Гуль. Харизма +20. Том 2 (СИ) - Крымов Илья. Страница 4

— Вот и хорошо, потому что моё человеколюбие носить гастрономический характер… Сейчас я стану шуршать, но ты не пугайся.

— Не буду, — заверила она, пока у самой чутко подрагивали уши, а колени согнулись для рывка.

Пришлось повозиться со старыми костями, обрывками накидки и прогоревшим факелом. Получился скромный огонёк, но его хватило, чтобы немного растопить лёд недоверия. Я отошёл, а она прыснула на пламя чем-то горючим из бурдючка и света стало больше.

— Вот видишь? Доверие и взаимопонимание…

— Почему ты говоришь? — Сразу же перешла в наступление.

— Съел лингвиста, и обнаружил в себе его таланты.

Она опустила голову, словно угрожая рогами.

— Неудачная шутка. Послушай, если я не поем, то скоро умру, а раз ты не хочешь присоединиться к ужину, то, может быть, начну один?

Её ноздри раздувались, широкая грудь вздымалась, я подозревал, что шанс отправиться в белёсый дым ещё не совсем пропал.

— Говорящее чудовище. Это шутка богов?

— Я гаргуль, прости, но, может, отложим беседы на потом?

Не дождавшись ответа, я сместился к трупу, ещё горячему, свежему, кровоточившему из множества ран, присел на корточки. Сколько мяса, сколько превосходных крепких костей!

Вгрызся в левую ногу. Шкура была толстой, а у меня хорошо работала только половина челюсти, но я разодрал мохнатую оболочку и впился в мясо. Оно оказалось тугим, враг сопротивлялся даже после смерти, но вкус крови и треск волокон захватили меня полностью. Пожелай Клитемнестра, она смогла бы спокойно подойти и перерубить мне хребет, а я не заметил бы. Но вместо этого женщина-минотавр сидела рядом с костерком и понемногу обрабатывала раны, благо у в сумке нашлась чистая ткань и какая-то пахучая мазь. При этом она всё время следила за мной, топор из рук не выпускала.

Утолив первый голод и добравшись до бедренной кости, я понял, что просто так её не достану. Раньше вырвал бы, разорвал тугие мышцы, но в ту минуту оказался слишком слаб. На глаза попался топор мертвеца.

— Можно я воспользуюсь? Так-то он мне совершенно не нужен, отдам, обещаю…

— Делай с лабрисом, что хочешь, незнакомец, но знай, что он проклят. Я скорее соглашусь на смерть, чем прикоснусь к этому оружию.

— Понял тебя. Моё имя Антон, кстати.

— Клитемнестра, — после небольшой заминки представилась она.

— Понимания и процветания, Клитемнестра, будем знакомы.

Подумав немного, я, всё же, взял оружие в руки. Оно оказалось не тусклой дешёвкой, которую можно найти в простой могиле. У этого образца было длинное прямое топорище и массивное двустороннее лезвие: чёрное дерево и чёрный металл; в топорище поблёскивало по три крупных красных камня с обеих сторон, а металлическую часть украшал чеканный рельеф бычьей головы с красными глазами.

Стоило сосредоточиться, как над оружием всплыл красный дескриптор: «Проклятый Лабрис Миносита». О, как хорошо, что не вопросительные знаки. Были ещё цифры, урон, прочность, тип, но всё это мне ни о чём не говорило. Зато внизу дескриптора курсивом бежала надпись:

«Нежеланный плод противоестественной страсти, он не знал любви и страдал под пятой жестокого отчима; смерть избавила его от безумия…».

Оружие плохо лежало в лапах, но отрубить ногу я смог. Всё лучше, чем грызть плоть рядом с наполовину возбуждёнными гениталиями. Оставив топор, я взял ногу и продолжил есть. Толстая бедренная кость постепенно обнажалась, Клитемнестра наблюдала и поддерживала огонь. Наконец, приладившись, я смог отгрызть верхнюю часть кости и с увлечением разжёвывал её. Вскоре от ноги осталось лишь копыто, я чувствовал, как быстро восстанавливалась броня, и сила струилась по жилам. Наконец-то.

— М-м-м, надеюсь, мои действия не оскорбляют тебя? Зрелище не очень приятное.

— Леонтий пожирал здесь всех, кого убивал в окрестностях деревни Келавия. Эта пещера видела сцены и пострашнее.

— А ты, добрая Клитемнестра, видела?

— Я знала, куда шла, и была готова.

— Позволь заметить, что ты сражалась великолепно. Победить такое чудовище…

— Не называй его так, незнакомец! — угрожающе потребовала она. — Леонтий был славным воином, он взялся за проклятое оружие в час нужды, чтобы защитить других. Лабрис поглотил его.

— Ах, то есть он павший герой.

— Именно! Герой! — горячо воскликнула она. — Несчастный Леонтий пал жертвой проклятия, превратился в дикого зверя. Он страдал! Нет судьбы хуже! Мы так долго ждали кого-то, кто избавил бы его от этого, но Грезящих не было, и я попросила старейшин возложить миссию на меня. Я была счастлива, хотя понимала, что могу не вернуться к родителям.

Она вздохнула и опустила рогатую голову. А я задумался, как такое могло произойти?

«Новый Мир» существовал, чтобы отвлекать людей от проблем настоящей жизни, это они, Грезящие, должны были приходить, брать квесты и совершать фальшивые подвиги ради славы, признания, других наград. Но Клитемнестра не дождалась и отправилась выполнять квест сама. Она действительно являлась неигровым персонажем? Тогда зачем? Если бы она выполнила квест, то сделала бы его бессмысленным, ведь «Новый Мир» вертелся вокруг игроков.

Это отвечало на один из интересовавших меня вопросов: имитировали ли НИПы жизнь, когда игроки на них не смотрели? Оказалось, что да, имитировали. Представить не могу, какие вычислительные мощности для этого требовались, но НИПы «жили» сами по себе. А что до квеста, без моей помощи Клитемнестра погибла бы, и жители деревни Келавия продолжали бы ждать какого-нибудь Грезящего. Остаётся вопрос: зачем тогда вообще НИП решил сделать всё сам? Это глитч, или у неё просто есть паттерны чувства долга?

— Ты сделала доброе дело, Клитемнестра, избавила его от проклятия. Теперь ты героиня.

— Да, наверное, — согласилась она без воодушевления, подняла на меня большие глубокие глаза. — Но мне так и неясно, кто ты такой?

— М-м-м, как бы это объяснить? — НИПы игнорировали любой намёк на свою истинную природу, так что нужно было подбирать слова. — По странному совпадению, я тоже проклятый.

— Что?! — от удивления, она привстала.

— Да. Раньше был человеком, но один суб… мерзавец… заколдовал меня. Превратил вот в это чудовище и вышвырнул в открытый мир, чтобы я бродил здесь и погибал от рук героев. Он думал, что я останусь бессловесной тварью, одержимым зверем вроде Леонтия, но я пересилил его… магию. Научился говорить, возобладал над зверем и не делал никому зла. Теперь ищу способ обернуть всё вспять, снова стать человеком и освободиться.

Слушая эту нехитрую историю, она всё ближе подсаживалась ко мне, на лице крупными буквами было написано сострадание. Наконец ладонь легла на плечевую пластину.

— Какая у тебя тяжёлая судьба. Могу ли я помочь?

— Не знаю. Невхия сказала, что нужно стать императором, но я мог неправильно её понять, нужно больше информации.

— Невхия… ты был на вершине Инхариона?!

— Да, как раз, когда он взорвался. Я долго падал и едва не погиб, броня спасла мне жизнь, но вся растрескалась. Поэтому я был так слаб.

— Невероятно, — от удивления она замерла с приоткрытым ртом, а потом быстро прикрыла левую грудь топором. Значит, меня перевели из разряда говорящих зверей в разряд мужчин, что ж, это определённо был прогресс.

Глядя на Клитемнестру, я поймал себя на мысли, что этот гуманоид вызывал довольно определённые чувства. У меня никогда не было кинков, но в ту минуту ощутил влечение к представителю другого вида, совпадающему не со всеми стандартами человеческой красоты.

Клитемнестра была скроена как воин, мощное тело минотаврицы покрывала короткая шёрстка, огромная грудь, как раз под стать широким выносливым плечам. Реальные человеческие женщины редко развивались в эту сторону, разве что поклонницы плавания, но мне всегда нравились широкоплечие, потому что у них при наличии тонкой талии очень чётко обрисовывались «песочные часы», — самый привлекательный тип фигуры. К тому же, изредка нежная мягкая податливость надоедала, и хотелось овладеть чем-то сильным, опасным, чем-то оказывающим сопротивление, — речь не о насилии, а о грубом животном сексе, дающем кроме наслаждения ещё и немного боли. Поскольку я не был девиантом и не рассматривал других мужчин в качестве партнёров, оставались только «плавчихи».