Изменить будущее (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 29
– Э-э-э… – Сказал я. – Меня сейчас арестуют за порнографию. Я же в коротких шортах.
Она скользнула одной рукой между нами, и я вынужден был прижаться к ней ещё ближе, чтобы не осрамиться. Так и стояли обнявшись, пока я не "придушил" свои рецепторы.
Декабрь в Мельбурне один из самых жарких месяцев в году, и мы целыми днями пропадали на пляже Алтона, установив там палатку. Вода в Тасмановом море особо тёплой никогда не бывает и мы спасались в нём от жары плавая в маске с трубкой и ластах. Мы вступили в "клуб любителей рыбной ловли" и охотились с острогами на небольших местных рыбешек.
– Отличная у тебя маман, – как-то сказала Элли. – С ней удивительно легко. И вы с ней… совсем по-дружески. Мои предки не такие. Столько шума устроили, когда я уезжала.
– Да, Джессика современная. У нас в Австралии немного попроще. Родители не так сильно опекают детей. Мы с парнями уходили в разведку уже с двенадцати лет. У нас тут места… В основном все живут у моря, а чуть дальше от побережья места дикие. И сухие.
– Мне тут нравится, – сказала Элли.
– Оставайся, – сказал я.
– Да ну тебя, – ответила девушка. – Папа открутит тебе голову. Мне ещё колледж заканчивать.
– И папа сказал, что если… – она прошептала, – если любит, сам приедет в Англию.
Она побагровела от стыда. Любит не любит… Мы на эти темы не говорили. Не принято было у молодёжи в Англии.
– Он прав, конечно, в какой-то степени. И я приеду к нему. Обязательно. Вот сейчас нагуляем ребёночка… И приеду.
– Дурак! Дурак! Дурак! – Закричала она и бросилась в воду.
Я побежал за ней. Течения тут не предсказуемые. Только ты приноровился, пошёл отлив, и течение ускорилось. В основном от берега.
– Элли! – Крикнул я. – Стой!
Я догнал её у воды. Отлив ушёл и оголил песчаный берег.
– Стой, дурёха. Ты когда заканчиваешь колледж? – Спросил я.
– Летом, – сказала она.
– У нас уже лето, – сказал я, дурашливо покачивая головой.
– Ну, это… – Она заморгала ресницами. – В июне.
– Вот что, Евграфыч, ты мне не вы… не выёкбывайся, а ПТП по "фину" выдай…Ну и что что это шестьдесят четвёртый год…Тем более… Вы тогда всё писали в четыре руки…Период? Евграфыч, я же тебе всё прописал в запросе… И подпись и печать, млять, личную поставил. Я ж когда сам приду… Ты какого года рождения? Ноль пятого? Всё, млять, иду к тебе в подвал. Жди. Я моложе. Да, и всё со словами: "конвергенция", "сближение".
Ивашутин поднял своих контрразведчиков по теме "фина" – Куусинена Отто Вильгельмовича, но ещё не знал, что "фин" имел иной псевдоним и в совершенно иных кругах.
Через сутки у Петра Ивановича на столе лежало несколько досье.
Ивашутин пролистал две трети первой папки, на обложке которой значилось слово "Сближение", и вдруг увидел следующее высказывание Куусинена:
"… сближение крупного и мощного субъекта со странами запада невозможно. Необходимо целенаправленно ослабить государство в глазах "партнёров", для чего желательно раздробить СССР минимум на десять частей. Автономизация необходима ещё и для того, чтобы сбросить, тянущий на восток балласт азиатских республик, отягощённый коррупцией и семейно-тейповыми отношениями".
Дочитав все папки до конца, Пётр Иванович посмотрел на стопку листов с выписками и закрыл лицо руками.
– А дела-то совсем дрянные, – прошептал он и набрал телефон начальника СВР.
– Слушаю, Пётр Иванович…
– Надо поболтать, Юра.
Встречи руководства ГРУ и СВР проходили часто и звонки между ними редкостью не слыли, потому Ивашутин не "шифровался".
– Смогу только в обед. Напряжённый день… Может пообедаем у меня?
– Отлично. У тебя во сколько обед?
– В тринадцать.
– В тринадцать я у тебя, накрывай поляну, – деланно пошутил начальник ГРУ. На самом деле ему было ох, как не до шуток…
– … и дело Рашидовское инициированно Андроповым только с целью посеять рознь и разрушить связи СССР.
Ивашутин откинулся в кресле и поднял глаза на начальника СВР. До этого он то хмурился, рассказывая и зачитывая свои записи, то стыдливо смотрел в пол, то в сторону. Он, чекист с тридцатилетним стажем, командир СМЕРШа и контрразведки НКВД и КГБ, не мог смотреть собеседнику прямо в глаза, словно это лично он подвёл страну к краху.
Хотя, доля его вины безусловно имелась. Ведь это же он проглядел врагов народа и Советского государства и позволил под видом международных центров и институтов пропагандировать и навязывать чуждый образ экономических и межличностных отношений. Один только "подотдел информации" Международного отдела ЦК КПСС при Институтае мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР, сотрудниками которого стали: Арбатов, Бовин (будущий ведущий "Международной панорамы" и посол в Израиле), Шахназаров и Загладин (будущие помощники Горбачёва), Богомолов (будущий директор Института экономики мировой социалистической системы АН СССР), Бурлацкий (будущий главред "Литературной газеты").
О том, кем станут вышеперечисленные лица, Ивашутин, конечно, не знал, но то на какую линию "партии и правительства" выворачивают данные советники, он понял.
Этот "мозговой центр" по ползучей подготовке смены курса в прозападную сторону, по недопущению перевода внутренней и внешней политики на национальные рельсы в 1984 году уже разогнался, как паровоз с горы.
Мало того, КГБ негласно поддерживало ярых антисоветчиков-десидентов и высылало действительно конструктивных государственников, искренне радеющих за державу и протестующих против единения с западом.
– Ты помнишь, Юра, как нам поплохело после двадцатого съезда? – Спросил Ивашутин. – Как мы разосрались с Китаем и что мы имеем с ним сейчас?
– Я был там, я знаю, – спокойно ответил Дроздов.
Он несколько спокойней переживал разговор. Ивашутин же, на его взгляд, излишне горячился. Юрий Иванович тоже даром времени не терял и собрал похожее досье, но, как говориться, "по низам". Он поднял папки "коминтерна", и ему сразу всё с стало ясно.
Подрывная роль Куусенена, для того, кто понимал, что это не заигрывание с "западом", а реальная работа на подрыв социалистического строя и социалистического лагеря, становилась видна с первых страниц досье. Ведь, как говориться: "По делам узнаешь их". Или, как там правильно?
– Надо думать, как не допустить избрания Горбачёва генсеком, – сказал Юрий Иванович.
– По-твоему, кто кандидат вместо него? – Спросил Пётр Иванович.
– Не, по-моему, а по-Брежневски ещё… Романов. Его опустили, конечно, мнимой разбитой вазой и свадьбой дочери в Таврическом, но товарищи уже во всём разобрались и пленум должен пройти в его пользу.
– Согласен. Я прокачал политбюро… Юра и "фин" постарались и ввели своих и относительно лояльных… По большому счёту, только Кунаев, Щербицкий и сам Романов будут против Горбачёва. Но это если они вообще попадут на политбюро. Их банально могут не оповестить о смерти Черненко вовремя.
– Ну с этим-то сейчас проще, – усмехнулся Дроздов.
– Это только так кажется, что проще. Как их держать рядом? Сообщить о дате смерти заранее?! – Ивашутин усмехнулся. – Да и расслабленные они… Романов… Ему гарантировали, что именно его изберут следующим. И он верит…
– Надо сообщить ему, что дни Черненко сочтены, что он умирает, и отойти может в любой момент, а Горбачёва прочат на генсека.
– И кто это скажет? – Спросил Пётр Иванович.
– Романов сейчас обложен, как медведь в берлоге. И советниками, что в уши дуют, и лжеврачами, и нашими ребятами, контролирующими каждый его вздох и чих. Если рядом проявимся я, или вы дело рухнет. Я вообще подозреваю, что смерть Черненко может наступить в любое, удобное "им" время.