Потерянный разум - Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Страница 31

Почему же нелепо, если оба уклада реально сосуществуют? Но диалектики законодатели советского обществоведения не признавали и не признают, от эмпирического опыта отворачиваются и вводят в норму именно иррациональные, с разорванной логикой, конструкции. И потому-то основная масса профессиональных обществоведов сегодня совершенно искренне находится в одном стане с ренегатами типа Горбачева и Бурбулиса — такого явления не бывало и не может быть в науке, поскольку наука построена на рациональном мышлении. Замечательно подводят итоги своим делам сами Келле и Ковальзон в 1990 г., в большой статье в журнале “Вопросы философии”.

Они, конечно, отказываются от советского строя: “Строй, который преподносился официальной идеологией как воплощение идеалов социализма, на поверку оказался отчужденной от народа и подавляющей личность авторитарно-бюрократической системой… Идейным основанием этой системы был догматизированный марксизм-ленинизм”.

Эти два высокопоставленных деятеля “официальной идеологии” и едва ли не самые активные производители “догматизированного марксизма” вдруг обнаружили (по указанию начальства), что “на поверку” (!) советский строй оказался тем-то и тем-то. А раньше, до указания начальства, они этого не замечали? Это значит, что их “наука” не располагала средствами для познания реальных общественных процессов. Потому-то их статья, полная самой примитивной ругани в адрес “авторитарно-бюрократической системы”, не содержит ни одной мало-мальски определенной мысли. Поражает убожество и полное интеллектуальное бесплодие этих законодателей “общественной мысли”.

Они сами, похоже, чувствуют это и, как водится, сваливают вину на внешние обстоятельства: “Скованность мысли, догматизм, внутренняя цензура снижали творческий потенциал талантливых ученых и были одновременно питательной средой для выдвижения серости и посредственности”.

Под талантливыми учеными они явно подразумевают себя и себе подобных. Но дело не в личностях, а именно в неплодотворной структуре рассуждений, построение которой лишь завершили Келле, Ковальзон и компания. Ибо вне этой структуры великолепные обществоведческие труды создавали даже в концлагере философ А. Ф. Лосев и этнолог Л. Н. Гумилев, а в ссылке культуролог М. М. Бахтин. “Скованность мысли” Брежнев предписать никому не мог, он мог лишь дать дорогу наверх таким, как Ковальзон.

Какие же новые установки дают Келле и Ковальзон в 1990 г., когда наступила долгожданная свобода от догматизма? Это очень показательно. Они, как и раньше, служат “системе”, теперь уже антисоветской. А система эта, готовясь к приватизации и присвоению народного достояния, нуждается в отключении у граждан здравого смысла. Ибо здравый смысл, при отсутствии плодотворной теории и при массовом переходе интеллигенции на сторону антисоветской номенклатуры, является единственной интеллектуальной основой для того, чтобы массы трудящихся могли выработать свою позицию в быстро меняющейся обстановке.

Конечно, здравый смысл консервативен и не позволяет выйти на уровень наилучших решений. Но здравый смысл — последняя опора людей, ибо он предостерегает от принятия наихудших решений. А именно согласия на поддержку решений, наихудших с точки зрения интересов трудящихся, требовалось добиться реформаторам. Тонко чуя потребности власть имущих, в своей установочной статье бывшие смотрители истмата прямо и бесхитростно атакуют здравый смысл как форму мышления.

Они пишут: “Поверхностные, основанные на здравом смысле высказывания обладают немалой притягательной силой, ибо создают видимость соответствия непосредственной действительности, реальным интересам сегодняшней практики. Научные же истины всегда парадоксальны, если к ним подходить с меркой повседневного опыта. Особенно опасны так называемые “рациональные доводы”, исходящие из такого опыта, скажем, попытки обосновать хозяйственное использование Байкала, поворот на юг северных рек, строительство огромных ирригационных систем и т.п.”.

Итак, отключив сначала у людей здравый смысл в массированной, тоталитарной кампании против строительства крупных систем орошения, бывшие “марксисты”, опираясь на созданные идеологической машиной иррациональные стереотипы, начинают в принципе отвергать рациональные доводы, исходящие из повседневного опыта. Вдумайтесь только в эти слова! Плевать нам, конечно, на интеллектуальную низость таких выкрутасов. Главное в том, что эти и им подобные люди продолжают обучать студентов и контролировать главные научные журналы.

Вспоминая сегодня все то, что пришлось слышать и читать за последние пятнадцать лет у наших новых идеологов, я утверждаю, что они сознательно и злонамеренно подорвали существовавшую в России и СССР культуру рассуждений, грубо нарушали интеллектуальные нормы политических дебатов и привели к тяжелой деградации общественной мысли. Главной жертвой этой культурной диверсии стала интеллигенция, которая вправе предъявить режиму соответствующий счет. Но и сама она, будучи проводником навязанных ей интеллектуально ущербных утверждений в общественное сознание, несет перед обществом свою долю вины.

И дело серьезнее, чем кажется. “Подумаешь, логика рассуждений, некогерентность — скажет иной читатель. — Важно хорошо делать свое дело!”. А ведь логика — симптом. Это все равно что сказать: “Этот человек — прекрасный оператор АЭС. Что из того, что логика его расщеплена и он, видимо, помешался. Ему же не лекции читать”. Но сегодня все мы — операторы социального реактора, и наши пальцы на кнопках. Мы обязаны сделать усилие и стряхнуть наваждение.

Глава 6. Учебный пример: некогерентность рассуждений трудящихся

Выше были приведены примеры некогерентности в рассуждениях должностных лиц или представителей интеллигенции. Если же говорить о трудящихся массах, то если говорить на языке марксизма, во время перестройки мы наблюдали явление регресса — превращение “класса для себя” в “класс в себе”. Иными словами, трудящиеся России, имевшие в первой четверти ХХ века исключительно развитое классовое самосознание, к концу века его утратили настолько полно, что стали легкой добычей самых примитивных манипуляторов и соблазнились столь нелепыми и дешевыми посулами, что можно говорить не только об утрате социального сознания, но и об отключении здравого смысла. Здравый смысл использует инструменты мышления гораздо более низкого уровня, нежели классовое сознание — но и эти инструменты уже оказались недоступны среднему гражданину. Обыденное сознание стало инфантильным.

Более того, можно предположить, что у большой части городского населения отключились даже некоторые врожденные, данные человеку природой “механизмы навигации”, управляющие поведением человека так, чтобы обеспечить его выживаемость. Реформаторы заманили массу советских людей в такой коридор, движение по которому с очевидностью ведет к вымиранию если и не всего русского народа, то значительной его части (а значит, с неизбежным оттеснением оставшихся русских от жизненно важных ресурсов и с изменением самого типа народа). Но этот факт, который уже практически не вызывает сомнений, воспринимается и массой обывателей, и их “культурным слоем” (интеллигенцией) совершенно равнодушно. Не действуют «инстинкты».

Не должен вызывать сомнения тезис о том, что классовое сознание трудящихся России было высоко развито, хотя другие признаки “классовости” сильно отстали. Вульгарное советское обществоведение прошло мимо этого важного факта, но сейчас важно его вспомнить. Антонио Грамши писал в 1917 г. (сходную мысль по-иному выразили и другие мыслители), что русские рабочие как бы собрали и впитали в себя классовое сознание, накопленное рабочими всего мира за триста лет. Они стали пророком, несущим в себе “угль, пылающий огнем”, мысль и язык трудящихся всех времен и народов.

Надолго такое горение не дается, и дело послевоенных поколений было ввести прежнее горение в спокойный режим, но этого не сумели сделать. Вместо этого элита загнала трудящуюся массу сначала в мыслительные структуры мещанства (“среднего класса”), а потом и соблазнила буржуазной утопией. Нас толкнули на ту ветвь “социальной эволюции”, которая именно для России является тупиковой и на которой мы как особая культура вымрем. Хотя именно тот взрыв сознания и духа, что произошел в России в начале ХХ века, открыл для нас узкий проход на простор гармоничного развития. Не успели мы это ущелье пройти, оказались не на высоте.