Десница Пращура (СИ) - Чоргорр Татьяна. Страница 32

Совсем ничего и никого! Ромига не ощущает даже присутствия поганца, который прежде обитал в этом нигде. А и правильно: сам же поганца отпустил. Зато внезапно понимает, вспоминает, что сквозь похожее нигде можно пронырнуть в любой из миров: хоть к душекраду в гости, хоть домой. Нав уже проделывал этот фокус, не отдавая себе отчёта. А когда-нибудь ещё раз проделает, сознательно и целеустремлённо. Но пока ему не хватает то ли духу, то ли дыхания, то ли чего-то ещё. Пустота выталкивает из себя, словно глубокая вода, и снова арена, алтари, птицы, звери…

Птицы насытились, отстали, исчезли. Ромига смотрит в глаза твари, сторожащей белый Камень. Взгляд её — не по-звериному осмысленный, а морда — уже не совсем морда. Звериные черты плавно и красиво — на удивление! — перетекли в черты голки. Мудрая Вильяра взирает на Ромигу высокомерно и загадочно, будто статуя сфинкса… Сфинкс и есть, с поправкой на местные реалии: звериное тело, лицо разумной. Убьёт, сожрёт — или сперва станет загадки загадывать? Молчит, смотрит…

Глава 15

Наву уютно во Тьме, первородной и вечной. После озноба и жара, после полчищ бредовых видений, Тьма ему — долгожданный отдых. Но что-то мешает почивать в объятиях родной стихии… Звуки и запахи. Телесные ощущения — неприятные!

Ну, да: правильная, здоровая регенерация именно такими обычно и сопровождается, он помнит. Он сосредоточивает внимание, где сильнее всего печёт, давит, дёргает… Едва не срывается в панику, понимая, отчего ему так темно: глаз-то у него в данный момент практически нет. Если верить ощущениям, через некоторое время снова будут. Но это время ему предстоит как-то пережить.

Не подавая виду, что очнулся, Ромига ловит и анализирует все доступные ему сигналы внешнего мира. Он по-прежнему в доме Кузнеца, в комнате Туньи: лежит, зарытый в россыпи морского мха. Рядом — двое знакомых голки, и они мирно беседуют о делах целительских.

— Мудрая Вильяра, скажи, а Нимрин теперь точно выздоровеет? — спрашивает Рыньи. Судя по речи, сам он уже вполне оклемался после визита к асуру.

Колдунья со вздохом отвечает:

— Эх, Рыньи! Вмазала бы я тебе подзатыльника! Ума-то всё равно нет, не отшибу. Но боюсь, спугну наиневозможнейшую твою удачу! Вы же с Нимрином сунулись, куда даже мудрым ходу нет! Да ты сам любишь сказывать, какие погибельные чары оберегают такие запретные места. Вас же могло расплющить, вывернуть наизнанку, загнать живьём к щурам. Но вы оба отделались, считай, испугом!

— Нимрин — испугом? — голос подростка звенит возмущённо.

— Да, и Нимрин — тоже испугом. Иули в чертоге Асми досталось хуже, чем тебе. Но ты посмотри, как заживает обожжённое. Сравни с тем, что ты наблюдал раньше.

— Да, я вижу. Быстрее и без рубцов. Мудрая, скажи, а почему так?

— Да знала бы я, Рыньи! Иули покалечился в Светлейшем круге и едва не помер. Потом он поранился о солнечные чары ещё раз — и быстро выздоравливает. Причём, заживают у него не только новые, но и все старые болячки. Ты, наверное, слыхал: некоторые знахари лечат подобное подобным. Обычно выходит у них ерунда, но возможно, иногда такое лечение всё-таки помогает? Или дух Иули перестал стыдиться своей стихии, а тело — враждовать само с собой? Или истинное равновесие целительно для всех живых, а не только для охотников? Я не знаю, Рыньи. Но я уверена, скоро наш Нимрин очнётся и попросит еды. И прожорлив он будет, как дикая стая.

— И попрошу. И буду. Как три дикие стаи!

Радостные возгласы слились в один: возвращения больного со щуровых троп здесь нетерпеливо ждали.

— Нимрин! Нимрин! Сейчас я принесу тебе вкусной похлёбки! — мальчишка подхватывается и убегает.

А Вильяра берёт Ромигины руки в свои и говорит ему тихо, проникновенно:

— Иули Ромига, прозываемый Нимрином! Прости, что мы с Альдирой напугали тебя. Знай! Асми на алтаре больше нет, и на жизнь твою ради равновесия мы не покусимся, не совершим такого беззакония. Я, Вильяра мудрая, верна словам и клятвам, которые я прежде давала тебе. Когда ты сможешь и захочешь, я отправлюсь с тобой на ту сторону звёзд: искать твоего врага-душекрада и твой дом. А пока я помогаю тебе исцелиться.

— Я услышал тебя, о Вильяра мудрая. Пожалуйста, дай мне воды.

Колдунья начинает поить его, как, наверное, поила в беспамятстве. Но он уже сам в состоянии сесть, он берёт в руки посудину и мимо рта не промахивается. Сперва глотает жадно, потом смакует, растягивая удовольствие.

Вильяра дождалась, пока он допьёт — спросила:

— Нимрин, ты расскажешь мне, что было с тобой в чертоге Асми? Что ты там делал? Что видел и слышал?

— Нет, Вильяра, не расскажу. Это тайна: между мной и моим кровным врагом. Но ты верно сказала, что Асми на алтаре больше нет. Это я свидетельствую и подтверждаю.

К Ромигиной радости, мудрая принимает его нежелание вдаваться в подробности, как должное. То есть, ей любопытно, но с расспросами она не лезет, с ворожбой не приступает. Просто продолжает разговор.

— Альдира уверен, нашего Асми на Голкья больше нет. Он ушёл от нас и запер за собою дверь, но ключ не выбросил. Иными словами, твой кровник вернётся в обжитое логово, если захочет.

Ромига пожимает плечами, находя подобный образ действия совершенно разумным… И тут же трогает кончики ушей, убеждаясь, что они не заострились на разговор о враге.

Отыщет ли асур путь в тайное убежище себе подобных? Как его там примут? Пожелает ли он остаться со своими? Приживётся ли? Мысли об асурах — асурах вообще — таки вызвали привычную реакцию организма!

А заодно уж с ушами, нав ощупал всю голову и лицо. На глазах — повязка с примочками: по ощущениям, полезными. Зрение восстановится, обязательно восстановится, нужно только подождать…

— Мы, мудрые, не замуруем дверь для Асми, — продолжает, между тем, Вильяра. — Даже если старейшие объединят усилия, нам не по зубам тот, кто был Пращуром. Но мы и не станем изгонять его. Мудрый Нельмара говорит, мол, Асми — не родня нам по крови, но по разуму — истинный прародитель. С незапамятных времён хранил он Голкья и учил охотников песням… Хотя я по-прежнему зла на него! Если я встречу его во плоти, я выскажу, что думаю — от себя, и плюну ему под ноги. А ты, Нимрин?

Нет, никаких комментариев об асурской бестии Вильяра от Ромиги не дождётся! Решил, что тайна — значит, тайна. Возможно, когда-нибудь он переменит своё решение, но пока — так.

— А я, Вильяра, посмотрю, что он станет делать, освободившись, — говорит нав. — Дальше — по обстоятельствам. Великого Безымянного я изгнал. Иули Онгу мы тоже изгнали. Понадобится, изгоним и Пращура… Или вы сами справитесь, без меня.

Ромига безошибочно, по памяти примостил посудину из-под воды в стенную нишу и лёг. Он всё-таки чувствует себя скверно, а из-за слепоты — вдвойне. Но если он не поспешил принять желаемое за действительное, то некое смутное подобие магической чувствительности к нему вроде бы возвращается…

***

Мастер Лемба, глава дома Кузнеца, обходит своё жилище после долгого отсутствия. По левую руку бодро семенит старый Зуни, по правую — скользит-плывёт, посверкивая золотыми очами и белыми клыками, любезная Тунья. Понурая, обиженная на всех Аю плетётся следом…

У ворот дома Лемба одарил обеих жён, как мечталось ему во время учёбы: наворожил и вручил им огромные узорчатые снежинки. Тунья рассмеялась от радости и бережно опустила хрупкий подарок на снег, любуясь им со всех сторон. Аю стояла, дула губки и хлопала глазами, пока талая вода не побежала меж пальцев. Тогда красавица брезгливо отряхнулась, шагнула навстречу мужу, глянула снизу-вверх, как балованное дитя:

— Любезный Лемба, неужели, это все твои гостинцы?

Он облапил её, подхватил на руки, закружил:

— Главный мой гостинец — я сам! Я вернулся, жена! Радуйся!

— А зеркальце? Ты обещал мне зеркальце? — голубые глаза набухли слезами.

Лемба осушил бы их поцелуями, но Аю старательно уворачивалась. Дурёха! Ведь беседовал же с нею по дороге домой, безмолвно. Объяснял, что мастер распродал те зеркала, а новых не наделал, нужно подождать. Не до ремёсел, не до торговли было во дни усобицы и беспокойных стихий. В ярмарочном поселении до сих пор не мирно, по словам Груны. Мудрые не велели Лембе туда ходить, гулять по лавкам, тем более — задерживаться. И домой он отчаянно спешил! По ней же скучал, по Аю… Да, Лемба повторил бы то же самое ещё раз, вслух. Но толку: объяснять, что понимают сеголетки, а жёнушка пропускает мимо ушей и ума, сколько ты ей ни тверди? Лемба с горьким смешком поставил Аю на ноги и отстранил, почти отпихнул от себя.