Почувствуй (СИ) - Севимли Алейна. Страница 8

— Никак не говори, ему уже ничем не поможешь, — как-то сжато пролепетала тетушка, поставила передо мной тарелку, полную поджаренных овощей, и вышла.

От этого я почувствовала укол совести, тете ведь тяжелее воспринимать всё это, я, по сути, даже не помню, как выглядит мать, я не могу называть её мамой, также как и отца, назвать папой, но она тяжело переживает эту утрату.

Подождав несколько минут, дабы Лидия привела себя в порядок, она терпеть не может представать в неподобающем виде, я направилась успокаивать её и извиняться.

Биркан

Утро началось не так радужно, как хотелось, спал в одежде, на довольно неудобном двухместном диване, больше похожем на кресло.

В метре от меня развалилась на кровати Шекер, на ней вчерашнее платье, сильно помятое и собравшееся на пояснице, видимо она ворочалась или пыталась раздеться.

Я посмотрел в телефон, понял, что уже можно возвращаться домой, а с этой бестией уже ничего не случится, ночью она всё цеплялась за меня и не давала уйти, я плюнул на это и остался в доме семейства Кара.

Только я поднялся на ноги, как в комнату, без стука, ворвалась госпожа Кара, мать Йетер. Она словно фурия пронеслась к кровати, не заметив меня, и схватила дочь за ногу, довольно громко крича:

— А ну просыпайся, нахалка. Отец в кои-то веки дома, хочет позавтракать всей семьей, а ты завалилась спать.

Шекер застонала, а я, почувствовав себя неловко, всё же вмешался:

— Госпожа Кара, прошу прощения, вчера мы отмечали сдачу экзаменов, Йетер составила мне компанию, моя вина, что она не выспалась, — широко улыбнулся я, надеясь, что женщина не подумает, что мы встречаемся, и что я ночевал в кровати её дочери.

Женщина переместила взгляд на меня и, нацепив на лицо учтивую улыбку, произнесла:

— Биркан Ташлычунар, давно ты не навещал нас. Я очень рада видеть тебя. Знаешь, господин Айят тоже обрадуется при виде тебя. Позавтракай с нами, уж не откажи мне.

— Что вы, вы ведь хотели посидеть семьей, я лучше поеду домой…

Женщина не дала мне договорить, махнув рукой, она сказала:

— Для нас ты и твой дедушка, очень важные люди, мы уже одна семья, — не давая возможности возразить, она схватила кое-как проснувшуюся дочь за плечи и потащила в ванную.

Я спустился в огромную столовую, отделанную светло-зелеными панелями, и обставленную дорогими скульптурами и вазами с живыми цветами, которые прислуга меняет каждый день, в центре стоит длинный стол из светлого дерева, со стеклянными вставками. Стол полнится от еды, жареное мясо, копченое мясо разных видов, маслины, яйца, и фрукты, и только на месте Шекер стоит глубокая яркая тарелка с овсяной кашей, украшенной малиной клубникой. Девушку держат на строгой диете, родители думают, что она больна, а доктор, которому за ложь платит сама пациентка, говорит, что у неё мелкие проблемы с пищеварением.

Господин Айят действительно обрадовался, увидев меня, пожал мне руку и усадил по правую руку от себя, и начал расспрашивать про жизнь и деда, а вот когда к нам спустилась госпожа Эда и Йетер, он недовольно выдохнул в свои могучие усы, и пронзил дочь недовольным взглядом своим карих глаз.

Йетер переоделась в синюю кофту, открывающую вид на её тощие плечи, увидев её, я уверен, что одежду выбирала Эда, сказав дочери, что этот цвет освежит её. Но Шекер на фоне матери, уделяющей всё своё внимание внешнему виду, сделавшей кучу операций и манипуляций, выглядела если её старшей сестрой, обремененной жизнью.

Госпожа Эда с самого утра наносит тонну макияжа, делает парадную прическу и надевает довольно короткие платья, в которых всегда и ходит по дому, уж не говоря о её выходных костюмах, в гостях она не появится, если Айят не расщедрился на платье от кутюрье за полмиллиона. Женщина всегда красится в блондинку, да так усердно, что её волосы уже уменьшились в объеме, поэтому госпожа и укладывает их, но это я знаю исключительно из рассказов Йетер, ненавидящей мать по непонятной для меня причине.

Когда-то, во времена ещё адекватного поведения Шекер, она рассказала, что господин Айят изменил её матери, и после этого и начались её преображения, она начала тратить столько денег, что мужчина понял, двух женщин ему не потянуть.

— Как поживает господин Тунгюч? Надеюсь, он в добром здравии? — Спросила Эда, выпивая свой зеленый чай, без сахара, из-за чего её голубые глаза сошлись в кучку, и в этот момент она приобрела максимальную схожесть с нестабильной дочерью.

— Да, он чувствует себя хорошо, но чтобы продолжать здравствовать, он уезжает на отдых, куда-нибудь в горы, — ответил я, эту историю дед всегда просит говорить, дабы никто и не понял, что уезжает он не отдыхать, а заключать очередной контракт, а это всё, для отвода глаз.

— Ох, доброго пути ему. А как там госпожа Мехтебер? — В этот момент я заметил, как супруги переглянулись, Эда хитро приподняла бровь, а её муж нахмурился.

— Она уехала на родину, поселилась в деревушке, хочет дышать свежим воздухом, — в этот раз я тоже соврал, так как Мехтебер не выносит госпожу Эду, а этот разговор вполне может закончиться напрашиванием в гости.

— Как славно, но вот, получается, — продолжила женщина, делая постоянны остановки. — Дом ваш без хозяйки? Кажется, и ваша управляющая уволилась?

— Я не занимаюсь делами дома, не могу точно знать, — огорчил я госпожу Кара, ведь не подтвердил сплетню о том, что управляющая воровала, на самом деле она устала и пожелала уйти сама.

— Как жаль, — женщина сложила брови домиком, от этого движения её муж запыхтел. — А я-то думала, навести визит, может, мы с господином Айятом поговорили бы с вашей семьей. А Йетер могла бы помочь по хозяйству.

Поняв, в какую степь клонит Эда, а намекает она на помолвку, Шекер даже вздрогнула, перестала бессильно ковырять кашу с ягодами, глаза её приобрели некое подобие ясности, она толкнула мать локтем, и тихо спросила, но это было не так тихо, чтобы мы с Айятом не услышали:

— Перестань, не пугай его, иначе он наш порог больше не переступит.

— А что такого? — Быстро заморгала густыми, ненастоящими ресницами, будто непонимающе, госпожа Эда. — Вы взрослые люди, оба из приличных семей, пара бы нам и задуматься о свадьбе, иначе слухи пойдут.

— Госпожа Кара, — голос мой показался излишне серьезным, даже грубоватым. — Мы с Йетер не встречаемся, и более того, не собираемся, мы просто друзья, как дружили в школе, так дружим и сейчас.

— Вы ночевали в одной комнате, — пустилась в атаку женщина, будто это была последняя возможность избавиться от дочери.

— Но не в одной постели, — поведал я, и краем глаза заметил, печальное лицо Шекер, будто она сейчас расплачется. — Спасибо за гостеприимство, но мне уже пора, нужно проводить дедушку. Господин Айят, госпожа Эда, — кивнул я, и направился к выходу из столовой.

Йетер спрятала лицо в ладонях, едва слышно взвыла, вскочила на ноги и подбежала ко мне, догнала она уже в коридоре, взяла за руку и, не решаясь взглянуть мне в глаза, пролепетала:

— Извини, не знаю, что на неё нашло…

— А я знаю, Йетер. Она увидела нас вместе и началось. Перестань подставлять и меня и себя, не зови меня никуда, особенно спасать тебя по ночам, думаю, ты в силах найти себе другого спасателя.

— Биркан, — девушка с полными слез глазами двинулась ко мне, но я выставил руку вперед, и она остановилась. — Пожалуйста, я ведь… Я не забыла. Я всё также люблю тебя, вспоминаю, как нам было хорошо вместе.

— Тебе было хорошо только с наркотиками, и если бы всё было так, как ты говоришь, ты бы не вешалась на каждого встречного.

— Ты не понимаешь, — разозлилась она, и топнула ногой. — Я просто…

— Хватит. Я всё сказал.

Покидая дом, через стеклянные двери я увидел, как Шекер сначала присаживается на колени, прикрывая заплаканное лицо ладонями, а потом хватает подставку для зонтов и швыряет её в окно. Хорошо, что её отец дома, уж он-то сможет успокоить её, всегда мог.