Почувствуй (СИ) - Севимли Алейна. Страница 82

— Зачем мальчик пошел туда? — Спросила старушка, устало прикрыв глаза рукой, словно не желая представлять эту картину.

— Говорили же тебе, любил он жизнью рисковать, и вот видишь, рискнул, да так, что от жизни ничего не осталось, — вздохнул дедушка, задумчиво разглядывая на дне чашки чайную заварку.

— Если это рядом со свалкой, то это другой конец города, — задумалась я.

— Если быть точнее, то уже и не город, за границей это здание.

— Неужели ему негде было тренироваться? Зачем ехать так далеко?

— Мы уже никогда не узнаем, что было в его голове, и ты не думай, дочка, не нагружай свою красивую голову.

— Ложись спать, Кадер, сегодня я уложу Фериде, — вздохнула госпожа Мехтебер.

— Спокойной ночи, — проговорила я, прощаясь. Кажется, им и без меня есть что обсудить, вернее, придаться совместным воспоминаниям.

Когда я вошла в спальню, погрузилась во мрак, при моем уходе с улицы пробивался свет, но теперь, солнце окончательно зашло, а Биркан не потрудился включить свет. Его силуэт виден через открытую балконную дверь, из которой пробивается холодный, ночной ветерок.

Парень сгорбился, уперся локтями на каменное ограждение, а лбом устало уткнулся в свои ладони.

Я медленно подошла ближе, стараясь не беспокоить его громкими шагами, или светом, медленно положила ладонь на его плечо, он едва заметно дернулся, ещё сильнее согнул спину и всхлипнул.

Больше он не сдерживал себя, он поднял лицо, глядя куда-то в темноту, где прошлой ночью я разглядывала отдаляющийся свет фар машины Джана, которого больше никогда не увижу. По щекам Биркана текли горючие слезы, он потерял лучшего друга, от которого в последнее время отдалился.

Я молча обняла его со спины, прижимаясь телом, словно хотела согреть, спрятать, от всех этих кошмаров и страданий.

— Он был самым лучшим человеком, я всегда это знал, и никогда не забуду. И тебя ведь он любил, наверное, даже сильнее… Всё просил меня не делать тебе больно, раз сам не может вырвать тебя из моих рук. Один раз мы даже чуть не подрались, когда он написал тебе. Всё кричали, выясняли отношения. Если бы я знал, что случиться, я бы никогда…

Глава 35. Биркан

Настал день похорон, мы с Кадер пришли вместе, она даже держала меня под руку. Не думаю, что она хотела быть рядом, просто сегодня обула туфли на каблуках, а ходить на них не умеет, вот я и стал её временной опорой, но на самом деле, её присутствие было моей опорой.

Едва мы появились в назначенном месте, Кадер перехватила Мелике, отводя в неизвестном мне направлении. Очень быстро я лишился своей поддержки.

Рядом с ней становилось спокойнее, она всегда внимательно слушала, сожалела и будто наполняла силами, словно из неё исходила живительная энергетика, которой нам всем так не хватало.

Я вошел в дом через дверь работников, чтобы найти друзей, нужно было свернуть в узкий, плохо освещенный коридор. В маленькой комнате, похожей на коморку, с маленьким окном, занавешенным шторой ручной работы, принадлежащей тетушке Чаглайан, я и встретил парней.

Анри, с пустыми глазами, направленными на его вычищенные ботинки из натуральной кожи, сидит на старом мягком кресле, на верхушке которого постелена кружевная салфетка.

Озгюр же уложил голову на колени старой няни, которая мягко поглаживает его по рыжим курчавым волосам, глаза у него закрыты, под ними огромные синяки, он, как и мы, не спал все эти дни.

— О, господин Биркан, добро пожаловать, — мягко улыбнулась мне старушка, ребенок на её руках открыл глаза и молча протянул мне руку для приветствия.

— Как вы поживаете?

— Как мы теперь можем жить? — Печально улыбнулась женщина. — Но ничего, Всевышний забрал его к себе, теперь у моего мальчика будет лучшая жизнь.

На её старческих седых глазах появились слезы, она не в первый раз теряет близких. Много лет назад умер её сын, и близнецов она воспринимала, как собственных внуков, которых жизнь не успела к ней послать.

— Не плачь, матушка Чаглайан, — Озгюр взял сморщенную, морщинистую ладонь старушки и приложил к губам. Его глаза поражали своей краснотой и припухлостью, таким друга я ещё не видел. Сколько бы братья не ругались между собой, всегда оставались верными друг другу, защищали и не оставляли в беде. — У тебя ведь ещё есть я.

— Знаю, сынок, и твоих деток когда-нибудь увижу.

— Конечно, ещё и воспитаешь, как нас с братом.

Эту идиллию, и первую спокойную реакцию Озгюра, прервал Анри, своим тихим, безэмоциональным голосом. Прошлые дни он держался лучше нас, убеждал, что Джан всегда будет жив в нашей памяти, но сегодня и он не выдерживает.

— Нужно идти, нехорошо опаздывать…

Больше всего мне не хотелось видеть не покореженное тело друга, а истерику его матери. Госпожа Бехидже сегодня перестала быть самой собой, сначала я даже не узнал её, в мрачном одеянии, с лицом, полным горя, глазами, кричащими о тоске. От прежней веселой женщины, строившей весь дом по струнке, но при этом умеющей попадать в смешные истории из-за своей рассеянности, от той самой женщины, опознавательным знаком осталась прядь рыжих волос, пробивающаяся из-под черного платка.

Бехидже тряслась и не могла устоять на ногах, схватившись за своего супруга, чье лицо оставалось непроницаемым, он благородно принимал соболезнования, и не выдавал своего горя, легко читаемого в глубоких карих глазах.

Стоило нам появиться в общей комнате, как страдающая мать, увидев оставшегося сына, подскочила к нему, прижав к себе, поглаживала его рыжие кудри.

Эта женщина тоже успела пожалеть обо всем прошлом, как и я. Я жалел о ссоре в последние дни, и недопонимании, не желании открыться друзьям, и теперь уже невозможно исправить ошибки.

Бехидже же жалела о том, что не была в достаточной степени хорошей матерью, почти сразу после рождения близнецов она свалила их воспитание на старушку Чаглайан. Потом, когда всему нашему обществу стало известно об изменах в семье Кара, и в нескольких других, где выявилась неверность супруга, то появилась мода на сохранение браков.

Женщины будто с ума сходили, пытались омолаживаться, таскали супругов к семейным психотерапевтам, а для этого нужно было ехать в крупные города, пачками читали журналы, где в тонкой линейке, между крупных блоков рекламы, были советы по сохранению браков. Потом они начинали следовать этим советам, и тогда поднимался такой беспорядок в доме, что мужья, в жизни не собирающиеся изменять женам, стали дольше засиживаться на работах, или в пабах. Ну а изменщикам на всё было наплевать, некоторые даже соревнования проводили, правда, только между собой, заключалось оно в том, кто больше на нервы накапает, жена или любовница.

К счастью или горю, эта тенденция спала, теперь у нас новая эпоха, где всем наплевать на всех, кроме себя любимых.

Госпожа Бехидже жалела, что принимала посредственное участие в жизнях сыновей, даже не знала об экстремальных пристрастиях Джана. Не трудно представить, что будет дальше, она начнет всю материнскую любовь, неиспользованную за более чем двадцать лет жизни сыновей, выплескивать на свою «последнюю надежду». Озгюр будет нервничать по этому поводу, начнет вспоминать прошлое, их с братом детство, которое они провели в коморке старушки-няни, слушая её сказки, и навсегда разобьет матери сердце.

Спустя час мы все переместились на кладбище, перед этим выслушав коробящую сердце истерику матери семейства, которая пыталась заставить мужа похоронить сына в саду, а не закапывать в черствую землю, из которой скоро начнут сыпаться скелеты.

Женщину успокоили, усадили в машину, а для утешения рядом посадили сына, чувствовавшего себя куклой, в игре дочки-матери, она тут же уткнулась в его плечо и схватила за руку, вонзаясь острыми, наточенными старательной маникюршей, ногтями, в порезанную, ещё не зажившую, руку.

Когда Озгюра оповестили о смерти брата, он кулаком пробил стеклянную балконную дверь, балкон соединяет спальни двойняшек, и теперь, на месте левой руки парня, осталось кровавое месиво, с кучей швов.