Десница Пращура (СИ) - Чоргорр Татьяна. Страница 8

Даже присутствие одинокого асура влияло на равновесие стихий Голкья. Но асур ступил на мёрзлый камень легчайшей поступью разведчика. А когда разобрался, что представляет собой Голкья, превзошёл себя в осторожности. Мир почти безболезненно обрёл новую точку баланса.

Навы ввалились сюда по-хозяйски и ни в чём себе не отказывали. К тому же, их было много. Они возводили имперский форпост на берегу Великого Северного моря, в одной из ключевых энергетических точек. Они вносили возмущения сами по себе, да ещё асур нарочно постарался, готовя нестабильный мир к их приходу.

Охотники затаились, наблюдая за незваными гостями: слухи об уничтожении Барна-Гу долетели даже в эту глушь, было чего опасаться.

Асур не боялся, что его самого, его убежище или следы его пребывания враги обнаружат. Его слишком хорошо учили! Если бы он возжелал чёрной крови, ему ничего не стоило спровоцировать мелкую заваруху и прихлопнуть нава-другого-третьего. Но пока это противоречило его задаче. По расчёту, охотники должны были относительно мирно стать вассалами Нави, присмотреться, освоиться. Лишь позднее, обнаружив, что тёмные испоганили их дом своим тлетворным присутствием, убедившись, что это необратимо, разозлившись всерьёз…

Миролюбивое здравомыслие охотничьих колдунов и вождей даже слегка разочаровало асура: он-то намеревался сдерживать своих подопечных. К концу осени навы беспрепятственно отстроили форпост и отбыли домой: терпеть «прелести» местной зимовки желающих не нашлось. Тёмные обещали-грозили вернуться в конце весны, однако дóма их ждал сюрприз. Солнце Голкья ещё не начало расти, когда на Земле грянул молниеносный людский мятеж. Да, на крах ненавистной Империи Тьмы работал не единственный асурский разведчик, и не только на Голкья!

Обрадовался ли асур успешному завершению их общей миссии? Позавидовал ли товарищам, которые справились с задачей первыми? Увы, его чувства оказались ближе к горю и ненависти! Удача других лишила его существование дальнейшего смысла. Он зря провёл бессчётные года на промороженной каменюке, в одиночестве и мучительных сомнениях. А самое главное, самое гнусное: он зря так старательно подкапывал стены чужого дома. Прежде он оправдывал себя тем, что толкает охотников на путь к лучшему: к совершенному миру Земля. Теперь оправдания у него не осталось.

Пока люды делили Землю с другими бывшими вассалами Нави, лазутчики с Голкья тоже сходили, оценили новые угодья. Увы, на Земле им не понравилось! Былые непросветлённые изрядно поднаторели в практике и теории магии, сочинили достаточно умных слов, чтобы убийственно внятно объяснить, что им там не так. Да, совершенный мир готов принять всех, но выставляет свои условия, а они не желают становиться детьми одной стихии: камня или льда. Они не желают обужать себя, становиться однобокими. К тому же, на Земле слишком жарко, а где достаточно холодно — совсем не бывает лета. Селиться в таких угодьях — нету дураков, а уж сражаться за них с кучей других желающих…

Да, охотники многому научились, но первых признаков надвигающейся катастрофы они не чуяли. Лишь асур видел, что задуманное ему удаётся, и то исключительно потому, что знал, куда смотреть. Гибель Голкья не будет мгновенной, этому миру суждена долгая агония. У обитателей мёрзлого камня будет время подыскать себе новый дом, по вкусу. А прижмёт их по-настоящему — перестанут привередничать: совершенный мир им, видите ли, оказался нехорош! Или, вдруг, превзойдут себя и вернут к равновесию этот? Асуру даже стало любопытно, возможно ли такое, в принципе? Так или иначе, его миссия на Голкья завершена, ему пора уходить.

Целый год он собирался к своим, но не тронулся с места. Все, кто мог ждать его дома, ради кого стоило бы возвращаться, сгинули в Первой войне. Он думал, боль утихла за тысячи лет? Нет, он просто спрятался от боли за тем, что посчитал исполнением долга. Задача? Смысл существования? Разносить Первую войну по мирам, будто смертельную заразу? Он так и не вычислил, кто начал ту войну: кто сжил с места навов. Зато он прекрасно знает, кто творит то же самое с охотниками! Ах, равновесие Голкья нарушили тёмные со своим форпостом, а не асурский разведчик? И кого он пытается обмануть?

Ненависть! Он обратил её на себя, как поворачивают меч остриём к себе. Да, он не лучше того неизвестного, кто развязал войну, не лучше проклятых навов! Зря он не умер ещё тогда, когда любил и был любим. Тому, чьё сердце выгорело дотла, легче лёгкого убить себя, завершить бессмысленное существование. Но уходить, не прибрав за собою, и не попытавшись отомстить истинному виновнику всех бед? Для этого он слишком горд, он остаётся.

Новый смысл обретён… И две задачи, которые, очевидно, противоречат друг другу. Прибирать за собой следует там, где нагадил: на Голкья. А чтобы вытащить на свет и покарать зачинателя войны, нужно вернуться домой. Каждая задача выглядит почти невыполнимой: стабилизация нестабильного мира и охота на кого-то очень могущественного. С чего начинать? Тому, кто смертельно устал от разрушения, проще продолжать в том же духе, но правильнее — на некоторое время обратиться к созиданию.

Асур решил задержаться на мёрзлом камне. Конечно, ломать было проще, чем строить. Несколько лет он потратил на наблюдения и эксперименты. К счастью, мир рушился медленно, медленнее расчётного, и пока не прошёл точку невозврата. Асур разобрался… Жаль, приступить ко второй задаче ему, похоже, не суждено. Вряд ли он переживёт то, к чему приговорил себя — во исполнение первой.

Солнце в зените. Блеск клинка, обращённого остриём к себе…

— Нимрин! Нимрин, очнись! Ну что же ты? Обещал поправиться за три дня, а сам-то? Пятый день лежишь камнем.

Первое, что понимает Ромига: голос не принадлежит Тунье или Зуни, это плохо. Но кажется знакомым, это хорошо.

— Рыньи?

— Нимрин, ты слышишь меня? Ты меня узнал? Нимрин, открой глаза, пожалуйста!

Разлеплять веки по-настоящему страшно, но пора. Открыть глаза, проморгаться… Нет, хотя бы, дневное зрение не отказало, это радует.

Рыньи тараторит, делится новостями:

— Мудрый Стира и мастер Лемба в доме, тётка пока не сказала им, что ты здесь. Но я-то тебя нашёл по запаху. Сначала понять не мог, что протухло в тёткиных покоях, потом вспомнил, как вынимал из тебя каменные занозы. Здоровый-то ты почти не пахнешь. Поправляйся уже, скорее, а?

— Стира и Лемба? Рыньи, ты знаешь, зачем они здесь?

— Мастер показывает мудрому свою кузницу и свои рисунки. А ещё сегодня соседки приехали, с мужьями. Зуни с Туньей и Аю угощают их в праздничной зале. А меня за тобой смотреть посадили, раз уж я всё равно про тебя догадался. Вообще-то, не только я: все поварята знают, что тётка таскает кому-то жидкий взвар. Ты бы уже поел мяса? Я принёс немножко, попробуй, оно совсем мягкое!

Мягкое. Вкусное. Аппетит пробуждается во время еды. Тело кое-как регенерирует, ему нужно. А вот нужно ли самому Ромиге? Когда асур хранит жизнь нава, это очень дурная примета: узники Купола — свидетели. Не следует ли наву умереть, чтобы избежать худшего? Или светлая погань отравила его своей личной самоубийственной безнадёгой? Чужие потери болят, чужое отчаяние рвёт сердце, чужие слёзы катятся из глаз. Весь Ромигин опыт работы с чужими воспоминаниями помогает плохо: не хватает сил отстраниться, отфильтровать информацию, а слишком яркие картинки и не свои эмоции — выкинуть.

— Нимрин, тебе очень больно, да? Тётка залепила самые глубокие язвы паутинным шёлком. И сделала подстилку из морского мха, мы скоро поменяем ещё раз…

— Спасибо ей. И тебе, Рыньи, тоже спасибо. У меня не столько шкура болит. Внутри. Но я надеюсь, пройдёт.

Мальчишка смотрит: весь сочувствие и любопытство. Как ни худо Ромиге, а он рад, что рядом — благожелательно настроенный разумный. А проклятущий асур просидел на Голкья тысячи лет, но до сих пор взирает на охотников свысока. Закуклился в своём ледяном одиночестве, чтобы случайно не проникнуться нуждами и бедами «расходного материала»? Губил, губил мир, согласно плану, потом вдруг решил спасти? Что из навязанных Ромиге видений — правда, что — полуправда, что — полнейшая ложь?