Котик для сильной и независимой (СИ) - Вада Маричка. Страница 101

— Хватит, я понял, — сердито буркнул Морган. — Я же просто о тебе беспокоюсь. Мне нельзя поухаживать за подругой?

— Это называется дружелюбный сексизм. Ухаживать можно, но вначале всё же лучше спрашивать, хочу ли я этого.

— Тогда почему ты мне врала всё это время? Всегда выделяла меня из толпы, говорила, что я глубоко положительный, умный, обходительный, не то, что остальные. Именно поэтому я и веду себя так. Хочу остаться для тебя приятной персоной.

— Я не врала! — возразила Клара. — В нашем военном лагере, если вот брать каждого во всех отрядах, ты действительно как лучик солнца в царстве тёмной Империи. Даже всё сногсшибательное обаяние Джимми рядом с тобой улетучивается.

— А что я-то сразу? Больно надо изображать из себя эстета и корчиться в приступах вежливости. С бабами итак всё прокатывает. Я совершенен!

— Значит, я лучший среди солдафонов, — грустно заключил Морган.

— Метко подмечено. Вот видишь, умный и словонаходчивый, — кивнула головой Клара.

— Это не мои слова.

— Точно, — рассмеялся Иржи. — Солдафоны! Это же Мура вас так обзывает.

— Ты тоже часть отряда, значит солдафон, — съязвила Клара. — Просто тебе повезло ходить в любимчиках.

— Я — любимчик? Смеёшься? У нас много общего, и я, в отличие от вас, доверяю Мо. Она первая в моей жизни, кто восприняла меня таким, какой я есть. Не захотела меня ни о чем спрашивать и никак переделывать. И я в благодарность делаю то же самое в её сторону. Вам только кажется, что у нас какие-то нестандартные отношения. Но на самом деле это называется дружба.

— Да, точно, — неожиданно пробормотал Бобби. — Точно! Я всё никак не мог понять, почему мне с ней так комфортно. Точно, Ваццлав, простое принятие. Мы разговаривали с ней недавно и когда она узнала моё… — Малыш замолчал и смущенно уставился в пол.

— Чушь! — воскликнул Морган. — Я тоже воспринимал всех вас такими, какие вы есть, — он посмотрел укоризненно на твилекка и тот едва заметно вздрогнул.

— Простите сэр, я не хотел задеть ваши чувства. Я, пожалуй, пойду.

— Не знаю, у вас странные разговоры, — пожал безразлично плечами Джимми. — Платят нам хорошо, иногда целуют, дают помацать себя за достоинства. А уж кто нами управляет — дело десятое, — и тоже вышел.

— Вот оно, лицо настоящего человека! — капрал тут же прикусил язык. — Клара, всё настолько запущено?

— Нет, Морган, конечно, нет. Ты зря переживаешь. Я же тебя воспринимаю таким, какой ты есть. А капитанша только и умеет, что обзываться. Пустая болтовня. Она хоть что-то более конструктивное сообщила?

— Сказала, что я не могу смириться с её руководством, потому что она человек, проводник и женщина. Но это не так. Я не считаю себя умней других. Я шёл по карьерной лестнице сам, добиваясь всего своим усердием, в отличие от… Не знаю, как она дослужилась до капитана, но Мурси некомпетентна по многим вопросам. Дружить с подчиненными много ума не надо. Интриги плести, всех стравливать — это пожалуйста, но не больше! — и обиженно едва слышно добавил: — А стреляет хуже новобранца.

— Ну и ладно, не слушай тогда её, — усмехнулась Клара и поспешила за остальными.

Морган обратил внимание на единственного, кто не покинул столовую. Ваццлав всё это время искоса поглядывал на катара и строчил нескончаемые сообщения в холофон. Конечно, айтишник всегда пребывал в некотором другом мире и обычно либо сидел с хмурым видом, обдумывая что-то своё, либо безразлично водил глазами по окружающей обстановке, пока другие члены отряда вели дискуссии. Но стоило признать, что с новым командованием и Иржи сильно переменился. Теперь его интересовали и социальные отношения с ребятами, и сам он не прочь был озвучивать своё ценное мнение по какому-либо вопросу. Только вот эта странная внезапная открытость и его уверенное спокойствие наводили на, совсем уж, подозрительные мысли. Лучше бы Ваццлав оставался таким, какой был, так спокойней бы жилось.

— Ты что, прямо сразу сливаешь агентам наши беседы? — сердито пробурчал Морган. — Естественно Мурси всё про всех знает и думает, что она такая умная.

— Только честно, капрал, — Иржи выжидающе, с каким-то странным прищуром посмотрел на Моргана. — На самом деле в вас говорит дух противоречия или же вы в неё все-таки втюрились?

— Что? — возмутился Морган.

— Я просто спросил. Ну, мало ли, — спокойно ответил Иржи. — Не помню, чтобы вы были настолько эмоциональны раньше. Это нормально, не стоит бояться. Позвольте этому просто быть. Во, вспомнил: примите это как данность!

— Так вот что на самом деле обо мне думает капитан! — задыхаясь от бешенства, Морган подскочил с места и с силой приставил табурет к столу.

— Что? — пришла очередь Иржи удивляться. — А, да нет! Она даже не догадывается. Реально считает, что у вас крыша из-за разжалования потекла.

— Ничего у меня не текло! — Морган стремглав вылетел из столовой.

«Повышаю ставки и настаиваю, что он влюбился», — быстро написал сообщение Иржи.

Любимая сосисочка: «Быть не может! Она — деспотичный неуравновешенный йонгей. Так что я принимаю ставки. Пару месяцев и он попытается её убить! Вот увидишь».

***

Морган крутился у себя в постели. Из головы не шли слова Ваццлава. Скажет тоже, влюбился! П-ф-ф! В йонгея? В того, кого справедливо считали врагом народа все вокруг? Да если бы сам Ваццлав только узнал о том, кто его обожаемая Мо на самом деле, тут же все эти разговоры про принятие забыл бы. Вместо умной книги предпочитает комиксы, вместо хорошего драматического фильма глупые мультики, а глубокому стратегическому ионно-метафорическому пазлу — карты! Нет, Морган даже не представляет, чьим идеалом такая женщина может стать, разве что Джимми. Вместе они подходят друг другу как нельзя лучше. Вот уже, не стесняясь канцлера, целуются. Пусть и дальше в таком же духе продолжают, а он тут вообще не при чем. И даже рядом не постоит, чтобы уберечь оперативника от козней коварной обладательницы Тёмной Материи. Его дед учил, что хуже йонгея может быть только женщина-йонгей. Мужчину можно убить, а вот драться с женщиной не по-катарски, поэтому и сладу с ними нет. Старейшина прямо говорил: «Увидишь такую — беги! Не заговаривай, не приближайся, даже не смотри в её сторону. Испепелит взглядом». И Мурси, как никто другой, успешнее всего это доказывает.

Привлекательные, с невероятно обворожительной улыбкой, заразительным смехом, а под этой оболочкой — чёрный холодный расчет. Научиться бы ещё противостоять этому её лукавому взгляду, а то иногда так посмотрит и всё — желание злиться отпадает. Как дурак стоишь и думаешь: «Да ладно, что с тебя взять!» А уж если в ход идут руки, совсем пропадаешь. И даже, когда Мурси утверждает, что её прикосновения никак на него влиять не могут, то Морган знает, что это тоже ложь, как и всё остальное. Она сама состоит из этой лжи.

Только самые близкие имеют право дотрагиваться до катар. Поэтому его мозг воспринял капитана как друга сразу же. И это может быть что угодно, но точно не влюбленность. Потому что увлечение подразумевает некоторый трепет, восхищение, любование, стремление провести вместе каждую свободную минуту. А Моргану периодически хотелось Мурси задушить, так она его бесила. И стремление проводить с ней время никогда не возникало.

Интересно, Ваццлав сказал правду насчет того, что она не думает о Моргане? Ведь рисует же Мурси для чего-то его? Да ещё и на листиках, чтобы не видела «драгоценная семейка». Может это она в него «втюрилась», и поэтому так себя ведет? Не отпускает? Не дает отставку, постоянно задевает, пытается подковырнуть от бессилия. Капитан знает, что совсем не интересует его как женщина и поэтому всеми возможностями старается продавить, прогнуть под себя, заставить полюбить не мытьем, так катаньем. Внушает ему странные несвойственные катару мысли, гипнотизирует, манит к себе, а потом невинно спрашивает, для чего ей это. Стратегия кота Палпатина. А приписывает все свои эмоции ему, Моргану. Врёт, что прикосновения никак не воздействуют на катар, а сама только и ищет повод, чтобы схватить за руку. Морган самодовольно улыбнулся. А вот это действительно звучит логично.