Воитель (ЛП) - Дуглас Кристина. Страница 50

— Страх может быть хорошим, — упрямо сказал он.

Я протянула руку и поманила его.

— Не в этот раз.

— Нет.

Он не сдвинулся с места, и часть моего счастья померкла. Его воля была слишком сильна, её не могли сломить ни уловки Уриэля, ни мои сомнительные чары.

— Я не могу прочитать тебя здесь, — сказал он, — но догадываюсь. Ты думаешь, что я могу сопротивляться тебе, даже несмотря на все искушения, которые витают в воздухе, потому что на самом деле не хочу тебя. И ты ошибаешься.

— Есть ещё одна причина, по которой ты можешь сопротивляться мне?

Он покачал головой.

— Нет. К чёрту волшебную атмосферу, эйфорию и то, как она может лишить здравого смысла. Я могу бороться с этим, — он подошёл ближе.

Я просто смотрела на него, ожидая смертельного удара и надеясь, что здесь, в стране счастья, это не будет слишком больно.

— Единственное, с чем я не могу бороться, — сказал он, становясь ещё ближе, так близко, что я могла смотреть в его обсидиановые глаза и видеть своё отражение там, маленькое и уязвимое, — это как сильно я хочу тебя.

Затем он поцеловал меня, только его губы касались моих. Мои руки он удерживал по бокам. Я сделала то же самое, позволяя только нашим губам сливаться, пробуя его и открывая рот, когда его язык прижался к моим губам, чувствуя скольжение его языка. Мои ноги дрожали, слабели. Именно тогда он поймал меня, притянул к себе, но его поцелуи были медленными и ленивыми, как будто у нас было всё время в мире.

— А что на земле? — прошептал он.

— Зефир. Очень мягкий.

— Подушечки или пух?

— Измельчённые и высушенные.

— Хорошо.

Он потянул меня вниз на мягкое ложе, и рукой собственнически обхватил моё бедро. Именно там, где его татуировка запечатлелась глубоко на моей коже. Ещё одна волна желания прокатила по моему телу. Я хотела, чтобы на мне была его метка. Я чувствовала силу, связь между нами и упивалась этой мыслью.

Я могла бы делать это вечно, дрейфовать в этом сне о сексуальности. Яркие краски, эйфория, запах шоколада стёрли все сомнения, которые у меня должны были быть, и я отпустила последние следы мудрости, отдаваясь его рту, его рукам. Он держал меня, ласково касаясь губами моего лица, покрывая поцелуями веки, шею, впадинку на шее. Мне не нужно было видеть его прекрасные руки, чтобы представить их, когда он отодвигал девственную блузку в сторону, а затем, о боже, он целовал мою грудь, и я собиралась кончить просто от его губ на мне. Он творил вещи, которые я не могла себе представить, посасывая, а затем дуя прохладным воздухом, используя зубы, даже клыки, и ощущение было шокирующим, когда крошечные оргазмы дразнили меня. Я требовательно дёргала ногами, но он просто гладил моё тело, словно успокаивая норовистую лошадь, пока вопящее желание не превратилось в вибрирующую потребность, и он тихо рассмеялся.

— Мы не можем сделать это здесь, — сказал он. — Слишком много невинности.

Я удивлённо посмотрела на него.

— Мы не можем?

Он покачал головой.

— Просто ещё один трюк Уриэля. Либо у тебя вырастет стальная девственная плева, либо моя эрекция сразу исчезнет. Но я могу сделать это…

Он медленно погладил меня, и мне захотелось замурлыкать от восторга.

— Я люблю тебя, — радостно сказала я.

Я знала, что он оцепенеет от моих бесхитростных слов, но мне было всё равно.

Он склонился надо мной, ярко раскрашенное небо было у него за спиной.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал он, прижимаясь губами к моим. — Но как только мы выберемся отсюда, я буду отрицать, что когда-либо говорил это.

— Всё в порядке, — спокойно сказала я. — Просто скажи мне сейчас, чтобы я могла насладиться.

Он снова рассмеялся, и в его смехе не было насмешливого оттенка.

— Я влюблён в тебя, Виктория Беллона, Богиня Войны, экстраординарная заноза в заднице, обладательница молний, истребительница добрых намерений и ангелов-хранителей. Я пытался бороться с этим, я не умею любить, но это слишком сильно. Как только мы уйдём отсюда, я скажу тебе, что тебе это показалось, но я устал бороться со всем, особенно с самим собой. Я люблю тебя, как бы ты меня ни раздражала.

Это было прекрасно, подумала я счастливо, а он тем временем продолжал рукой рисовать круговые узоры на моём животе. Конечно, это была эйфория. Ничего из этого он не имел в виду. Но я могла притворяться, и его предостережение делало это более правдоподобным. Внезапная мысль поразила меня.

— Ты говоришь мне это не потому, что я загнала тебя в угол?

— Нет.

— Это не потому, что я умру от какой-то трагической, прекрасной болезни, а ты хочешь сделать мои последние недели счастливыми? — он неловко дёрнулся, что показалось мне странным, но я продолжала: — Нет, это не Архангел Михаил. Если я умру, он будет практичен и пойдёт дальше. Он не станет тратить время на безнадёжное дело.

— Ты забываешь, — сказал он почти мечтательным голосом, следя глазами за своей рукой, поглаживая, лаская. — Моя работа и есть безнадёжные дела.

— Я думала, что это по части Святого Иуды.

— Не будь придирчивой, — он скользнул рукой по моему подбородку, и я подняла взгляд на его тёмные-тёмные глаза, а он медленно провёл большим пальцем по моим губам. — Нам нужно идти. Мы должны вернуться в Шеол. Терон, возможно, и солгал о битве, но в одном он был прав. Мы не знаем, сколько времени прошло, и, если Уриэль хочет что-то сказать по этому поводу, наше время истекает.

Я улыбнулась ему, готовая сделать всё, что он пожелает. Не имело значения, если какое-то далёкое, критическое "я" знало, что я веду себя как идиотка. Ничто не имело значения, кроме того, что сейчас эйфория шептала мне, что он любит меня. Я позволила ему поднять меня на ноги, не обращая внимания на слабость в коленях.

— Может ли здешняя магия сделать тебя милым? — спросила я, позволив себе лишь намёк на беспокойство.

Он криво усмехнулся.

— Это не магия. Это гнев Божий. Кроме того, я могу быть милым. Когда захочу, — он положил свою руку на мою, удерживая меня рядом с собой. — Мы должны продолжать двигаться.

— Я готова. Если ты будешь разговаривать со мной.

В его глазах бушевала битва, которую он уже проиграл.

— Я поговорю с тобой, — сказал он.

— Хорошо, — я прижалась к нему всем телом, наслаждаясь его теплом. — Тогда расскажи, что ты от меня скрываешь.

* * *

АРХАНГЕЛ МИХАИЛ ПОСМОТРЕЛ НА ЖЕНЩИНУ РЯДОМ С НИМ, так удобно устроившуюся в его руке, как будто она принадлежала ему. Самое ужасное, что она действительно принадлежала ему. Она идеально подходила, и ему захотелось заключить её в объятия и опуститься на зефирную траву. Он пошёл, таща её за собой, борясь с потребностью открыться ей, с ужасным желанием открыть свою душу всему, что она хотела знать.

Несмотря ни на что, он не скажет ей, что она умрёт. Ничто не заставит его пойти на это. Его пытали, он прошёл через все виды ада, какие только смогли придумать Уриэль и человечество, и он не сломался. Он не сломается ради неё.

Он поцеловал её в губы, моля Бога, чтобы они оказались в любом другом из коварных миров Уриэля. Мир, где его не одолевала бы потребность любить её, мир, где он мог просто прижать её к стене и раствориться в её плоти, пока она будет разлетаться вдребезги вокруг него. Но это была одна из игр Уриэля, и он должен был заставить её двигаться.

— Нет, — сказал он. — Мы ведь не хотим говорить о прошлом, правда?

— Ты прав, — сказала она радостно, и он бы упивался её послушанием, если бы не знал, что это не настоящая Виктория Беллона.

Тори будет спорить обо всём, сводить его с ума. Это была одна из тех черт, которые он любил в ней, даже когда хотел свернуть ей шею. За всю свою жизнь он не помнил никого, кто смог бы прорваться сквозь его контроль. Смог разозлить его, заставить почувствовать. Он ненавидел её за это. Он любил её за это. И будь проклят этот мир за то, что он заставил его любить.