Отражения одиночества (СИ) - Залата Светлана. Страница 24

Гордыня была грехом, да. Но всему же есть предел?

— Это не ответ.

Саша только вздыхает.

— Выясню, что там происходит такого магического и есть ли там вообще магия и Затронутые. И передам эти сведения в Орден, для дальнейшего расследования. Напишу отчет и буду ожидать решения о завершении практики.

— Как выяснишь?

Саше захотелось застонать. И за что этот допрос?

Но пришлось взять себя в руки, напрячь память, и выложить все, что она помнила о прямом и косвенном сканировании, базовом вероятностном пересечении, теореме Штайна — Вайнера и приемах вскрытия маскировки, что по силовому, что по обходному пути. Хотя все эти теории сводились, надо признать, к одному простому принципу. Смотрящий да увидит, простыми словами. Саша была уверена, что оказавшись на месте, она что-нибудь да ощутит, а вся эта теория и на ум не придет, не то что поможет. Магия для нее в последнее время была чем-то вроде потока, разливающегося во все стороны. Потока, течения которого легко было разобрать и направить, стоило только захотеть.

И иногда у нее возникало ощущение, что наставнику это все почему-то не слишком нравилось. Серафим не подавал виду. Но чем легче были для Саши магические упражнения, чем больше и больше он требовал знать теории, и все более сложные логические и этические задачи давал, требуя объемного, логичного и продуманного ответа, нередко притом связывая эти задачи с ее собственными слабыми сторонами. В стиле «А что если?».

Словно она в чем-то провинилась с этим менгиром, из-за которого все и было.

— Ты считаешь, что я занудствую, — стоило Саше закончить описание того, как она собирается искать магию на месте игры, как Серафим резко изменил тему.

— Что?

— Ты прекрасно слышала что я сказал, — отмахивается Серафим.

— Это не так.

— Саша, ты совершенно не умеешь врать. Так, на будущее. Никакой магии не надо чтобы это увидеть. Тебя раздражает внимание к мелочам. И тебя раздражает, что вместо того, чтобы радоваться первому полностью самостоятельному заданию, в котором ты и только ты будешь решать, как действовать, приходится на ходу придумывать ответы на вопросы, которые ты не считаешь важными.

Саша чуть поводит плечом, опасаясь еще раз быть пойманной на лжи. Ругаться с наставником совершенно не хочется.

Несколько секунд в кухне стоит довольно неприятная тишина, но потом Серафим первым прерывает ее, говоря с несколько незнакомой Саше серьезной задумчивостью.

— Ты молода. И по нынешним меркам людей, и тем более — для Затронутых, где три года обучения едва ли равны чему-то вроде начальных классов школы. И как и все юные, хочешь испробовать себя в деле, — Саша хочет возразить, но Серафим только поднимает руку и продолжает свою речь, — доказать себе в первую очередь и всему миру во вторую, что ты чего-то стоишь, применить дарованную силу, которой тесно в рамках простых занятий. И я все это прекрасно понимаю. Я тоже был молод, хотя и было это немало лет назад. Но, видишь ли, мало что понимая в нашем мире, почти ничего не зная о магии и о себе самой, ты получила в руки огромную силу. Хотя предполагалось, что менгир переформирует потоки в течение десятилетий, это произошло гораздо, гораздо быстрее, чем кто-то мог предположить, и сила камня прибавилась к твоей собственной, тоже увеличивающейся. Ты не видишь этого, на самом деле. Пока не видишь. У тебя есть сила, но нет ни знаний, ни ответственности в том, как именно ее применять, и это не может не тревожить.

Саша вздрагивает, вспоминая того парня, которого она случайно бросила под колеса авто. Как выяснилось позже — именно из-за того, что она от испуга не совладала с силой и вышло ее заклинание в разы сильнее стандартного, хотя хотела-то наоборот.

— Я не считаю, что ты сознательно навредишь кому-то, Саша, — наставник явно в курсе ее мыслей. — Вовсе нет. Но то, что кто-то может воспользоваться твоей неопытностью и эмоциональностью вполне допускаю. Мы пока не нашли «начальника» Хачатряна и не знаем, что именно у него на уме в отношении тебя. А вместе с тем, что меня в выходные ждет самолет в Хакасию и двухмесячное общение с тамошней публикой, что меня совершенно не радует. Почему-то каждый раз, когда меня нет в городе, ты куда-то влипаешь.

Саша бросает на Серафима откровенно недовольный взгляд. В историю со Свободой ее откровенно втянул Орден с согласия самого наставника. Скиа в санатории не представлял угрозы. Это — неприятности?

— Вы чего-то опасаетесь?

Серафим вздыхает и откусывает очередную вафлю.

— Того, что я и за всю жизнь не приучу тебя обращаться ко мне на «ты» в любой ситуации, а не стену сразу строить. Саша, если бы я опасался чего-то конкретного, то ты бы отправилась проходить по нашему отделению и под моим руководством. У меня нет желания разбрасываться учениками. И так выясняется, что теоретически не представляющее угрозы дело в твоем случае имеет тенденцию перерастать во что-то смертельно опасное.

Саша сложила руки на груди, чувствуя слабое-слабое, но ощутимое колебание в отражение. С недавних пор она начала понимать отголоски настоящих эмоций даже Серафима, который закрывал себя эмоциональными щитами, как и все маги, и делал это очень и очень хорошо. Преподавателей и соучеников читать вообще не представляло трудностей, как и большую часть все тех орденцев, кто приходил к ним на практики. Исключение составлял только Михаил Ефимович. Его эмоции, даже слабые, совсем слабые их отголоски, были для Саши совершенно недоступны, укрытые непроницаемым блоком.

— Это не вся правда, верно?

Ей порядком надоели недомолвки. Делало ли ее раздражительной постоянное принуждение к бессмысленной ерунде или же просто все достало… Но тем не менее Саша решила пойти напрямик.

Серафим несколько секунд изучал ее тяжелым взглядом. Потом отложил откусанную вафлю.

— Не вся. Хотел бы я, чтобы такую проницательность давал опыт, а не дармовая сила… Но, видишь ли, я прекрасно понимаю, насколько ты не в восторге от моих требований и методов с тех пор, как менгир вошел в силу. Ты хочешь действовать, изучать что-то стоящее, а не идти вровень с однокурсниками, с которыми тебе скучно, или бесконечно выполнять мои однообразные задания.

Это не было ответом, и Саша просто продолжала сидеть скрестив руки.

— Был у меня один ученик. Давно. Похожий на тебя настолько, что я иногда думаю, что вы могли бы быть братом с сестрой, — Серафим усмехается. Но потом серьезнеет и продолжает, — умный, благородный, с хорошим потенциалом, он тоже очень быстро обрел большую силу, хотя и не был связан ни с каким менгиром. Врожденный талант. Он закончил орденское обучение, стал работать ритуалистом, но все это было для него мало. Не из желания власти, вовсе нет. Мой ученик, понимая, как многое он может, хотел сделать этот мир лучше. Он был молод, порывист и не всегда думал, чем закончатся его авантюры, полностью полагаясь на силу, которая вела его и которая ластилась к нему, словно кот к настоящему, избранному хозяину. Он не задавал себе вопросов о том, как именно и что собирается делать, не желал ждать одобрения других магов ордена и считал, что я совершенно зря не делюсь с ним «по-настоящему важными знаниями, к которым он давно готов».

Ничем хорошим такая история не могла закончиться, и Саша слушала, как завороженная, понимая, что Серафим рассказывает часть своего подлинного прошлого, а не какую-то поучительную сказку. Часть прошлого, по сей день вызывающего у него явную, ощутимую боль.

— Мой ученик решил, что сам будет выбирать, чему учится и что совершенствовать. И пошел в область, которая, как ему показалось, принесет всем большое благо. Он хотел победить мор и страдания, создав возможность переселять сознания людей в неживые объекты, а потом в оставленные или искусственные тела. Дитя, желавшее века прогресса и науки, что сказать. В том виде, в каком все это было в Петербурге в то время. Он был совершенно уверен, что его сила подскажет верный путь, и не обращал внимания ни на вопросы, ни на предостережения. Я привел его в наш мир, но оказался бессилен отговорить идти по выбранному пути, ведь, по его мнению, был старым осторожным занудой, стесненным догмами прошлого. И не только я один. Наши пути разошлись, и хотя я надеялся, что рано или поздно он одумается и перестанет сжигать душу и разум, но ошибся. Мой ученик пошел против Закона и рассудка, желая спасти сначала больную чахоткой дочь, потом — жену, а потом и вовсе втравив в свои сети еще несколько десятков Затронутых и людей. Пути к бессмертию он не нашел, но вот погибель себе и другим — да. Сила вела его — и привела во тьму.