Ворожея из Загорья (СИ) - Нуждина Ирина. Страница 5

— Всем привет! — мяукнул Антибахий. — Как поживаете? Сегодня такой замечательный денёк!

— Благодарю, поживаем хорошо, — ответил царь. — Что нынче в Заморе происходит? Хорош ли урожай? Как тамошние правители самочувствуют?

— Что вы, царь, какой урожай? Замора так богата, ей нет необходимости что-то самой делать. Весь мир трудится на благо этой великой страны!

Любава хмыкнула сквозь яблоко и почувствовала, как в отце вспыхивает раздражение. Царица, видимо, тоже ощутила настроение супруга и мягко накрыла его руку своей.

— Ах, вы не представляете себе, что это за страна! Кругом учёность, культура, все равны и обладают абсолютными правами! Не то, что в этой стране, откуда я уехал много лет назад! Простите, я забыл, что тут до сих пор считают зимами! Конечно, куда нашим до Заморского образования!

— Погоди, ээээ…Апти…, - запнулась поспешившая вмешаться царица, прижимая напрягшуюся длань мужа к подлокотника.

— Можете называть меня Олегом, если так вам привычнее. Дело в том, что я сменил это простое имя, когда покинул страну рождения.

— Так что, Олежа, ты можешь дать нашей дочери, если она выберет тебя своим суженым?

— Суженым — это что? А, да! Я, знаете, уже стал забывать этот язык. Так что же я могу дать вашей дочери и, более того, вашему народу, если стану мужем и царём? Во-первых, я проведу ряд реформ, заботясь о народе. Образование, медицина, культура! Я подниму с колен эту страну! Весь мир должен увидеть, что мы открыты для сотрудничества! Дальше я реформирую нашу армию! Никогда не понимал, от кого мы защищаемся? Зачем тратить столько денег на дружину, когда можно раздать деньги простым людям. Что же до царевны, я открою ей прекрасный мир путешествий и жизни за границей этой маленькой страны!

Звук отодвигаемого трона, весящего больше его хозяева, отдался зубной болью у всех присутствовавших, заглушил поднявшийся было ропот гостей. Царь возвышался над улыбающимся женихом, и супруга не посмела вновь тронуть руку властителя этих земель.

— Что, дружина моя? — сильный голос, привыкший отдавать приказы и на пиру, и в бою, зазвучал звонко и грозно. — Согласны вы, что даром едите свой хлеб? Может, и впрямь пора вам стать кузнецами да пахарями, купцами да лавочниками?

От лязга и стука оружия разом вставших воинов свитская женщина уронила помогающий ей видеть предмет, он жалобно звякнул и разбился.

— Что скажешь ты, Любавушка? — повернулся царь к дочери. — Желаешь поглядеть страны заморские, прикоснуться к учёности и свободам?

Ворожея поднялась, поклонилась отцу.

— Нет мне надобности отвечать, батюшка. Ты знаешь, что я хочу сказать.

— Добро! Ну, благодарствую, что навестил нас, гость дорогой! А только не отдам я за тебя Любаву. И даже не потому, что не хочу. Боюсь я, как бы она тебя Ахтитрахий, не покалечила ненароком, когда ты начнёшь вдругорядь её Родину чернить! А теперь скатертью дорога, гостюшка!

Неудавшийся жених растерянно смотрел на царя, переводил взгляд на царицу с дочкой. Разом загомонившая свита подалась вперёд, обвиняя и негодуя. Слитный шорох извлекаемых из ножен мечей перекрыл шум. Через секунду свита исчезла из царского терема и царской земли.

***

Третьего жениха хотели было отложить на завтра: царь сидел смурной до того, что даже ближние воины опасались его трогать. Супруга потянула его за рукав и увела в покои. Она скоро вернулась и кивнула, одобряя продолжение. Царь вышел слегка пристыжённый, сел на трон, который четверо слуг еле вернули на место.

Свита последнего претендента заинтересовала присутствующих, особенно мужчин. Молодки неописуемой красоты склонились в поклоне, представляя молодого мужчину, одетого, по сравнению с предыдущими, строго и просто. Лишь меховая соболья оторочка выдавала богатство, не сразу бросаясь в глаза. Пока мужчины глазели на молодок, не слишком обременённых одеждами, остальные удивлялись карликам, ведущим за собой маленьких лошадок, нагруженных благоухающими цветами. Женщины таяли и вздыхали, глядя на роскошные букеты.

— Здрав будь, государь! — поклонился в пояс жених. — И тебе поздорову, матушка царица!

Белые цветы весомо легли на колени зардевшейся матери Любавы. Самой ворожеи достался красный букет и поцелуй принявших его пальцев.

— Я, Будосвим, сын Захосада, чародей ордена чёрно-красной розы, прошу у вас руки вашей дочери, ворожеи Любавы! По сердцу она мне, и жизнь без неё не мила!

Ошарашенные таким признанием родители переглянулись. Царица, которой понравился воспитанный и галантный чародей, просительно глядела на мужа. Тот пожал плечами и кивнул.

— Благодарим тебя, чародей Будосвим! Наши женщины сами выбирают себе любимых, и не нам нарушать этот обычай! Если Любава согласится, отдадим её тебе в жёны!

Молодки захлопали в ладошки и запрыгали, вызывая восторг пялившихся на них мужчин. Карлики гладили лошадок и с улыбками смотрели на своего хозяина.

— Что скажешь ты, ворожея? — обратился к девушке чародей. — Люб я тебе? Могу ли мечтать о том, что ты назовёшься моей? Поверь, ты ни мгновения не пожалеешь, если захочешь сделать меня счастливым!

При этих словах Будосвим шагнул к Любаве и взял её за руку. Перед магическим взором ворожеи мелькнула вспышка. Уши наполнил сладострастный стон множества голосов, поплыли образы совокупляющихся молодок, обнажённых и полуодетых, ласкающих мужчин и друг друга. Свист плетей, удары истязаемой плоти вызывали у связанных пленниц крики запредельного удовольствия. Чародей обходил покои, полосуя обнажённые спины, груди, бёдра своих наложниц. Диковинные предметы проникали в их лона, заставляя извиваться в экстазе. Любава увидала, что это были не только лона. А когда распахнулись двери, и карлики привели в покои лошадок, ворожея решила вернуться в реальность.

Коротко поклонившись выпустившему её руку Будосвиму, девушка лучезарно улыбнулась, повернулась к матери и обняла её передавая увиденные образы. Пару мгновений спустя царица взвилась с места, вырвала у стоящего подле трона стражника бердыш и огрела им чародея.

Молодки с визгами кинулись прочь, давя карликов. Лошадки с ржанием заметались по залу на глазах у обалдевших гостей. Царь с круглыми глазами сидел на троне, глядя на беснующуюся жену, а Любава, усмехаясь, выкидывала в окно разбросанные всюду букеты.

***

— Что Добронега, и попенять нам некому, да? — царь сидел подле лежащей на кровати супруги, держа её за руку.

Любава хлопотала, унимая сердцебиение матери и успокаивая боль в её натруженных бердышом руках.

— Не говори, Мстиславушка, сами чуть не отдали дочь единственную незнамо кому. Что же это деется, а? Неужто мир с ума сошёл? Три жениха один другого хуже. Что делать-то будем?

— Отпустите меня, — отозвалась Любава. — Сама найду своё счастье. Или я не ворожея? Сижу в тереме, занимаюсь тем, что любая ведьма горазда творить. Для того ли училась? Если мир и правда с ума сходит, кому, как не нам, ворожеям, его лечить?

Отец помолчал, задумавшись, глянул в глаза жене и уловил, как она сжала его ладонь.

— Езжай, доченька…

Наутро Любава оседлала любимую Колючку и вывела её за ворота терема. Обняла заплаканную мать, поцеловала нарочито строго державшегося отца и поскакала прочь. За городом её догнал Шишок, старый дружок.

— Помогать тебе буду, чай, вдвоём веселее, — кивнул он. — Мать с отцом знают

Царь обнимал жену, глядя в окно терема, как простывает след дочери.

— А ты сказал Любаве, что мы Радмиле обещали в подмогу её прислать? — спохватилась Добронега.

— Забыл, матушка. Да и что теперь поделаешь. Не догнать нам дочку, крылья обретшую.

— Вернётся ли голубка наша, а, отец?

— Верн ётся, мать, не может такого быть, чтобы не вернулась.

Глава 4

Дверь затряслась от ударов. Так колотили братья, гомоня при этом и сулясь снять дверь с петель, если её немедля не откроют. Сейчас же опечаленный Велибор слышал лишь стук кулаков по старому дереву, защищающему родной дом.