Хохот степей (СИ) - Питкевич Александра "Samum". Страница 59

— Чего хотел, Великий? — не обращая внимания на то, что Хан с тредом терпит такое вопиющее поведение, шаман закинул кусок в рот, едва не сжевав собственные кожаные шнурки, свисающие с головного убора.

— Хочу, чтобы ты решил ту головоломку, что сам придумал, — сердито, едва слышно, прошипел Великий, от чего шаман едва не подавился, кажется, только сейчас заметив, что в шатре сидим мы с Эргетом.

Глава 47

Шаман недовольно фыркал, слушая слова Хана, то и дело поглядывая на нас с Эргетом, словно это мы были виноваты в его нынешних неприятностях.

— И что же? Я совсем не против, чтобы эти двое стали супругами, — отмахнувшись, как от назойливой мухи, дозволил старик-юноша, игнорируя основной смысл слов, прозвучавших в шатре.

— Конечно, ты не против, — медленно, с нажимом настаивал Великий, отыскав в себе еще какие-то крохи терпения. — Но если Галуу не разрешает девушке ехать с Эргетом, не будучи его женой, значит так оно и будет. Но ты говоришь, что МенгеУнэг должна ехать, так как это единственная Серебряная лисица, что удалось отыскать в степи.

— Должна ехать, — кивнул шаман, от чего бубенчики на шнурках звякнули.

— Тогда пожени их, — прямо потребовал Хан. — Сейчас.

— Нет такого закона, что позволил бы без сговора свершить обряд. Пуст ждут, как все. Или ты уже с животом? — мне показалось что из-под кожаных лент, что закрывали сморщенное лицо шамана, в мою сторону сверкнул темный, вороний глаз.

Несколько растерявшись от всеобщего внимания, я быстро покачала головой. Шаман довольно откинулся на подушки, с каким-то торжеством посмотрев на Хана.

— Вот видишь, совсем не нужно торопиться. Через луну поженим их, и все.

— А потом начнутся дожди и холода, и Орда откочует на дальние пастбища, и тогда поход можно отложить до весны, потому, что даже Эргет Салхи не успеет привести Хээрийн, мою зеленоглазую ведьму, в улус вовремя. И тогда все, ради чего мы так торопились, ради чего наши братья отдавали свои жизни, все это опять окажется недостижимо далеко? Нет, Око Небес, ты назовешь МенгеУнэг своей дочерью и поженишь этих двоих до того, как солнце поднимется над степью.

— Это станет тебе дорого, Великий, — с угрозой, недовольно проговорил шаман в ответ, от чего у меня похолодели не только руки, но кажется, затрепетала печень, о местонахождении которой в собственном теле, я никогда до этого не задумывалась.

— Мне есть, что предложить тебе, молодой старик, — спокойно и сдержанно, словно уже принял сложное решение, и больше не намерен об этом думать, решил Хан. Глядя прямо на шамана, что согнув спину дугой, сидел на подушках, Хан добавил: — Я расскажу, где и под какой личиной прячется сестра моего деда, которую ты не можешь отыскать. Уже сколько? Шесть десятков лет?

Ничего не произошло, небо не упало на землю, юрт так и остался на своих опорах, не придавив нас сверху, земля не разверзлась, но мне показалось, что все произошло одновременно. После слов Хана наступила такая оглушительная тишина, что я больше не слышала ни дыхания Эргета ни своего собственного. Ветер за стенами шатра замер, боясь потревожить бунчуки, люди у костров замолкли, словно почувствовав изменение в воздухе. Ставший вязким тяжелым, он с трудом проходил сквозь горло царапаясь и застревая.

И в этой зловещей тишине, раздался хриплый, как карканье ворона, надрывный хохот шамана.

Старик смеялся долго, истерично, словно не мог поверить в сказанное. И только этот звук нарушал тишину, что нависла над степью, разносясь волнами, от которых все вздрагивало внутри.

Поднявшись с подушек, все еще сотрясаясь от хохота, что кажется, гулял по всей Орде, шаман шагнул к Хану, замерев всего в шаге, нагнувшись к самому лицу Великого, так что кожаные шнурки едва ли не касались ханского носа.

— Ты знал? Все это время ты знал, где она скрывается? И не единого раза не обмолвился и словом. Даже когда у тебя не было наследника, не просил о помощи, предлагая мне такую цену. И только сейчас, только сейчас решил сказать? Столько зим минуло, столько дорог исхожено. Духи рыщут по степи, пытаясь отыскать ее след, а ответ был так близко, под самым моим носом?

— Ты оскорбил наш род и обидел духов. За это ты несешь свое наказание, шаман. За гордость и высокомерие. Она же несет свой груз за то, что отобрала у вас обоих жизнь. Вы квиты. И да, я всегда, с того дня, как мой отец посчитал достойным наследником своего сына, знал, где прячется эта вечная девочка.

Шаман отшатнулся, едва не рухнув на подушки. Шнурки взметнулись, открывая на мгновение сморщенное лицо старика, искаженное удивлением и страхом.

— Девочка? Не старуха? — Шаман замер совершенно неподвижно, а затем согнулся пополам, вновь захохотав. В этом смехе было столько презрения к себе, столько боли, что я невольно дернулась, прижавшись к Эргету. — Столько зим…

Смех оборвался внезапно, шаман выпрямился, став выше, крепче, словно разом скинул пару десятков лет. Обведя взглядом присутствующих, он коротко кивнул.

— Я сделаю, как ты хочешь, Хан. Но это будет последнее, что я совершу, как шаман твоего улуса. На этом мои обязательства перед Чоно будут завершены. А ты вернешь мне шанс на смерть. И шанс на жизнь. Идем, моя названная дочь. Тебя следует приготовить к свадьбе.

— Галуу подготовила наряд для МенгеУнэг, — подал голос Эргет, когда я медленно, все еще пребывая в испуге, поднялась на ноги. Только Око Небес, как к нему обращался Хан, вернулся в свое обычное состояние, резко махнув рукой, вынуждая Эргета замолчать.

— Поверь Колючий Ветер, я достаточно давно служу этому роду и моего богатства хватит не только на то, чтобы достойно выдать замуж свою дочь. Пусть и не кровную. Держи, Лисица, и иди за мной, — мне в руки пихнули шаманский посох, от чего тот недовольно звякнул металлическими пластинами на кольце.

Со страхом и трепетом идя вслед за шаманом, понимая, что только что произошло нечто невероятное, я вышла вслед за стариком, стараясь не отставать от быстрых и широких шагов.

Мы прошли мимо костров едва ли не на самую окраину становища. Перед участком, на котором стоял небольшой юрт шамана в землю были воткнуты копья. На каждом из них красовалось по тотему. Какие-то были в виде черепов мелких животных, другие состояли и лент или перьев.

— Оставь своего духа снаружи, — повернув голову, не переступая за границу копий, произнес шаман, — он еще очень мал, для того, чтобы суметь пережить такой путь.

— А? — я глупо открыла рот, не сразу сообразив, что речь идет о Цадахе, что тихо сидел все это время в моей сумке. Едва не уронив шаманский посох, я неловко запустила руку, нащупав внутри котомки мохнатый комок. Тушканчик вопросительно фыркнул, но не стал сопротивляться, когда я вынула его наружу.

— Привет, малыш, — с лаской, которой мне не доводилось слышать от этого странного человека, произнес шаман, протянув свои сморщенные руки с длинными ногтями, и потрепав Цадха между больших ушей. — Подожди нас тут. Будешь хорошим духом, тогда сумеешь вырасти большим-большим. Держи.

Сделав какой-то быстрый пас руками, шаман протянул моему дружку длиную палочку сушеного мяса. Сонно дернув носом, Цадах с жадностью поймал лакомство, тут же впившись острыми зубами в угощение.

— Такого ты еще не пробовал, правда? — шаман вновь поднял голову, посмотрев на меня. Голос, которым ко мне обратился мужчина, стал резким, почти грубым. — Оставь духа тут. И иди за мной. Ничего не трогай, никуда не лезь и молчи. Если вы, женщины, хоть иногда в состоянии это сделать.

Опустив Цадаха на землю у одного из копий, что очерчивали невидимую границу владений шамана, едва вновь не выронив посох, я почувствовала, как спина покрывается холодным потом от страха. Если моему маленькому духу туда нельзя, так может и мне не стоит? Но спрашивать шамана казалось еще страшнее, чем выполнять его странные, пугающие и непонятные приказы.

— Ну? Долго ты еще там копошиться будешь? — хрипло, совсем по старчески, одернул меня шаман, заставив подскочить. — Иди за мной.