Мой зверь безжалостный и нежный (СИ) - Шолохова Елена. Страница 3

Ромка с чувством, как оперный певец на длинной ноте, протянул руку к блестящему чёрному мерседесу. В автомобилях я смыслю ничтожно мало, но даже мне было видно, что это очень дорогая машина.

— Понятно. Ну ты закончил уже? Идём домой?

— Да, закончил, — отмахнулся Ромка от моего вопроса и продолжил вдохновенно: — S-класс, между прочим. Люкс. И практически нулёвый. А движок какой! А в салоне вообще красота. Шикарная тачка. Ну, погляди, Мариш…

— Да, просто бомба, — согласилась я. — Пошли домой?

— А какой у неё разгон! Зверь просто! И какой при этом плавный ход! Я бы жил в ней, чесслово.

— А я сегодня пять по педагогике получила. Последний экзамен. Закрыла сессию, между прочим, всю на отлично.

— Поздравляю, ты у меня вообще умница! Поехали прокатимся?

— Ты с ума сошёл?! — поперхнулась я.

— Почему? — не понял Ромка.

— Потому что это безумие — кататься на чужих машинах.

— Да нет же!

— Точно, нет, это не безумие. Это уголовное преступление. Называется — угон. Говорят, до пяти лет дают. Ром, ты нормальный? Мне не верится, что мы вообще это обсуждаем…

— Мариш, — хохотнул Ромка. — Ты что? Это же совсем другое! Михалыч сам сказал, мол, сделаешь всё — можешь обкатать, ну типа проверить, как да что…

— Разве так можно? — засомневалась я.

Я мало интересовалась Ромкиной работой, то есть вообще никак. И ровным счётом ничего в ней не понимала. По идее, он мог бы мне плести что угодно — откуда я знаю, так это или не так. Вот только его лихорадочно горящие глаза вызывали у меня смутные подозрения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Конечно! — уверенно воскликнул он. — А как иначе-то? Надо послушать, как движок на ходу работает. Надо подружить его с аппаратурой и коробкой. Другого-то способа нет.

Ромка был так возбужден, что чуть ли на месте не подпрыгивал.

— А что, просто так, без этого, не послушать? Не подружить?

— Это не то! Пойми ты, я дофига времени на эту тачку ухлопал… И там такие серьёзные люди… Если что не так будет, приедут разбираться — мало не покажется. Пойми же, мне надо… Надо мне!

— Хорошо, а до утра не подождёт? Ну очень поздно же.

— Да надо-то всего круг сделать по Юбилейному. Долго, что ли?

— Вот завтра утром и сделаешь. А сейчас пошли домой.

5

— Всегда ты так, — сразу же сник Ромка.

Ой нет, он даже разобиделся. Рывками начал сдёргивать с себя спецовку, затем комбинезон. Рабочую футболку швырнул в сторону как гранату во врага. А когда натягивал джинсы, вообще отвернул вбок лицо, полное трагизма. Нахмурился, губы поджал, ноздри раздул.

— Ром, ну что ты как маленький, ей-богу, — с укоризной произнесла я. — Обиделся… На что? Правда ведь уже поздно.

— Да ты не понимаешь! Мне надо проверить, всё ли в порядке. Утром уже за ней приедут хозяева. Нет, можно и с утра. Но кто будет проверять? Пацаны, а не я. Потому что мне Михалыч сказал прийти завтра к обеду. Разрешил отоспаться за то, что я допоздна тут возился. И когда ещё у меня будет шанс прокатиться на такой тачке? Да никогда! Я же не угнать её собрался, а обкатать! И протестировать. А ты…

Ромка так на меня посмотрел, словно он собрался в небо, а я ему крылья обломала.

— Ну, ночь же, — сказала я уже мягче. — А если с машиной что-нибудь случится? У вас тут даже фонари вон не светят. Темнота такая.

— А фары на что? И что вообще может случиться?

— Не знаю… ну, авария или сломается что-нибудь, мало ли.

— Какая авария, Мариш? Сама же сказала — ночь. Дороги пустые. И ничего она не сломается. Ты кем меня считаешь? Я машины чиню, а не ломаю.

Я молчала.

— Ну? — Ромка посмотрел на меня, как голодный щенок, у которого из-под носа увели косточку.

— Ладно, — нехотя, с тяжёлым сердцем, уступила я.

Ромка, хохотнув, порывисто кинулся ко мне, подхватил на руки, крутанул. Потом бережно поставил на цементный пол и даже стряхнул с плеча невидимую пылинку.

— Ну что, красивая, поехали кататься? — Ромка галантно распахнул передо мной дверцу мерседеса.

— Ром, один круг и домой, да?

— Конечно! — Он вразвалочку обогнул капот.

Боже, у него даже походка изменилась. Так, наверное, по его представлению, ходят хозяева дорогих тачек. Как ещё пальцы веером не растопырил. Я, не удержавшись, хмыкнула. Всё-таки эти парни как дети малые. Но Ромка в ответ лишь счастливо улыбнулся, усаживаясь рядом на водительское место.

— Эх, прокачу! — залихватски выпалил он, подмигнув мне.

— Ну уж нет. Давай как-нибудь без эх.

— Мариш, ты свой пед ещё не закончила, а уже училка до мозга костей.

— Ах, училка? В таком случае давай-ка, Чичерин, сюда дневник, двойка тебе за поведение.

Ромка засмеялся, положил тёплую шершавую ладонь мне на колено, огладил. Затем рука его поползла вверх по бедру настолько, насколько позволяла узкая джинсовая юбка.

— Марина Владимировна, вы сегодня такая строгая и такая м-м-м… — Он многозначительно улыбнулся, не договорив. Только причмокнул языком. Взгляд его слегка затуманился. Он посмотрел на приборную панель, словно решая, ехать или заняться чем-то поинтереснее. Потом всё же завёл мотор.

Ночные дороги и правда были пустынны. Лишь изредка проносились навстречу одинокие машины. Впрочем, что удивляться — спальный район.

Ромка включил радио.

— Не люблю шансон, — поморщилась я, услышав уже надоевший до икоты «Владимирский Централ».

Ромка как раз один шансон и уважал, но уступил — поймал Европу Плюс.

— Как тихо падал дождь вчера, он знал, что ты придёшь вчера… — подпевала я Алсу, расслабившись.

В этом действительно была волнующая смесь безумия и романтики — ночь, огни, дорога и больше никого. Ну, почти никого.

Ромка съехал с Юбилейного кольца, а я даже не заметила. Опомнилась, когда мы подпрыгнули на какой-то кочке.

— Ты куда нас завёз? — всполошилась я. — Ты же сказал один круг!

Машина, тихо урча, ползла вверх по серпантину. Жёлтый свет фар выхватывал кустарники, росшие вдоль обочины.

— Тшш, не кипишуй. Это ж Пик Любви. Постоим немного, полюбуемся ночным городом и домой.

Мне его затея категорически не нравилась, но на моё ворчание он только отшучивался.

— Ром, ты в дурачка, что ли, превратился? Ну, куда ты попёрся? Какой Пик Любви? Почти час ночи! Дорога тут вся убитая…

И точно под днищем что-то противно проскрежетало.

— Да мы почти уже на месте.

Наконец мы выехали на более-менее ровное плато и остановились.

— Пойдём? — позвал Ромка. — Пять минут постоим и назад, домой.

Вот что с ним делать, с дураком? Я даже злиться как следует на него не умею.

Почему этот высоченный лысый холм на окраине города назвали так романтично — я не знаю, но вид с него действительно открывался бесподобный. Как будто далеко-далеко внизу распростерлось море, сотканное из миллиона мерцающих огней. Это так красиво, что дух захватывает.

Только вот холодно тут. Обдувает со всех сторон. Я зябко поёжилась, и Ромка, обняв, прижал меня к себе.

— Замёрзла? Сейчас в машине согреемся.

От Ромки пахло машинным маслом, резиной, потом, табаком.

— Знаешь я что подумал? А давай поженимся в августе? А свадьбу сыграем у моих?

Ромкины родители жили в деревне, недалеко от города, буквально в паре часов на электричке, но всё равно я с трудом представляла себя невестой на деревенской свадьбе.

— Ром, ну куда нам торопиться?

— А чего тянуть? Хорошо же нам. А в августе жениться — верное дело. Считай, всё своё, с огорода. Батя самогона нагонит…

— Давай я хотя бы институт закончу?

— А в чём проблема? Поженимся летом, поменяешь документы и учись себе дальше.

— В смысле, поменяю документы?

— Ну ты же мою фамилию возьмёшь.

— И стану Чичей? Ну нет. Я лучше останусь Филатовой.

— Да кто тебя так будет… — начал Ромка и, повернувшись в сторону дороги, резко осёкся. Тут же крепко выругнулся и, расцепив объятья, рванул к машине.