа и растираю по груди, плечам, животу. Тру кожу, но мне никак не удается смыть с себя ощущения, подаренные чужим мужчиной.

Чем дольше стою под душем, тем сильнее горят щеки.

С каждой секундой становится все больше и больше стыдно за то, чему я так легкомысленно позволила случиться. А тело, наоборот, в восторге. Внизу живота сладко ноет, а грудь сжимает от воспоминаний о том волшебстве, которое творилось в спальне.

Все-таки до чего сексуальный мужик этот Глеб Викторович!

Казалось бы, я девушка опытная — у меня за плечами целых три года брака. Но вот такого, как сегодня, у меня в жизни ни разу не было. Чтобы возбудиться за три секунды, а потом просто-напросто сгореть в мужских объятиях и разлететься на тысячу искр.

Любовь с Антоном напоминала скорее работу отбойного молотка. В ней совсем не было нежности, и страсть была какая-то неправильная, если так можно выразиться. Невозбуждающая, что ли? Поначалу было еще более-менее терпимо, но потом становилось все хуже и хуже. В последние месяцы брака мне и вовсе не хотелось, чтобы он ко мне прикасался. Избегала контакта как могла. Каждая лишняя минута с мужем в спальне мне стала противна. И чем больше я его избегала, тем сильнее он на меня злился.

А чтобы вот так, как сегодня… откровенно и чувственно…

Не случалось у меня такого даже в период нашего с Антоном короткого медового месяца.

Невольно сжимаю бедра, стремясь вернуть то сладкое ощущение, какое Глеб Викторович подарил мне сегодня. И тут же ругаю себя за малодушие, за легкомысленное поведение и глупые желания.