И жили они долго и счастливо (СИ) - Дмитриевна Алёна. Страница 5
Василиса миновала сводчатые потолки главного входа, вышла в коридор, эхом подхвативший ее шаги, и остановилась у лестницы. В небольшой каморке под ней горел свет. Данила — высокий, светловолосый, кудрявый, но вечно хмурый и словно вытесанный из горной руды, что сильно портило все его привлекательные черты, был на месте, и когда Василиса постучала и вошла, оторвался от работы и взял полотенце, чтобы вытереть руки. Василисе как-то довелось прикоснуться к его руке, она была холодна и тверда словно камень.
— Утра доброго, — без всякой улыбки поприветствовал он.
— И тебе, — отозвалась Василиса. — Про гостей ночных слыхал?
— Это про тех, которых Кощей со своим псом спеленутыми доставил? — усмехнулся мастер.
Василиса поморщилась. Она не то чтобы не любила пса, призываемого огнивом, скорее старалась не иметь с ним дел. Пес охотно или во всяком случае без явного нежелания служил ее мужу, но на нее смотрел исподлобья, и она старалась не приближаться к нему без надобности, а что использовать его как транспортное средство было плохой идеей, она понимала еще до того, как ей пришлось вчера убедиться в этом лично.
— Про них самых. Ночью тихо было? Что Баюн?
— Серчает начальник. Был у него с утра, опять стол полировать заставляет. Еще немного, и от столешницы ничего не останется. А ты сейчас к нему?
— Надеюсь, до обеда не свидимся.
— Это правильно. Пускай успокоится немного. Что там за дети-то?
— Ничего криминального мы не нашли. Сегодня иду беседовать. Дети как дети, разве что колдуны.
— А я слышал, девчонка наложила отпугивающую сеть почти на все болото.
— Все-то ты, Данила, слышишь.
Данила пожал могучими плечами, мол, кричать меньше надо.
Василиса улыбнулась в ответ, и Данила вернулся к работе. Она вышла из каморки, закрыла за собой дверь и с тоской посмотрела на нее. Василиса никогда не строила иллюзий по поводу того, во что могла бы превратиться ее жизнь в этом мире. Тишина и одиночество. Работа и закрытая дверь. Наверное, именно поэтому она и заходила поздороваться с Данилой каждое утро. Чтобы он не забыл, как разговаривать с людьми, не чувствовал себя совсем одиноким. Хотя, возможно, он просто смирился с ее визитами и по какой-то причине не хотел ее обижать.
По облупившимся бетонным ступенькам Василиса дошла до второго этажа и там открыла свой кабинет, располагавшийся рядом с лестницей. На двери висела табличка: «В.П. Кощеева, специалист по адаптации», а ниже были обозначены часы приема: по вторникам и четвергам с двух до шести.
В конторе Василиса действительно значилась как специалист по адаптации, помогала заблудшим из Тридевятого мира приспособиться к жизни в этой реальности, но на самом деле она служила Баюну чем-то вроде разнорабочего: где заместителем, где секретарем, частично принимала на себя полевую работу. Впрочем, отвертеться от полевой работы еще никому не удавалось, даже Кощею, хотя Василиса понятия не имела, как Баюн его заставил. Но действующих магов при Конторе было раз, два и обчелся, и основной их костяк входил в отряд Сокола, а нелегалов с той стороны становилось все больше и больше. Про контрабанду волшебных предметов и говорить было нечего. Отдел Сокола и так был завален работой, поэтому то, что можно было отнести к легким правонарушениям, доставалось подчиненным Баюна. К тому же Баюн крайне увлеченно подходил к вопросу делегирования полномочий, так что два раза в неделю Василиса принимала посетителей, желающих пожаловаться на жизнь и на сложности, возникающие в этом мире, еще два раза читала лекции для проходящих курс адаптации, а в остальное время всячески помогала Баюну руководить этим бедламом: разбирала отчеты, писала отчеты, следила за соблюдением многочисленных бюрократических правил, установленных Лебедью. Официальная часть работы ей нравилась, с неофициальной приходилось мириться. С недовольными у Баюна разговор был короткий. Впрочем, Баюн не был плохим руководителем, и когда приходилось принимать реальные удары, первым кидался на амбразуру и прикрывал их всех.
В маленьком кабинете помещались стол, Василисино кресло, кресло для посетителей и небольшой сейф, за которым схоронилась вешалка. На подоконнике примостились заварник и чайник, тут же лежала открытая упаковка печенья. За деревянными окнами, выкрашенными давно потрескавшейся белой краской, шумели березы. Василиса сдвинула печенье в сторону, открыла одну створку и поглубже вдохнула запах лета.
Нужно было приниматься за работу.
Девушку звали Агатой, мальчика Демьяном. Об этом поведал последний. Детей пристроили в общежитие, ночью им дали как следует выспаться, а с утра Елена, не особо церемонясь и не брезгуя прибегать к магии, отмыла и накормила их, и сейчас они сидели перед Василисой насупившиеся, всем своим видом изображая праведное негодование, но во всяком случае не пытались нападать. Демьяна удалось разговорить, и теперь после каждой фразы он нервно косился на сестру, видимо боясь, что она снова может попытаться причинить себе вред. Но Агата не пыталась. Она просто застыла в кресле и не реагировала ни на какие вопросы.
— Ей все равно нельзя говорить, — буркнул Демьян. — Она дала обет молчания, и лучше его не нарушать.
— Добровольно дала? — спросила Василиса.
Обет молчания был серьезной магической практикой, и прервать его как правило означало накликать большую беду. Демьян кивнул.
— Да, только я не могу рассказать зачем.
Василиса подавила вздох. Весь их разговор примерно так и складывался: Демьян преподносил ей очередную невнятную порцию информации, а потом отказывался давать пояснения.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли.
— Ух ты! — восторженно выдохнул мальчик, разглядывая Конька-горбунька.
— Пялиться некрасиво, — мрачно произнесло волшебное создание, пристроило попу в кресло, подперло голову копытом и хмуро поинтересовалось у Василисы. — И что, сама не могла справиться?
— Знакомьтесь, дети, — представила его Василиса, — это Конек-горбунок. Он задаст вам несколько вопросов, хорошо?
— Ничего я задавать не буду, — возразил Горбунок. — Баюн сказал присмотреть, а начальство надо слушаться.
— А мы Баюна видели, — подал голос отошедший от чрезмерного восторга Демьян. — Такой большой котик. Это какая-то особая порода, да? Мейкун-переросток?
— А ты ж откуда про мейкунов знаешь? — все-таки поинтересовался Горбунок.
— У бабушки нашей такой жил. Он добрый был, ласковый, лизаться любил и лапы на меня складывать, — наконец-то с готовностью поведал Демьян, но тут же замолчал, увидев, что Агата уронила лицо на руки. — Да ладно тебе, — прошептал он, обращаясь к сестре, — это ж ничего.
Та помотала головой. Выглядела она обреченно.
— Как вы попали к ведьме? — осторожно поинтересовалась Василиса.
Демьян вопросительно посмотрел на Агату, но та не подавала никаких знаков.
— Откуда сбежали? — прямо спросил Горбунок.
Демьян замялся, тронул сестру за руку. Та пожала плечами.
— Из детдома мы сбежали, — прошептал мальчик. — Нас обещали не разлучать, а потом меня в больницу отправили, а Агату в другой город. Она меня нашла. Нас, детей, на прогулку выводили, вот мы с ней и убежали, пока за мной никто не следил. Бабушка всегда говорила, коли ее не станет, идти в лес и там просить защиты. Мы так и сделали.
Василиса мысленно сделала себе пометку разузнать все про бабушку и задала следующий вопрос:
— И вы встретили там ведьму?
— Ага. Она добрая. Сказала, что ей помощники нужны, и что Агата сильная ведьма, что она ее учить будет. А меня учить не захотела. Агата сказала, что это хорошее место, а Агафья Егоровна нас не обижает, кормит хорошо, и тепло в избе, и мы все время вместе. Агафья Егоровна говорит, что когда мне исполнится восемнадцать, мы сможем вернуться обратно в город, и никто нас уже не тронет.
Демьян внезапно погрустнел и принялся ковырять пальцем подлокотник кресла. Агата накрыла его ладонь своей, сжала и ободряюще улыбнулась.