Праздник Дрейка - Мелан Вероника. Страница 4
А ему какое дело?!
Вечер у телевизора? Почитать журнальчик? Да ему бы теперь накатить грамм сто-двести-триста.
Домой Ллен шел чертыхаясь.
Он нашел ее в девять вечера в недостроенном районе, на крыше щербатой девятиэтажки. Так и не сменившую мокрый плащ, потерявшую зонтик, превратившую светлые мокасины в комья грязи. Как она пробиралась через забор, как лезла на крышу, зачем сидела теперь на краю?
Наверное, он задницей чуял, что все не к добру, и потому отправил запрос в Реактор на предмет определения координат человека – ему, как служащему отряда специального назначения, ответили.
Подходить боялся. Мало ли, резкие действия, помутнение рассудка – черт знает, что у другого человека в голове. Понимал только, что оставить все как есть уже не может – совесть заест.
– Эй… Ты ведь не собралась прыгать? – спросил, остановившись в пяти шагах.
В здании сплошной недострой: дыры в стояках, отсутствующие ступени, а то и пролеты. Но тот, кто желает залезть наверх, отыщет дорогу. Отчаяние – оно такое, толкает на многое.
– Ты прав, – послышалось глухо, – мы чужие люди. Иди своей дорогой.
Внутри себя Лиза уже шагнула за край. Он зарубил ей последнюю надежду на свет, «ложный» свет, опустивший бы ее еще глубже во тьму, и тьма настала сейчас.
Дождь, наконец, перестал, но бетон мокрый. Пахнет пылью, сырым цементом; колышутся на ветру обрывки мешковины, которой крыли строительные материалы. А небо темное, погребальное.
Эйдан сел позади нее на выступ. Сам не знал, что собирался делать – ловить, если что?
– Давай без глупостей, а? – попросил, хотя знал, что звучит глупо и банально, он бы сам на эти слова не повелся.
Она просто сидела, просто молчала. Его пугали ее свешенные в пропасть ноги. Сказать: «Это пройдет?» У него и то не прошло до сих пор, у нее подавно.
Неизвестно сколько еще завывал ветер, гнавший и не умевший прогнать бесконечные тучи, прежде чем Лиза заговорила.
– Мы любили друг друга, знаешь… По-настоящему. Как дураки, неспособные поверить, что отыскали настоящее чувство. И счастливы были всего три месяца…
Снова сказать «пройдет»? «Отпустит»? Некоторых всю жизнь не отпускает.
– Только Макс ревновал… Дурачок. – Последнее прозвучало ласково и очень печально – мол, как можно было во мне сомневаться? – Вот и увидел, как меня не вовремя поцеловал Крис, однокурсник. Оукман всегда был наглым…
«…жаль, поздно дала ему пощечину…»
Перед глазами Ллена плыл кусок чужого прошлого: светлый коридор института, широкие окна, дерзкий и самонадеянный Крис, прижавший Лизу к стене. Макс с букетом цветов, смотрящий на эту сцену издалека…
– Он бы иначе не сел за руль пьяным. Никогда не садился.
«Из-за меня».
Чего Эйдан терпеть не мог, так это праздного самобичевания. И понял вдруг, что ему хватило собственного, вот прям позарез хватило. Пора или отпускать ситуацию к хренам, или исправлять ее; заработал на полную мощность мозг.
– Слазь, короче, – вдруг сказал Лизе, – придумаем что-нибудь.
От нее тишина. «Что тут придумаешь, если поздно?..»
Да не бывает поздно. Не на Уровнях, не когда ты служишь в Реакторе.
– Убирай ноги из пропасти, нервирует, – выплюнул грубо. Подумал, оценил риски, шансы, порядок действий. – Я верну тебя в прошлое. По крайней мере, постараюсь.
– В бар? – она даже улыбнулась, мол, какой парадокс. Зачем ей обратно в бар?
– Да не в бар! В тот день, когда тебя этот хрен с горы поцеловал. Сделаем так, что ты сохранишь об этом память, дашь ему по яйцам до того, как он полезет. Макс останется жив.
И вздохнул. Понял, что изворачиваться перед Дрейком придется крепко, потому что закон Эйдан переступит не единожды.
– В прошлое? – Лиза будто только очнулась. Повернулась впервые с того момента, как он влез за ней на крышу. – А это… можно?
Можно. Ллен был злее злющего.
– Ноги убери оттуда!
«Третий раз просить не буду».
Девчонка, сидящая не только на краю здания, но и на внутренней трещине между собой живой и собой мертвой, потихоньку затянула ноги на парапет, отодвинулась от края. На лице недоверие и первый проблеск надежды – она была готова цепляться за любую соломинку. Правда, все еще липла к ее сердцу тьма, но Лиза гнала ее, как умела.
– Это же… кем надо быть? – задала вопрос, и он понял.
– Я работаю на Комиссию. – Если уж честно, то честно. – Думаешь, человек со способностями метаморфа мог бы работать где-то еще?
«Если на Комиссию, тогда возможно, наверное. С порталами», – весь мыслительный процесс отражался крупными буквами на ее лице.
– Слазь. Пошли сушиться. Кофе пить. Ты будешь спать – я думать, поняла?
Ему стало легче уже оттого, что он больше не видел ядерный взрыв в ее глазах. Первым пошел к ведущей вниз лестнице; женские шаги зашуршали следом.
– А… а как тебя зовут? – вдруг послышалось сзади.
Значит, точно оживает; Эйдан потер висок.
– Йен, – ответил коротко.
«Ллен» все равно никто не понимает, переспрашивает, не верит. Такое уж странное имя.
Она прошла за ним, как привязанная, три этажа, прежде чем прошептала:
– Спасибо, Йен.
– Пока не за что.
Глава 4
(Secession – Be Bold And Be Brave)
– Не могу, – отвечал Кайд. – Дрейк наложил запрет на построение временных тоннелей, вынес мне последнее предупреждение. Ты понимаешь…
Ллен понимал. С последними предупреждениями Дрейка не играют, проще с фитилем от бомбы… а попросить больше некого: Санары нет в городе, Кардо отродясь не работал с Порталами, в нижнем отряде тоже умельцев нет. Дварт был последней надеждой.
Лиза спала на диване; давно стемнело. Она уснула сразу после чая и печенья – единственной еды, которую Эйдан нашел у себя дома. Завернулась в его старый сухой свитер, обняла подушку; во сне ее ладони и плечи иногда вздрагивали.
Кайд, человек с пронзительными синими глазами, смотрел на спящую гостью.
– Но я могу сделать так, чтобы она сохранила память при переходе. Это да.
– Делай, – попросил Ллен сразу.
Все, что можно использовать, нужно использовать.
И тот, кто умел перекраивать невидимые пласты, долго стоял у дивана. В голове Эйдана скользнула мысль – Кайд выглядит как маньяк, который собирается убить. Рассматривает, наклонившись почти к лицу, стоит замерев. Сторонний человек, не понимающий, насколько сложные процессы творил в эту минуту коллега по отделу, давно спросил бы: «Эй, чувак, ты чего?» Ллен не вмешивался, не прерывал, хоть и не умел сам работать с чужой памятью, понимал, что это непросто. Наконец, друг разогнулся. Выдохнул.
– Будет помнить, – сказал тихо. – Это все, что могу.
Уже собрался уходить, когда Ллен почти с безнадегой спросил:
– Но должен же быть выход? Всегда есть…
– Есть, – кивнули ему на прощание. – И ты его знаешь. Единый Ключ.
Единый Ключ, да, думал Ллен, сидя в кресле. Он уже вспоминал о нем. Ключ, превращающий любую дверь в Портал, в том числе временной. Легко программируется (их всех специально обучали), легко перемещается в пространстве. Беда только в том, что на его использование стоит жесточайший запрет, если ты не истекаешь кровью, не умираешь, не находишься в стопроцентно критической ситуации. Этот ключ – SOS для тех, кто на грани смерти; используй его Эйдан для другого человека, не будучи сам не то что раненым, а в добром здравии, и, скорее всего, лишится значка, работы и должности. Одномоментно. А это иногда хуже смерти, особенно если работа любимая, если жизни без нее не мыслишь. Куда он отправится из Реактора, сложив с себя полномочия? В цирк? Конечно, будучи Хамелеоном, он легко сможет себя обеспечить до конца дней, но дело не в деньгах – в занятии, полезности, друзьях, ощущении, что ты на своем месте…
«Дождаться Санару?»
Лиза, если ей сказать о том, что нужно подождать, поймет. Будет терпеливо смотреть в окно день-два-три, сколько нужно, беда лишь в том, что сам он ждать устал. Да и у Санары тоже может быть запрет, Начальник разрешений на создание временных разломов никому не дает.