Неполадки в русском доме - Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Страница 38

Как вообще возникла необъяснимая формула «Запад бездуховен», непонятно. Вспомним хотя бы о том, что лежит на ладони. Данте, Рафаэль, Вивальди — духовное явление? «Дон Кихота» Достоевский считал главной книгой человечества, за нее человечество будет прощено на Страшном суде. А Шекспир, Рембрандт и Вольтер? А Бах, Бетховен и Моцарт? А Кант, Гегель и Маркс? А Ньютон и вся наука? А кино, спорт и рок-музыка? Или все это — желуди, а до корней нам дела нет?

Утверждения типа «Россия духовна, Запад бездуховен», строго говоря, смысла не имеют — нет бездуховных культур и даже людей. Можно сказать, что духовность Запада иная, чем России, но и такое сравнение — вещь непростая. До него и не доходят — обругали и пошли. А попробуй допытаться, тебе ответят: «Ну как ты не понимаешь? Да, был Шекспир, Моцарт. А „человек массы“? Это же филистер, бюргер, стяжатель». Может быть, и так, но ведь и на себя посмотреть — не слишком приглядная картина.

Да это, если честно, и не так вовсе. Именно сейчас растет на Западе массовая молодежь, которая испытывает «комплекс вины» за стяжательство и буржуазность. Старшеклассники в массе своей представляют явление, которое трудно даже понять. Это именно стремление к духовности, к которому не готовы ни преподаватели, ни школьные программы, ни семья. Жизнь, конечно, приводит в норму, уже в университете, но это большая проблема.

Я, бывая в Испании, читаю лекции даже в сельских школах. Не гнушаюсь, еду на своем драндулете и за сотни километров. Хоть и немного в школе платят, одно занятие — всего-то моя месячная зарплата в Москве. Зато всегда большая радость. Темы просят такие: «Что такое Россия?», «В чем суть русской культуры?», «Как видится Испания из русской культуры?» Нам перестройка прочистила мозги, и сейчас, как раз когда нас душат, мы начинаем понимать, что такое Россия. Это я и объяснял. Иной раз чуть слеза не прошибала — с таким чувством и такой тягой к добру слушают подростки. Даже страшно становится: что с ними будет, блаженными, в этом суровом мире?

Эта новая западная молодежь ставит нас, кстати, перед сложной проблемой. Что-то не слышно, например, чтобы сербы в Боснии воспринимали пехоту НАТО как оккупантов. Я даже подозреваю, что эти молодые ребята, с которыми население входит в контакт, вызывают у сербов симпатию. Это — новое оружие дяди Сэма, и я не уверен, что у нас есть против него щит. Есть, правда, надежда, что этих пехотинцев к нам и калачом не заманишь.

Вообще, много ошибок мы делаем оттого, что говорим о Западе как монолитном блоке. Но это так же глупо, как сказать, что Ельцин и Гусинский — это Россия. Запад — это гораздо более «расщепленная» культура, чем любая другая. Можно сказать, что здесь каждый человек расщеплен — его сознание дуалистично (говорят даже «шизофрения европейского сознания»).

Надо, конечно, возмущаться тем, что «Запад бомбит Ирак», но не слишком. Можно ли ненавидеть Россию за бомбардировки Грозного? А ведь символические точечные удары по Багдаду не идут с этим ни в какое сравнение. К тому же нам нередко подсовывают фальшивые гири, а мы не замечаем и взвешиваем ими дела и события. Ведь блокада Ирака в тысячу раз более подлое дело, чем ракетные удары, но нас от этого уводят «горячим» спектаклем.

Вообще, мне кажется, лучше нам было бы не быть такими впечатлительными. Да, вся мировая закулиса без СССР распоясалась и назначила США мировым вышибалой и рэкетиром. Противно, а нам и позорно. Но зачем идеализировать того, с кем вышибала затеял драку (к тому же странную)? Представим, что Саддам Хусейн вдруг стал страшно сильным — никто ему не указ. Да ведь тогда за жизнь курдов никто и гроша ломаного не дал бы. И потом, почему в такой большой стране из-за блокады умерло полмиллиона детей? На Кубе без капли нефти и в такой же блокаде детская смертность вообще не выросла. Пашут на волах, а детей всех кормят, на касты не делят.

Повторяю, что Запад на многих направлениях шел «по пути зла» дальше других, до предела — и в то же время порождал сильную идею преодоления этого зла. Взять хотя бы религиозное насилие. Инквизиция была страшным, немыслимым для Православия «молотом ведьм». Но она же быстро стала судом со строгими процессуальными нормами (отсюда во многом выросла наука как совершенно объективный и беспристрастный «допрос Природы под пыткой»). Точность записей инквизиторов была такова, что по ним сегодня строят медицинскую статистику душевных заболеваний в разных странах в Средние века (ведьмами и еретиками были душевнобольные).

Затем сама Инквизиция, изучив материалы, в начале XVI века постановила, что «ведьм и демонов не существует» — и казни прекратились. Тогда же Инквизиция постановила, что индейцы имеют душу и являются полноценными людьми — и это положило начало возникновению новых наций в Латинской Америке. Это были очень непростые решения, к которым другие страны Запада, не имевшие Инквизиции, пришли на два века позже. Глубокие размышления над насилием привели к идее священного права неприкосновенности тела индивида, а затем и других прав личности. И это — не пустой звук.

На заре капитализма Запад проявил в эксплуатации рабочих поразительную жестокость — но он же породил целый веер социалистических утопий, а потом и марксизм. С огромным трудом изживает протестантский Запад свой глубинный расизм — но ведь изживает, во всяком случае в стереотипах обыденного поведения. При этом все время идет поиск и анализ скрытых, подсознательных видов расизма, которые принимают порой причудливые формы. Этот поиск и говорит, что наряду с тупым, самодовольным Западом в его сердцевине бьется живая и страдающая мысль. Это — противоречие, но противоречие развития, а не регресса.

Конечно, Запад ограбил колонии, а сегодня высасывает соки из «третьего мира». Но считать это признаком из ряда вон выходящего злодейства вряд ли правильно. Все общества, признающие эксплуатацию и угнетение, были не прочь пограбить — если было что грабить и не было лень пошевелиться. Наше дворянство проматывало в Париже деньги, которые их бурмистры вышибали из полуголодных крестьян — намного ли это лучше, чем обирать чужие народы?

Но, главное, Запад имеет одно смягчающее обстоятельство: награбленные деньги он употребил удивительно рачительно. Я, бродя по западным городам и университетам, часто думаю: все это построено на награбленные деньги. А потом приходит мысль: доведись нам хапнуть такой куш — как бы мы его употребили? И думаю, что все бы утекло сквозь пальцы. Кутнули бы так, что запомнилось бы в веках, да и всех ограбленных бы напоили, а потом бы с ними обнявшись пели песни. Это, конечно, лучше, чем университеты везде понатыкать и очкариков расплодить, но не намного лучше. Не настолько, чтобы нам гордиться, а Запад с грязью смешивать.

Пожалуй, главное, хотя понятное лишь шибко грамотным, обвинение в адрес Запада — это то, что он изобрел промышленную цивилизацию. За это даже Россию в один мешок с Западом засунули за то, что в советское время она провела ускоренную индустриализацию. И.Р. Шафаревич называет это «два пути к одному обрыву».

Можно, конечно, упрекнуть Запад — зачем было торопиться? Пожили бы еще пару веков без электричества да без паровоза. Но ведь два века проблемы не решают. Виноват не Запад, а тот питекантроп, что из камня и палки сделал себе топор. А дальше пошло и пошло. Чуть раньше, чуть позже, но пришли бы к тому же. Только, может быть, «с китайской спецификой». Ну, тогда бы учили не Гегеля, а Конфуция, а водку бы пили подогретую. Теперь поздно об этом горевать.

Фантазировать о том, куда бы пошла история, не отпади Запад от Православия да не посмотри Галилей в телескоп — увлекательно, но бесполезно. Как бесполезно нашим придуркам-западникам проклинать Александра Невского за то, что побратался с татарами и утопил в озере тевтонов. Сегодня и мы, и Запад, такие, какие есть. Стать Западом мы не хотим и не можем (да и он, откровенно говоря, этого не жаждет). Обратить Запад в нашу веру — об этом и речи нет, да и нам не надо (куда же тогда в случае чего убегать — в Корею, что ли?).