Химера. Последний поход (СИ) - Кузиев Эд. Страница 38

Понукаемые Септами вперёд ушли Сергей и Куница, побратим поймал мой взгляд и коротко кивнул. Я в ответ приложил ладонь козырьком, обещая наблюдать за округой. Следопыты шли споро, легко пробираясь сквозь завалы и переметы. Оторвались шагов на двести, а затем пригнулись, соблюдая осторожность. Иногда останавливались, вглядываясь в подозрительные места, затем вновь срывались с места, обгоняя основную колонну. Пару раз нас проверяли на прочность разные звери, в первый раз сухо щёлкнули самострелы, обогатив наши припасы на пару пудов мяса. Второй же случай заставил следопытов улепетывать со всех ног, под защиту щитов и копий. Изменённые лесолесьем твари перли сплошным потоком. Слепые от гноя глаза, густая пена из пастей и облезлые шкуры. Это был не бой, а бойня. Щиты отбрасывали волны, дротики летели, сея смерть, а копья и мечи кололи без устали. В сече поучаствовали и южане, получил боевое крещение. Тот бой в плохом лесу был лишь затравкой, перед настоящим испытанием. Дальше шли настороженно, помятуя об опасности.

Первые странности не заставили себя долго ждать. Следопыты одновременно остановились, разглядывая огромный ком снега слишком правильной формы. Казалось кто-то слепил из снега избу без крыши, высотой в две сажени без окон и дверей. Между собой пошептались, а затем вопросительно обернулась на септов и меня.

Я же не видел в ней опасности, лишь короткие искры жизни, а Септы начали активно переговариваться. Затем Олег отдал приказ остановиться, пока не поймут с чем имеем дело. Неожиданно для всех дело разрешил Мрак.

— Это ледяной острог или погост. Иногда в нем хоронят, если не могут сжечь. Чаще таким образом казнят. В любом случае там тело или несколько. Если заглянуть внутрь, то можно рассмотреть. Что вы так на меня смотрите? Берендеи не казнят ни своих, ни мелколюдов. Мы изгоняем из племени и лишаем имени или же бросаем вызов. Шатуны уходят на Север, где встречают свой исход. Таким способом балуют пустышники и огневцы. Просто вспомнил, как отец о том рассказывал. — спокойно поведал нам великан.

— Я вижу искры жизни внутри. Трудно сказать сколько их, слишком слабые.

— Значит все же острог. — убедился Олег. — Нужно глянуть, что внутри и тогда примем решение.

— Коли тюрьма, то чего время терять? Кинь еды вовнутрь да одеяло, остальное в руках Отца и Матери. — громыхнул с упреком Вязь.

— Мы меру не назначали, нам её и не исполнять. Если человек нуждается в помощи, долг септории ему спомочь-отрезал Марук. — Берендеи подсоби. Закинь на стенку.

Медленно пробираясь до снежной темницы, Марук каждый миг ждал подвоха, потому тормозил Великана. Обойдя по кругу ледяной острог, так и не увидел возможности заглянуть вовнутрь.

— Чего у ставились? Глаза вперёд, места тут лихие. — шикнул на след опытов септ, а сам тем временем приготовился к подъёму. — Кто в тереме живёт, кто в не высоком живёт? Мрак, подставь плечо.

Берендеи оставил палицу, прислонился спиной к стенке да сложил руки замком. Марук быстро закинул колено, затем потянул и бросил тело вверх, мгновение и он уже стоял на плече великана, заглядывая внутрь строения, приготовил серп. Затем перевесив оружие на пояс, за прыгнул на стену.

— Что там, Марук? — не скрывая любопытства, крикнул Олег.

— Баба. Одета странно, все лицо в шрамах. Кажись тяжёлая. Бремени уже месяцев шесть не меньше. Давай теперь порассуждаем Вязь. Это из ожогиных дева. Потому Я выношу на суд её судьбу. Я за то чтобы спомочь. — высказался септорий меры.

— Я против, земля тут ничейная, потому служба септов не распространяется на чужие правила. Ожогины нам не враги, а равные в своих делах. Раз её осудили, значит на то были причины. — пробухтел Вязь. — Решай Олег. Твой голос третий.

— Я воздержусь. Слишком много за и столько же против. — задумчиво произнёс Верховный септории.

— Ну и как понимать твой отказ? Кто рассудит ежели не ты? — неудомевая, пророкотал Вязь.

— Младший септ, Светоч Путеводный. Я прошу тебя не слушать сердце и разум. Ты должен ответить так, как то шепчет твой Дар. Не зря же ты Путеводный.

Я был в растерянности. Мне дали в руки власть, судить чужого человека. Если выявить вину, мне привычно, то вот так принять или перерезать нить страшно. Но раз на то воля Старших, не мне перечить. Закрыв глаза, потянулся к замерзающей деве. Шевеля губами, беззвучно спросил её, ради чего ей нужно сохранить жизнь и кто она такая. Сначала было непривычно нарушать покой девы, что приготовила ь к смерти, а затем почувствовал отклик, яростный и яркий. Было что-то близкое мне по духу. Осознание пришло так внезапно, что Я даже осел в сугроб.

— Она, обладает даром. А в пустоши её вело то же, что и нас. Одна задача, одна цель. — еле слышно произнёс Я.

— Стражи, руби стену, но осторожнее. Не повредите Деве. — быстро принял решение Олег. Вязь на его слова лишь поморщился, но перечить не стал. Упёрся локтями в молот и молча наблюдал за сломом.

Топоры высекали осколки из ледяных кирпичей, заставляя Стражей отворачиваться в сторону. Так что били они скорее наощупь. Стена неохотно поддавалась натиск топоров, а все остальные терпеливо ждали развязки.

— А ну расступись, малохольные. Кто же так бьёт? А ещё Стражами назвались. — громко прокаркал Вязь. Раскрутил молот да ударил что было мочи. Удар был настолько силен, что стену размером с локоть пробил насквозь. Септ теп временем упёрся ногой стену и потянул оружие назад. Затем махнул с разворота выбивая хороший кусок. Ещё пару таких ударов и в дыру мог бы Я свободно пролезть, но Вязя как подменили. Он неистовал в своем желании развалить избушку.

— Вязь, довольно. Зашибешь узницу. Мы не для того не вызволяем, дабы потом похоронить. — урезонил септа Марук. — Волокуши примите тело да приготовьте носилки.

Здоровяк нехотя остановился и отошел на десяток шагов. Не смотря на тяжёлые удары, не было сбившегося дыхания или испарины на лице. Будто бы и не махал молотом, как заведенный.

В образовавшийся проем нырнул септ меры и подал волокушам пленницу. За крепкими спинами Стражей не было видно её состояние, но стоны и хрипы говорили нам, что она жива. Крепкие руки Волокуш приняли её из ледяной темницы и высоко подняли. По обозу поднялся ропот и причитания южан. Тогда все и смогли рассмотреть. Запрокинутая вбок голова со с путанными красными волосами. Щеки, лоб и подбородок изувечены ритуальными шрамами, а руки до локтя грязные или скорее закопченные, но больше всего удивила одежда. Несмотря на холодные дни одета она была легко. Первый волокуша оступился, потянув рукав кожаной куртки. Одежда задалась, оголив тяжёлый белый живот, что смотрелся нелепо с чёрными одеждами и и красными волосами.

— Вязь Ледяной, так почему ты был против освобождения узницы? Благое дело помочь нуждающимся в беде. — поспешил задать интересующий меня вопрос.

— Она не может сама идти. Поэтому или займёт место подранка-следопыта. Или двоих Волокуш, чьи руки нам ох как нужны. Дальше дорога будет только сложнее и опаснее, нам итак хорошо везло. А это мой призыв, за кого Я в ответе. — сквозь зубы процедил септ. — Второе, это склоки и шум, что поднимутся из-за ее положения. Бабы южан нас измором возьмут, дабы ей спомочь. Начнут сами, а затем будут пытаться через Петра влиять. Это будут самые долгие два дня пути. Третье. Я не знаю за что её заключили в ледяной плен. Понятно даже такому сосунку, как ты, что это не просто наказание. Так или мстят или казнят. А теперь ответь мне, младший септ. Готов ли ты защищать спасенную, зная, что палачи были в своём праве?

— По счёт того, что она не может идти и про казнь мне понятно. А по поводу склоки, думаю южане в равной доле понимают сложность пути и не будут чинить препоны. — возразил Здоровяку.

— Думаешь Я всегда был таким? Вязь Ледяной, септ наказания, вечно хмурая рожа со шрамом. В отличии от тебя меня не призвали, а Я сам пришёл. У меня была семья и дети. Двое крепких малышей из луговых. Да-да, земляк твоего побратима. Я помню его отца-тупицу и мать-дуру, когда они были молодыми. Удивительно, как ты мог исправить своего побратима. Моя супружница была тяжела третьим, когда это произошло. Её тупая соседка и такие же товарки выели мне всю голову, что Детям нужен новый крепкий дом, а бабе светлую горницу. Деньга была, и Я пошёл выкупать делянку для рубки леса на постройку дома. Вернувшись, что только про себя не услышал, кобель, блудник и гуляка. А Я….-вспыхнул от ярости Вязь — Неважно сейчас. Ушёл рубить с мужиками лес. Неделю жрал, спал и жил в лесу, стараясь в срок успеть с постройкой нового жилища для большой семьи. Я похудел, осунулся, но была цель к которой шёл, ломая все, что мешало. В ту самую ночь мы грелись в доме и предавались размышления о новой жизни и все было славно. Новый дом, пахнувший смолой и дымом от печки, был тёплым и уютным, дети резвились, давая много шума. А повитухи обсуждали пол будущего ребёнка, определяя его по странным приметам. Затем меня выгнали взашей в трактир, чтобы Я не мешал таинству. Односельчане меня сторонились, так как мы были пришлыми, сосланными с Юга в Чистый Четверг. Трижды нас изгоняли. Я защитил свою невесту от внимания Знатных. Отбил её у ополченцев и ушли в бега. Нас поймали через седмицу, продали как скот городу ниже по реке. Там Я отбил её второй раз из рабства и мы бежали. Тогда мы подались на Север, храня нашу любовь. Нам завидовали все, моей силе, её красоте, то что мы несли приплод здоровых детей. Третий раз был крайним перед городищем. Наговоры, поклеп. Драка. Я убил двоих. Голыми кулаками против ножей и топоров. Против десяти голодных на кровь уродов. Вминал им рожи, ломал руки. После суда меня, мою жену и двоих детей сослали в городище, где мы и осели. В ту ночь Я потерял всё что имел. Ребёнок убил мою жену, а сделав это, сдох сам, запутавшись в требухе. Мне это сказали только утром, когда её уже убрали в саван и приготовили к погребению, не дав проститься. Я окаменел и просидел весь день и всю ночь за столом. Зная мой характер, меня боялись потревожить даже тупые односельчане. Меня отправили в городище на третий день, что Я сидел в корчме. Ослабевшего, в обосранных портках, в клетке. Там Я и попросился в Храм, чтобы притупить боль потери горячкой боя. Так и втянулся, а после стал септом Наказания. Ты как то спрашивал, почему прозвище Ледяной? От того что не проявил тех чувств, что должен был. Будто сердце моё из льда. Я пережил все внутри. Так вот, про твой вопрос. Как только одна баба видит другую брюхатой, у неё сразу включается какое-то навязчивое желание уберечь плод, Даром что чужой. Приглядись к Южным девкам, у них уже голова прохудилась от вида огневки. То, что Я тебе рассказал, забудь. Услышу, что кому болтаешь… Останешься без языка.